Мистерия убийства - Джон Кейз

— Понимаю…

— На электронных носителях мы храним документы всего за четыре месяца. Но вы, возможно, сумеете найти отчёт об интересующем вас деле в газетах. «Пенинсула газетт», издающаяся в Бель-Шассе, регулярно публикует материалы суда. Таково, насколько я понимаю, требование закона. Публика должна знать судебные решения.

Направляясь в редакцию газеты, я пытался установить те временные границы, в которых следовало вести поиск. Близнецов Рамирес похитили 4 мая 2001 года — примерно через две недели после освобождения Вермильона из психлечебницы. Ходатайство об освобождении было подано раньше. Возможно, значительно раньше.

Надо начать с последних чисел апреля и постепенно двигаться назад во времени. Нет более унылого занятия, чем работа в газетном морге. Но до встречи с Лестером Фладом мне, так или иначе, следовало убить три часа, и я решил не терять времени даром.

Но поначалу показалось, что сразу приступить к работе мне не удастся. Когда я подходил к редакции, какая-то юная особа с тёмными стоящими торчком волосами запирала дверь на ключ. На особе были коротенький топик, коротко обрезанные джинсы и шлёпанцы. На плече сотрудницы почтенного периодического издания красовалась татуировка в виде паука.

— Простите, — сказал я, — а во второй половине дня вы открыты?

Девушка склонила голову набок и, изучив меня от макушки до пяток, спросила:

— А зачем это вам? — Произнесено это было так, будто слово «зачем» имело ударение на каждом слоге. — Может, вы хотите дать объявление?

Я ответил, что хотел бы поработать в морге.

— Где?!

— В архиве газеты.

— О-о-о! Я слышала это слово, — постучала она кулачком по лбу. — Его однажды употребил папа. Но его сейчас нет. Он на рыбалке. А что вы ищете?

— Я ищу отчёт об одном иске. Архивы суда сгорели, и вы — моя последняя надежда.

— Это надо же! «Пенинсула газетт» ваша последняя надежда? Как жаль, что вас не слышит папа. — Она послала мне на удивление застенчивую и очень милую улыбку. — А я — Иезавель. Иезавель Хантон.

— Алекс Каллахан.

— Что же, мистер Каллахан, — потрясла она ключами, — я могла бы вас впустить, но мне, естественно, придётся побыть с вами. Сколько времени это может занять?

— Боюсь, что порядочно, — пожал я плечами.

— Хм…

— На четыре тридцать у меня назначена встреча.

Она покрутила кольцо на мизинце и решительно произнесла:

— Поскольку мне придётся сидеть в редакции, то будет справедливо, если вы оплатите потраченное на вас время. Вы согласны?

— Конечно.

— Итак, вы платите мне десять долларов в час. В противном случае я отправляюсь смотреть телевизор. Замётано?

— Замётано.

— И за это, — продолжила Иезавель, — я помогу вам в ваших поисках. У меня есть опыт в таких делах — поэтому я и стою десять баксов в час. Я рылась в судебном архиве для Пинки Штрайбера.

— Кто такой Пинки Штрайбер?

— Это частный детектив… Неужели вы о нём ничего не слышали?

— Увы, нет.

— Это же легендарная личность. Нет, правда. — Она протянула мне руку с выкрашенными в чёрный цвет ногтями (впрочем, краска уже успела наполовину облупиться). — Значит, замётано?

— Замётано, — подтвердил я, пожимая её ладонь.

Пока она вела меня наверх, я объяснил ей, что хочу найти.

— Мне нужно узнать имя адвоката Чарли Вермильона. Мне надо с ним… или с ней поговорить.

— Имя должно быть упомянуто в отчётах, хотя зачастую называется лишь юридическая фирма, которая вела дело. Я могу с ходу сэкономить вам время. Вам же наверняка неизвестно, что газета печатает сообщения о приговорах и исках только раз в неделю. По средам.

Иезавель нашла то, что нужно, в три часа сорок восемь минут пополудни.

— Би-и-инго!!! — возопила она и добавила все тем же восторженным тоном: — Ну и умница же я! Иезавель — ты умница! Итак, девятого дня января года от Рождества Христова двухтысячного. Дело номер четыре-девять-шесть-восемь-семь. Раздел А. Чарльз Джимми Вермильон против «Судебно-медицинского учреждения Серного порта». Отчёт представлен Фрэнсисом… — Она вдруг замолчала. — Вот дерьмо! Прошу прощения за выражение.

— Что там сказано?

— Материал поступил от Фрэнсиса Бержерона, — ответила она. — Фрэнки Бержерон. Надеюсь, что беседа с ним не является для вас вопросом жизни и смерти.

— Что это значит?

— Он мёртв. Вот что это значит. Автомобильная авария около Дез-Аллемана. Улетел в залив. Фрэнки был отчаянным и очень агрессивным водителем, и возможны два варианта на выбор: либо ему кто-то не уступил дорогу, что привело его в ярость, либо он слишком сильно гнал и не справился с управлением. Свидетелей аварии не нашлось. Эй, что с вами?

— Каждый раз, когда мне кажется, что я иду в нужном направлении, я снова оказываюсь в тупике, — огорчённо произнёс я.

— Что же, пусть Фрэнки помер, но Пинки всё время твердит, что к истине ведёт много путей.

— Другим путём был судебный архив.

— Ах да. Ведь мы были вашей последней надеждой.

— Может, отчёты сохранились на фирме, где работал Бержерон, — сказал я, обращаясь скорее к себе, чем к Иезавель. — Вы знаете, где он работал?

— «Лейси и Бержерон». Фирма находится здесь, в Бель-Шассе. Вы можете позвонить мистеру Лейси, у меня есть его номер. Только не звоните ему после… ну, скажем… — Она задумчиво побарабанила пальчиками по нижней губе и написала на листке календаря номер телефона. — Не звоните ему позже трёх, а может, даже и двух. Он немного выпивает.

Она вручила мне листок с номером, у девочки был очень красивый и чёткий почерк. Мы потратили ещё несколько минут на то, чтобы расставить по местам коробки с газетами. Когда Иезавель закрыла на замок дверь редакции, я извлёк на свет тридцать пять баксов.

— Мне почти совестно брать у вас деньги, — сказала она. — Ведь Фрэнки Бержерон…

— Договор есть договор.

Она сложила банкноты вдвое, потом ещё вдвое и, держа между большим и указательным пальцами, произнесла:

— Ведь эти тридцать пять долларов не составляют все ваше богатство, не так ли?

— Благодарю за помощь, — улыбнулся я.

Иезавель затолкала деньги в задний карман джинсов и протянула мне руку:

— Удачи вам, мистер Каллахан. Может быть, всё образуется. Пинки говорит, что всё получается, если упорно бить в одну точку.

— Будем надеяться, что он прав.

— Где у вас назначена встреча?

— На Тьюполо-стрит.

— И с кем вы встречаетесь, если не секрет?

— Я намерен встретиться с адвокатом по имени Лестер Флад.

Иезавель немного подумала и сказала:

— Лес только в прошлом году окончил университет, но парень он подходящий. — И, внимательно разглядывая свои ногти, добавила: — Передайте ему привет от Иез Хантон. Вы знаете, как туда добраться?

Следуя указаниям Иезавель, я уже через четыре минуты оказался у дверей адвокатской конторы «Хоуз, Холлидей и Флад». Фирма занимала очаровательный старинный домик из красного кирпича на улице, которая, судя по изобилию медных табличек, служила пристанищем для всей адвокатской братии Бель-Шасса.

Я прождал десять минут, после чего меня препроводили в офис мистера Флада. Кабинет с антикварной мебелью, очень красивыми, но несколько потёртыми коврами и высоченными потолками был просто очаровательным. Такие по-настоящему стильные помещения в наше время можно найти лишь на юге США. На столе у стены размещалась коллекция глобусов.

Флад выглядел почти таким же юным, как Иезавель.

— Лес Флад, — представился он, мы пожали друг другу руки, и Лестер, указав на кресло, спросил: — Чем мы можем вам помочь, мистер Каллахан?

Мне потребовалось пятнадцать минут, чтобы ввести его в курс дела. Он делал заметки в своём блокноте, задавая время от времени уточняющие вопросы. Закончив повествование, я вручил ему фотографию кролика. Он несколько секунд её разглядывал, затем отложил в сторону и произнёс, постукивая ручкой по блокноту.

— Честно говоря, не знаю, как поступить. Я, конечно, возьму дело, если вы так решите, но… — покачал он головой. — Не знаю, не знаю… Суд требует от истца веских доказательств того, что существует жизненная необходимость открыть информацию о пациенте. Именно таковым являлся интересующий вас человек. — Боюсь… — он пожевал губами и, недовольно поморщившись, закончил: — что наши шансы на успех, мягко говоря, невелики.

— Но почему? Разве этот снимок не служит веским доказательством? И разве спасение моих сыновей не является жизненной необходимостью?

Он побарабанил пальцами по столу.

— Я вам очень сочувствую. И могу во многом согласиться. Но в вашей теории масса не слишком обоснованных допущений.

— Каких именно?

— Начнём с того, что вы не знаете, кто оставил фигурку кролика в комнате ваших малышей. Это мог сделать и не похититель. Вы не заметили её до того, как дети были похищены, но теоретически она могла находиться там и до этого. Верно?