Озаренные солнцем - Валентина Герман

Дело было сделано.

Но теперь одна мысль не давала ему покоя.

Архитогор… друг ли он… да и возможно ли, чтобы у короля были друзья…

Это возможно – и Плоидис знал это.

И он знал человека, который был его другом, его единственным другом в том смысле, в котором он понимал это.

«Илли… – Плоидис вздохнул едва слышно. – Ох, Илли, зачем же ты ушла от меня».

Он не забыл ее. Прошло уже больше полугода – а он все не мог ее забыть. И вот здесь, в самом крайнем ящике, он хранил единственное, что у него осталось от нее… ее записка. Он сжал в руке маленький, слегка желтоватый конверт и почувствовал, как чем-то тяжелым наполняется сердце.

«Илли, почему ты не здесь, не рядом?.. Мне так не хватает тебя… не хватает твоих внимательных глаз, твоей нежной улыбки, не хватает живых споров с тобой… – он вдруг очнулся и резко отбросил конверт назад, в стол. – Довольно!!.. Сколько можно? – он с какой-то злобой захлопнул ящик и с силой повернул ключ. – Плоидис, ты король! Ты король, в конце концов! На тебе страна! А ты думаешь – о чем? – о личных прихотях!!»

Но он тут же понял, что соврал себе. Разве можно назвать так то, как он жил, то, чем он жил в последние полгода?..

Нет, Иллиандра не была его прихотью.

Он провел рукой по волосам и тяжело опустился в кресло.

«Илли…»

С тех пор, как он потерял отца, словно что-то сломалось в его жизни.

Раньше, что бы ни случилось, с ним всегда был Стер, и Плоидис жил безмятежно, потому что знал это. Знал, когда маленьким мальчиком боялся привидений, живших в его покоях, и отец успокаивал его по ночам, – и когда он был рядом, ничто не пугало Плоидиса. Он бы не дал его в обиду никаким привидениям, он был сильным и храбрым, и все привидения, разумеется, боялись его.

Потом Плоидис вырос, и детские страхи исчезли.

Но появились взрослые. И пятнадцатилетний Плоидис горько пожалел, что так и не остался на всю жизнь ребенком и не боялся придуманных привидений.

Жизнь, со всей ее неприглядностью и прямотой, обрушилась на него в одно мгновение. Когда ему было пятнадцать, Стера чуть не убили, почти приведя в исполнение заговор. Именно тогда Плоидис в первый раз почувствовал, что и его отец – всего лишь человек, и он не всемогущ.

И что он тоже умеет ошибаться.

Но потом все вновь сгладилось, жизнь пошла своим чередом, и он никогда так и не понял до конца, что его отец был просто человеком, таким же, как и он. Для него Стер был образцом, черепахой и слонами, на которых держится земля. Именно он был тем, что не дает человеку сломаться, когда он понимает вдруг, что такое жизнь. Он был сильнее – и Плоидис верил в него.

А потом вдруг все исчезло.

Исчез отец, и Плоидис остался один на один с жизнью.

Он не знал, что делать и как жить, если не стало его единственного друга, его отца – для чего, для кого?.. Зачем ему вообще было жить?..

И если бы не Илли…

Именно она показала ему, что он не один.

Именно она оказалась сильной тогда, когда он был так слаб – и она оставалась сильной всегда, настолько, насколько вообще, в его понимании, могла быть сильной девушка. Да, она испугалась его любви и ушла, не в силах предать подругу – о, Илли, как же благородна ты была тогда!.. И как неверно поступила…

«Где ты сейчас?.. – подумал Плоидис. – Наверное, путешествуешь по дальним странам, где живут дивные птицы и цветы цветут круглый год; возможно даже, ты уже меня забыла… но только я, похоже, нескоро забуду тебя, Илли».

Лишь теперь, когда она ушла, он всем сердцем сознавал, что нуждался в ней так же неизбежно, как в воздухе. И не было в его жизни никого, кроме его отца, кто мог бы сравниться с ним в том, насколько безвыходным и страшным было его одиночество. Плоидис часто думал, но никогда не мог понять, как же его отец смог прожить всю жизнь вот так, один. Ведь это было так – даже несмотря на то, что Стер был женат, даже несмотря на то, что у него были преданные люди – он все же всегда был одинок, потому что был королем, потому что обязан был всегда быть сильнее.

И только через много дней, думая об Иллиандре, Плоидис понял.

Ведь и она не была сильнее него. Но лишь с ней он внезапно обретал тот смысл, который не мог дать ему никто более.

И он осознал тогда, что всю свою жизнь он сам был тем же для своего отца – и это придало ему силы.

«Илли…»

Он с трепетом вспомнил ее глаза, ее улыбку. Он вспомнил, как тогда, единственный раз, она оказалась в его объятиях – и каким головокружительным было это чувство.

Она не должна была уходить.

Сейчас, когда ее не было рядом, он вынужден был становиться еще сильнее – потому что не мог иначе. Вся жизнь его была сплошной ложью, сплошной ловушкой: политика, враги, притворявшиеся друзьями, друзья, которым никогда не доверяешь до конца, боясь, что они предадут – за деньги, за власть… Выхода не было – он не мог убежать, не мог, как в детстве, уткнуться в плечо отца и поведать ему о своих бедах.

Стер оставил сыну в наследство преданных людей: Делтона, Эстер Фрауэр, казначея Бенте, нескольких старых слуг, которым можно было доверить срочную записку… Но даже Делтону, который больше других знал о короле, Плоидис никогда не открывал своих чувств и истинных мыслей. Он доверял ему – но всегда был осторожен в своем доверии.

И лишь Иллиандра была его светом. Она была столь же умна, сколь юна и неопытна; Плоидис читал в ее глазах так, словно перед ним был открытая книга. В ней было столько благородства, силы, столько юной искренности и столько чувств, что с ней он невольно снимал ту маску, которую привык носить всегда, еще с детства.

И он взялся научить ее всему, научить политике, игре, жизни – и он поразился тому, как быстро она его понимала. Он задавал вопросы – она отвечала так, как он того ждал, он смотрел на нее – она наивно смущалась и краснела. И он знал, что когда-нибудь он научит ее носить маску – но он знал также, что именно ей он сможет доверить себя, не опасаясь быть преданным.

Она была для него счастьем. Перед ним словно открывался другой мир, в котором не было места лжи, власти, интригам, мир, который он, казалось, потерял навеки со смертью Стера. И спокойствие и уверенность, как прежде, заполняли его сердце просто оттого, что он знал: рядом есть кто-то, кто не обманет и не предаст, кто-то, кому можно открыть себя без оглядки, пусть даже он не спешил делать этого.

Но она ушла. И уверенность сменилась тревогой, и он не в силах был ничего изменить. Только она могла.

«Илли, – с тоской подумал Плоидис. – Когда-нибудь мы встретимся… не может быть, чтобы этого не случилось никогда. Я буду ждать тебя, Илли. Потому что только ты, только мысли о тебе, воспоминания, дают мне силы быть королем – быть им все время. То, что ты есть на свете, дает мне надежду… надежду, что когда-нибудь я увижу тебя и смогу сказать тебе все, что не имею возможности говорить никому более. Я скажу тебе все, и я знаю, ты поймешь меня… Вот и сейчас… – он усмехнулся. – И сейчас я должен быть королем. И сейчас, когда я выйду из этого кабинета, ни один слуга, ни одна живая душа не должна даже задуматься о том, что их король в чем-то неуверен. Для них я – не обычный человек… для них я – надежда или предмет для ненависти… все равно – главное, есть кто-то, кого можно обвинить или же уповать на него… что ж, никто из них никогда не подумает о том, что у меня нет такого человека. Больше нет… с тех пор, как я потерял отца… и с тех пор, как ты ушла от меня».