Гунны - Владимир Ключников

В разрезе погребение знатного сюннусца напоминало перевернутую ступенчатую пирамиду. Квадратная у поверхности яма несколькими уступами сужалась ко дну. В верхней ее части имелись разнообразные перегородки и перекрытия. Ниже шел прямоугольный колодец с почти вертикальными стенками – на его дне ставились два деревянных сруба из бревен и брусьев, один в другом; внутри меньшего сруба помещался гроб с телом. Сверху срубы были дополнительно перекрыты мощным деревянным настилом, над которым после совершения погребения разжигался очистительный огонь. Видимый на поверхности земли «шлейф», или «хвост», – это засыпанный дромос, вход в погребальную камеру.

Дощатый гроб обычно был покрыт красным лаком, а внутри обтянут тканью, поверх которой дополнительно украшен «решеткой» из полосок золотой фольги с золотыми розетками в углах клеток. Стены сруба драпировались драгоценными тканями; пол устилался коврами. Посмертные дары находились в самом гробе или в северной части погребальной конструкции, в том числе между внешним и внутренним срубами. Они обязательно включали в себя части туш животных – ритуальное стадо, сопровождавшее шаньюя-скотовода в загробный мир54.

Ученые в основном сходятся на том, что конструкция ступенчатого погребального сооружения заимствована сюнну из Китая, как и некоторые другие детали обряда. Говоря о тройной погребальной камере (два сруба и гроб), а также о золотых украшениях гроба, нельзя не вспомнить свидетельство готского хрониста Иордана, о том, что Аттила был похоронен в трех гробах, один из которых был золотым55. Возможно, Аттила, в отличие от рядовых гуннов, сохранил традиции сюннуских шаньюев.

Глава 2

«Темные века» гуннской истории

Итак, как мы уже говорили, на рубеже I и II веков н. э. группа северных сюнну во главе с шаньюем ушла на запад, оставив своих «малосильных» соплеменников в Юэбани. Впрочем, возможно, это была не единственная волна переселенцев.

Незадолго до описанного в «Бэй-ши» бегства из Юэбани северные сюнну потерпели несколько сокрушительных поражений сначала от сяньбийцев, потом от южных сюнну и, наконец, от войск Поднебесной. Вспомним, что в 87 году шаньюй был убит сяньбийцами и «северная ставка пришла в полное расстройство». В 88 году следующий шаньюй «бежал далеко», а народ «рассеялся в разные стороны»56. В 89 году под натиском южных сюнну, которыми предводительствовали китайские полководцы, «варвары рассеялись, а шаньюй бежал»57. В 90 году некий северный шаньюй «бежал с несколькими десятками легковооруженных всадников, сумев таким образом избежать гибели». И наконец, в 91 году «северный шаньюй был снова разбит правым полковником Гэн Куем и бежал неизвестно куда»58. Есть некоторые основания думать, что бежал он в Усунь59. Но нет никаких оснований считать, что он задержался там надолго. Кроме того, не исключено, что поражения 88 – 91 годов терпели разные шаньюи, один за другим, и соответственно «беглых» шаньюев было несколько (не говоря уже о народе, который «рассеялся в разные стороны»).

Однако северные земли после этого не опустели, и какие‐то сюнну там продолжали обитать. Напомним, что некоторые из них попали под власть сяньбийцев и постепенно смешались с ними, приняв имя победителей. Но до того как процесс ассимиляции завершился, какие‐то группы их могли, спасаясь от завоевателей, откочевать на запад. Наконец, по крайней мере до середины II века существовали к северу от Китая и независимые, хотя неимущие и, вероятно, малочисленные сюнну, имевшие своего шаньюя и пытавшиеся наладить дипломатические связи с Поднебесной – в 105 году они отправили к императорскому двору посла, но Китай отделался от бедного соседа подарками.

В любой из этих групп сюнну – и среди воинов разбитых армий, и среди жителей покоренных сяньбийцами земель, и среди независимых кочевий, которые безуспешно пытались навязать свой вассалитет Китаю, – могли найтись желающие начать новую жизнь на западе. Поэтому сегодня трудно с уверенностью сказать, когда и кто из жителей развалившейся сюннуской державы бежал за пределы своих бывших владений, чтобы через два с лишним века создать новую кочевую империю на границах Европы60. Тем более что количество эмигрантов было, вероятно, очень невелико – недаром следы их немедленно теряются.

Отметим, что некоторые ученые вообще отрицают столь дальнюю миграцию сюнну. Так, известный российский археолог С. С. Миняев считает, что сюнну в основном остались жить в пределах своих прежних кочевий, приняли имя сяньби и их последующая история связана только с Центральной Азией61.

Во всяком случае, если сюнну и скитались по Азии от границ Западного края до степей Прикаспия, они не оставили там по себе почти никакой памяти. Ни письменные источники, ни археологические данные на сегодняшний день не позволяют уверенно отождествить с сюнну или с «европейскими» гуннами ни один кочевавший в этих местах народ. Такое впечатление, что, окончательно исчезнув к середине II века из окрестностей Западного края и из китайских летописей, во второй половине IV века они сразу объявляются в Восточной Европе.

Но поскольку сюнну там все‐таки объявились (а этой точки зрения придерживается сегодня большинство исследователей) и поскольку попасть в Европу они могли, только пройдя через Среднюю Азию, археологам, так или иначе, пришлось рассматривать археологические культуры этого региона через призму возможного сюннуского влияния.

Как это ни удивительно, по мере развития археологической науки достоверных следов сюнну в Средней Азии становится не больше, а меньше. Еще в середине XX века множество таких следов казались неоспоримыми. А. Н. Бернштам в своей книге «Очерк истории гуннов» перечисляет огромное количество самых разнообразных открытых в Средней Азии памятников, прежде всего погребений, которые он безусловно относит к гуннским62. Но уже сегодня ни один (!) из них не классифицируется как гуннский. Так, Бернштам считает гуннскими многочисленные погребения в катакомбах. Но ни азиатские сюнну, ни европейские гунны не хоронили своих покойников в могилах такой конструкции, и это мнение может основываться лишь на том, что некоторые предметы, найденные в катакомбах, напоминают сюннуские. Однако вещи могут менять хозяев, мода на них распространяется от одного племени к другому, и к таким находкам следует относиться очень осторожно.

В Семиречье со второго века нашей эры начинается расцвет кенкольской археологической культуры. По времени это «подозрительно» совпадает со временем крушения сюннуской державы. Да и регион Семиречья граничит с местами последних сражений сюнну с сяньбийцами и китайцами. Кенкольцы, так же как и сюнну, были вооружены сложносоставными луками. И луки, и наконечники стрел были сходны с сюннускими, но усовершенствованы ими63. Однако их обряд погребения в катакомбе совершенно не сходен с сюннуским. Бернштам относил кенкольцев к гуннам64. Но другие ученые склоняются к тому, что кенкольцы были местным населением, которое, самое большее, испытало влияние неких пришельцев65.

Кроме кенкольских в Семиречье и сопредельных районах к настоящему времени раскопаны сотни курганов кочевников и выявлены разные формы обряда, но погребения первых веков нашей эры ученые более всего склонны связывать с усунями66– давними соседями, вассалами и соперниками сюнну, продолжавшими жить в этих местах и после крушения сюннуской державы.

Поскольку было распространено мнение, что часть сюнну, оказавшись в Средней Азии, стали называться эфталитами (которые известны также как белые гунны), то находки, связываемые с эфталитами, считались маркерами передвижения сюнну. Сегодня с этой точкой зрения тоже пришлось расстаться. Не говоря уже о том, что принадлежность некоторых из этих находок эфталитам тоже оспаривается.

В курганах у поселка Орлат возле Самарканда были найдены несколько костяных пластин – вероятно, детали поясного набора. На них древний художник выгравировал батальные сцены, где конные и пешие воины в шлемах и защитных панцирях бьются друг с другом на мечах и копьях и стреляют из больших луков. Причины этой битвы не вполне понятны, так как доспехи, оружие и другие детали снаряжения у бойцов в принципе сходны – вероятно, воины принадлежали к одному народу. Кочевников орлатских курганов связывали с хионитами, или эфталитами67, и поэтому не исключалась их связь с сюнну. Тем более что кроме знаменитых пластин в некоторых орлатских погребениях были найдены стрелы, металлические и костяные детали поясов, имеющие сходство с сюннускими68. Но дальнейшее изучение находок показало, что орлатские всадники имеют общие черты и с ираноязычными кочевниками, и даже с жителями ханьского Китая69. Само же погребение с пластинами датируется I – II веками нашей эры70, когда ни хиониты, ни эфталиты еще не были известны. Но все же в Средней Азии и Прикаспии есть некоторые более явные следы бежавших от границ Китая сюнну, маркирующие их путь в Европу. Прежде всего это – бронзовые литые котлы «гуннского» типа. Такие котлы и их фрагменты находят на огромных пространствах Евразии от Ордоса и Маньчжурии до Франции. Нельзя сказать, чтобы они были особо многочисленны, но, поскольку, по мнению большинства исследователей, предназначались эти котлы не для готовки, а для каких‐то ритуальных целей, их малое количество и не должно вызывать удивление.