Второй шанс (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Мелодия напоминала какую-нибудь канцону эпохи Возрождения, соответственно и текст я сочинял с оглядкой на романтическую чушь того времени, не пытаясь добраться до высот Анри Волхонского[35]. Ну а что, непритязательная вещица, но на слух ложится приятно.

Хм, а если к акустической гитаре ещё и скрипочку фоном добавить? Тем более что Валентин в музыкальной школе её как раз освоил, да и дома у него я заметил скрипичный футляр, в котором по идее должен находиться инструмент. Басист, послушав моё сольное исполнение этой песни в начале четверговой записи, одобрительно покивал:

– А что, скрипка будет в самый раз. Могу даже сейчас домой сбегать.

– Не нужно гнать лошадей, всё равно за один день альбом не запишем. Оставим эту вещь на потом, как вернусь из Куйбышева.

В четверг мы записали всего три песни – или целых три, как посмотреть: «Одна», «Созвездие Пса» и «Незнакомка». За неимением нормальной студии писать пришлось, подключив магнитофон к «Трембите». На всё про всё ушло почти два с половиной часа, прежде чем полученный результат меня более-менее удовлетворил.

В субботу в 9.30 утра мы с Валерием Анатольевичем Храбсковым заняли свои места в плацкартном вагоне поезда «Анапа-Пенза-Куйбышев». Вся делегация насчитывала семнадцать человек, учитывая победителей первенства области и по личному тренеру в придачу. Руководил делегацией в поездке президент федерации бокса Пензенской области Алексей Николаевич Пчелинцев, он же заведовал кассой, то есть выделенной областным спорткомитетом суммой командировочных.

В дорогу мама собрала мне целую сумку, включая половину жареной курицы, пяток варёных яиц, кусок порезанного сала и полбуханки также нарезанного чёрного хлеба. В отдельном пакете лежали два десятка печёных в нашей коммунальной духовке пирожков с капустой и яйцом. Я отказывался до последнего, напоминая, что в Куйбышеве мы будем 7 часов спустя, после чего нас сразу заселят в гостиницу, где обеспечат трёхразовым питанием, но мама была непреклонна. Впрочем, не только моя, в вагоне, куда заселилась наша делегация, почти у всех оказались с собой аналогичные дорожные наборы.

А ещё в моей сумке лежал маленький плюшевый олимпийский мишка – символ будущей Олимпиады в Москве. Мне его подарила Инга, на удачу, как талисман. То-то вчера, после репетиции, где она была моей гостьей, по пути домой интересовалась, во сколько у меня в субботу поезд. Оказывается, решила проводить. Признаться, мне было очень приятно, когда на прощание, не стесняясь ни тренеров, ни юных боксёров, перед посадкой в вагон она не только подарила мишку, но и вот так запросто поцеловала меня в щёку, отчего я малость засмущался, как кисейная барышня.

По приезду в Куйбышев нас поселили в гостинице «Советской», на улице 22-го партсъезда. Членам пензенской делегации выделили двухместные номера на последнем, пятом этаже, соответственно, мы с Анатольичем остановились в одном номере. Только руководитель делегации заселился в одноместный, тут уж по статусу положено.

Соревнования проходили в безымянном Дворце спорта и были рассчитаны на неделю: предварительные бои в понедельник и вторник, 1/8 финала в среду, четвертьфиналы в пятницу, полуфиналы в субботу, а финалы в воскресенье. Утром мы отправились смотреть площадку будущих выступлений. На входе нас встретила афиша соревнований – красные буквы на белом фоне. Дворец спорта на 5 тысяч зрителей обычно принимал ледовые соревнования, но легко трансформировался в концертную площадку, а в данном случае спортивную площадку с рингом посередине, над которым парила осветительная конструкция. По ходу дела узнал, что в 1967 году здесь выступал Высоцкий, причем первый секретарь обкома КПСС сначала не разрешал проводить концерт, но, послушав песню Высоцкого про войну из фильма «Вертикаль», проникся и дал добро. А на концерт набилось аж семь тысяч зрителей, люди разве что на люстрах не висели.

Самое главное – ознакомились со списком пар на предварительном этапе. По жребию мне выпало боксировать с представителем Иркутска, перворазрядником, фамилия которого мне ни о чём не говорила. Обратно в гостиницу я решил прогуляться пешком, благо что тренер был не против. Заглянул на длиннющую набережную Волги, после чего нашёл газетный кисок и купил два конверта. Можно было их приобрести и в Пензе, но лучше уж перебдеть. Мало ли, вдруг по конверту получится определить, в каком городе он приобретён?

Тексты писем в МВД и КГБ левой рукой и печатными буквами, дабы запутать тех, кто решит отыскать автора этих строк, я написал ещё дома, предварительно заклеив подушечки пальцев кусочками лейкопластыря, и теперь эти два листочка оставалось лишь запечатать в конверты. Сейчас я также заранее наклеил маленькие кусочки лейкопластыря, ещё перед покупкой конвертов, не рискуя оставлять отпечатков пальцев и на конверте. Писать в номере при Храбскове было чревато, тренер мог случайно или умышленно подсмотреть за адресатами. Зайдя в попавшуюся по пути «Кулинарию», взял стакан тёплого какао и булку с изюмом и корицей, заняв свободный столик в дальнем углу. Столики в «Кулинарии» были предназначены для употребления еды стоя, так сказать, чтобы не засиживались.

Расправившись со сладким до приторности какао и ещё более сладкой булочкой, я положил перед собой конверты и, взяв ручку в левую руку, принялся царапать печатными буквами адреса отправления. Их я помнил наизусть, один из моих героев таким же способом сдавал маньяков и предателей и, описывая этот момент, для пущей достоверности я указывал точные, найденные в интернете адреса. И оба они так въелись в мою память, что вытравить их оттуда было практически невозможно. Хотя адрес Большая Лубянка-2 известен, наверное, каждому совершеннолетнему гражданину СССР.

Письмо с фамилиями Михасевича и Джумангалиева улетит в Министерство внутренних дел. Остальные маньяки, которых я помнил, ещё не приступили к своей кровавой жатве, да и по Джумагалиеву у меня были вопросы, но я на всякий случай вписал и его.

Что касается предателей, думал я ещё в Пензе, сочиняя письма, то, конечно, это прежде всего Поляков. Он числится в ГРУ, но кто там главный, и по какому адресу отправлять письма – я не представлял. Поэтому решил заинтриговать их смежников из Комитета, надеюсь, дадут ход делу.

А вот Калугин – сотрудник КГБ, правда, ещё нескоро начнёт свою подрывную деятельность, и то, если вдруг СССР не подумает распадаться, то может и не начать. Но что гнилой внутри человек, к тому же ненавидящий свою Родину – это однозначно, с ним всё равно нужно будет что-то делать. Что-то мало получается, всего одна фамилия… Может, Резуна вписать, он же Суворов? С 1974 года в резидентуре в Женеве, в этом году был завербован английской разведкой, а в следующем вместе с женой и маленьким сыном исчезнет из дома. С другой стороны, автор нашумевших книг «Ледокол» и «Аквариум» вроде бы никаких особых данных не выдал. Стоит ли его топить?

В тот момент весьма удачно в моей памяти всплыло имя полковника ГРУ Сергея Ивановича Бохана! С 1976 года работал на ЦРУ, сдал агента КГБ в Центральном разведывательном управлении. Это вся информация, что неожиданно возникла у меня в голове, но я понадеялся, этого будет достаточно, чтобы пресечь подрывную деятельность предателя. Всё, конечно, зависит от того, насколько деятельными окажутся люди, в чьи руки попадут эти письма. Могут отправить в архив, могут кинуться искать отправителя, а могут и заняться указанными в письме людьми. Хотелось верить в последнее.

Письма с пометками «Срочно!» и «Важно!» я опустил в почтовый ящик на улице Максима Горького, недалеко от Речного вокзала. Ещё на подходе к ящику опустил на глаза козырёк купленной перед отъездом кепки, а голову вжал в плечи. Да и опускал письма, предварительно убедившись, что поблизости никого нет. Этому способствовала и погода; мало желающих прогуливаться в такую слякоть, пусть даже и в выходной день.