1937. Русские на Луне - Александр Марков

Шешель нащупал замочную скважину, накрыл ее ладонью. Оттуда тянуло холодом. Потом заглянул внутрь. Он думал, что ничего не увидит, кроме темноты, но в доме блуждали красные отблески. Вероятно, в одной из соседних комнат горел камин. Присмотревшись, Шешель различил стул, половицы. Он прислонился к скважине ухом. Сперва разобрал только шепот ветра, потом ему показалось, что он услышал слова. Но как он ни старался, речи не понял, будто говорили не по-русски, а на другом языке или даже пели — гортанно, как это делают жители Монголии и прилегающих к ней российских губерний.

Кого привез сюда Свирский? Бурятского шамана, который поможет наслать ему на Шешеля злых духов?

Этой ночью у него появилась плохая привычка подглядывать в замочные скважины и подслушивать.

Он надавил на дверь, но она и не думала поддаваться. Ударить в нее посильнее — может, щеколда или замок и не выдержат, вылетят, но шум поднимется не чета тому, когда доска под ногами скрипнула. Незаметно в дом пробраться не получится. Если там не спят все мертвецки. Если там еще есть кто-то живой.

Не спят. Есть там живые. Пение доносилось с правой стороны дома. Левая безмолвствовала. Шешель решил выставить там одно из оконных стекол. Может, этот путь окажется более тихим, нежели ломиться в закрытую дверь.

Вот будет забавно, если сейчас сзади к нему подойдет собака, оставленная охранять подступы к дому. Она отвлеклась, убежала себе подружку искать, а теперь вернулась и, чтобы загладить свою вину перед хозяином, будет клацать зубами с еще большим рвением. Порванными брюками дело не ограничится. Оставят ее клыки приличные отметины на ногах и руках. Шешель даже обернулся, точно почувствовал спиной приближающееся дыхание собаки.

Стало чуть светлее из-за проступивших на небесах звезд. Их становилось все больше, будто Шешель стал свидетелем их рождения и видел, как они расцветают на черных небесах.

«Шагрея бы сюда. Да его телескоп».

Насколько хватало взгляда, а это всего-то на метров тридцать от дома, ничего живого не виделось. В саду пела птица, а около лица жужжали комары. Но поди разгляди их в темноте. Кусаться они могли почти безнаказанно.

Шешель пожалел, что не прихватил с собой перочинный нож. Сейчас он ему был нужнее, чем бесполезный пока пистолет. Стеклорез — вот предел мечтаний. Но все не предусмотришь. Начнешь еще таскать с собой огромный чемодан — на все случаи и жизни. Причем, по мере накопления жизненного опыта, чемодан этот будет пополняться и постепенно займет все багажное отделение в авто.

Шешель обошел дом, забрался в самый дальний его угол, подцепил пальцами деревянную планку на окне, потянул к себе. Она чуть поддалась, но потом выскользнула. Прежде чем он вырвал ее с корнем, она срывалась еще дважды, после чего хрустнула, как сухая ветка под ногами, и сломалась. Шешель отбросил ее в сторону, отогнул гвоздики, державшие стекло, осторожно, чтобы не порезаться и не уронить, вытащил его, положил ребром на землю, прислонив к стене дома, запихнул в образовавшуюся щель руку, нащупал щеколду и приподнял ее, потом открыл окно.

Подоконник находился на уровне груди. Шешель оперся о него растопыренными ладонями, подтянулся, перекинул одну ногу, задев раму и оставляя на ней жирные куски земли, слетевшей с подошвы. Земля в сочетании с отпечатками пальцев станет превосходной отправной точкой для криминалистов, которые попробуют выяснить — кто же ночью проник в дом. Вдруг хозяева уже не смогут дать никаких показаний.

Чуть посидев на подоконнике, точно это лавка, Шешель раздвинул шторы, заглянул в комнату, но почти ничего не увидел, потому что хоть глаза и привыкли к темноте, но в комнате совсем не оказалось света.

Все еще не отпуская подоконник, он опустился на пол, двинулся к дверному проему, заметному только потому, что он казался еще более черным, чем окружавшая его темнота.

Шешель опять переставлял ноги медленно на тот случай, если он наткнется в темноте на тумбочку с вазой или… на мышеловку. Кто знает, что его здесь ждет? Он успеет остановиться и ничего не разобьет.

Слева в коридор втекали, клубясь, красные отблески. Вместе со светом приходило монотонное пение. Оно резало барабанные перепонки. Хотелось заткнуть уши руками, чтобы ничего не слышать. Но Шешель был лишен этой возможности. Руками приходилось ощупывать стены, идти вдоль них, как слепец, морщась от отвратительных звуков.

Коридор пропитали тяжелые запахи сгоревших благовоний. Включи сейчас свет, окажется, что коридор заполнен белесым дымом. Вот почему кажется, что красный свет клубится — он просто окрашивает в красное дым.

Кажется, что несколько джиннов выбрались из своих ламп, но еще не приняли человеческого обличия и витают по дому бестелесными духами, охраняя покой своего хозяина. И еще это пение. Обычных людей Шешель не боялся, но если он действительно столкнется с чем-то сверхъестественным? Как быть?

Он заглянул в комнату.

По стенам были развешаны канделябры с гроздьями чуть оплавленных свечей. По одному на каждую стену. Но все, кто находился в комнате, все равно оставались лишь силуэтами.

Посредине комнаты была нарисована фосфорной краской звезда в круге, усеянном непонятными письменами. Подле этого рисунка на коленях сидел человек — бесформенный из-за хламиды, наброшенной ему на плечи, и капюшона, закрывающего почти все его лицо, за исключением губ и подбородка. Но лицо его было опущено вниз. Он показался бы кучей тряпья, если бы перестал петь.

Что-то поблескивало перед ним. Присмотревшись, Шешель понял, что это длинный кинжал, скорее похожий из-за ширины лезвия на небольшой меч, — очень эффективное оружие в ближнем бою.

Напротив него — еще две кучи тряпья, но они молчали и не шевелились, погруженные то ли в транс, то ли загипнотизированные пением.

«Что здесь происходит? — лихорадочно думал Шешель. — Куда я попал? Адептами какой религиозной секты являются эти люди? Кто они?»

Он слышал и о сатанистах, приносящих жертвы Дьяволу, и о других, не менее жестоких сектах. Иногда в газеты просачивалась информация об их деяниях, а полиция находила в подвалах старых, заброшенных зданий, на стенах которых углем или фосфорной краской начертаны какие-то знаки и непонятные письмена, то обезглавленную тушу козла, то еще что-нибудь. Полиция подобные находки не афишировала, но тем не менее репортеры об этом узнавали. Поговаривали, что почти все сектанты происходили из богатых семей. Занимались этим из-за пресыщенности. Отсюда и скудость информации. Они имели возможность замять скандал деньгами или связями. Ходили слухи, что у сектантов отрыта под городом система подземных ходов с пещерами, в которых они устраивают свои сборища и справляют обряды.

Как же он раньше не заметил еще одно человеческое тело? Оно лежало на полу, чуть в стороне, вытянутое, недвижимое. Он разглядел рассыпавшиеся по полу длинные волосы, руки не связаны, тянутся вдоль тела. Это женщина! Поза безмятежная, будто она спит скорее спит, потому что вид у мертвых тел, даже если не видно отметин, с которыми пришла к ним смерть, все равно другой, чем у живых. Они жесткие, твердые, будто выточены из дерева. Чтобы убедиться в этом — не надо к ним притрагиваться. Достаточно лишь посмотреть. Это тело казалось теплым, мягким. Спит?

«Но что здесь происходит?»

Шешель чуть сдвинулся в сторону, чтобы рассмотреть все получше, занял чуть ли не половину проема, когда человек оборвал свою песню, поднял голову и посмотрел на пилота.

Шешель обомлел, потерял дар речи. На него смотрел человеческий череп, у которого в глазных провалах все еще сохранялись глаза, но вместо носа была черная дыра, а вместо губ — оскал.

Невольно Шешель попятился назад. Рука его вначале чуть задрожала, и он все никак не мог попасть в карман, чтобы достать пистолет. Но все пустое. Обычные пули не возьмут мертвеца. Они могут отнимать жизнь только у живых, а что брать у этих? Они и так мертвы.

Сцена эта привела в недоумение всех. С секунду длилась пауза, немая сцена, как в финале знаменитой пьесы, но здесь-то только все еще начиналось.

— Возьмите его, — выплюнул череп слова, как какую-то слизь. При этом оскал его деформировался, будто был на чем-то нарисован.

«Краска. Фосфорная краска» — осенило Шешеля. Голос он не узнал. Голосовые связки еще не перестроились после пения, поэтому выдали что-то очень низкое, утробное, будто голос этот действительно принадлежал выходцу из могилы.

Шешель нащупал пистолет, стал его вынимать.

Ожившие хламиды тоже оказались людьми с нарисованными на лицах черепами. Они бросились к Шешелю, будто нарочно подставляя себя под пули, — не попасть в них, даже при очень большом желании, было просто невозможно. Если только пистолет не даст осечку.

С сухим треском пистолет выпустил первую пулю. Шешель видел, что угодил в лицо, в черный провал, нарисованный вместо носа. Никаких следов раны не появилось, но человека отбросило назад, точно он налетел на упругую невидимую стену. Голова его дернулась, глазницы прикрылись веками, тоже измазанными фосфорной краской, а потом он грузно грохнулся спиной об пол, раскинув в стороны руки. Так падают только мертвые.