Я отвезу тебя домой. Книга вторая. Часть первая - Ева Наду

– У меня и без этих сложностей было не так много шансов получить разрешение на брак с моей избранницей. А уж теперь… Боюсь, пока мы тут будем прохлаждаться, дожидаясь навигации, шансов не останется совсем.

Клементина не знала, чем его утешить. Но она находила удовольствие в его обществе. И ей казалось, что и он не возражает против того, чтобы время от времени составлять ей компанию.

*

Северак и Лоранс изнуряли себя службой. Они с утра до вечера пропадали в казармах, выматывали подчинённых бесконечными упражнениями. Военные занятия эти, впрочем, представлялись Клементине игрой. Вокруг царил мир, и ей казалось, что так будет всегда.

После утренней мессы, когда солнце было уже высоко, она – иногда одна, иногда в сопровождении Рамболя или Клодин – отправлялась на прогулку. То спускалась к реке, то, пройдя узенькими улочками, тропинками, ведущими между деревянными изгородями, – стена, окружающая город, не была сплошной – выходила за пределы города, пересекала ручей, поднималась на холмы. Там, прямо за холмами, начинался лес. Не те островки зелени, что встречались в черте города, а настоящий лес – густой, дикий, наполненный шёпотом деревьев, ароматом грибов, жухлой травы и чего-то ещё, чему Клементина никак не могла найти названия.

Ещё многоцветный, раскрашенный во все цвета осени, он манил Клементину к себе, как прежний – тихий лес из её детства. Тот наполнял её энергией, давал силы.

Глядя с холма на яркий, пятнистый океан осенней листвы, расстилавшийся перед ней, она всякий раз вздыхала, мечтая вырваться туда хотя бы ненадолго.

Между тем, город готовился к зиме. Рыночные дни стали особенно оживлёнными. В городе забивали скот. Охотники везли добытую дичь, выкладывали туши на прилавки, торговались бойко и умело. Прямо на земле, у прилавков, горой лежали тыквы. Стояли, вывернув наружу нутро, мешки с бобовыми.

Хозяйки заполняли погреба дичью и мясом домашних животных.

На кухнях работали не покладая рук. Кухарки сушили, вялили, тушили мясо. Закладывали заготовленное в корзины, заливали жиром, спускали в погреба. Запасали на зиму овощи.

Клодин пристально следила за всем. Ни одной мелочи не упускала. Каждое утро сообщала с важностью, чем именно придётся им заниматься.

– Пора закладывать репу на хранение, – говорила торжественно. – Подморозит её – поздно будет.

– Сегодня черёд моркови…

– Я, мадам, подготовила место в подвале для тыквы. Пора отправлять за ней мужчин.

Клементина относилась к словам девушки внимательно. Училась.

*

Однажды Клодин явилась в гостиную, возмущённо упёрла острые кулачки в бока:

– Я и предположить не могла!.. – воскликнула. – В доме почти нет лекарственных сборов. Чем это вы собираетесь лечиться сами да домашних лечить?

Увидев озадаченный вид госпожи, махнула рукой:

– Ладно, чего уж… Кое о чём я сама позабочусь. Но и вы, госпожа, подумайте. Ночные холода – всё одно! – землю выморозили, травы все попортили. Так нам бы кореньев хоть насобирать, да ягод… Вот, к примеру, жёнушкиной травы1 – вам ведь пригодится не сегодня-завтра. Можно, конечно, у монахинь поспрашивать да у знахарок, а всё лучше дома своё иметь.

– Где растёт эта твоя трава? – спросила Клементина.

– В березняке, что за холмами, и растёт, – ответила, пожимая плечами, Клодин. – Сходим завтра, если погода будет.

Осознав, что за ягодами придётся идти в лес, Клементина только что в ладоши не захлопала – так обрадовалась. Девушка же только головой покачала.

– Ох, всё вам игры, госпожа.

*

Намерение женщин отправиться в лес в очередной раз вызвало неудовольствие де Лоранса. Он не желал, чтобы Клементина выходила за пределы городских стен. Но протестовать не стал. Спорить с женой у него не было ни сил, ни желания.

– Возьмите с собой хотя бы вашего драгоценного Рамболя, – сказал только. – Всё равно он изнемогает от безделья. А мне будет спокойнее.

Сказал и подумал – о каком покое он говорит?! В городе жизнь ещё казалась безмятежной, а в казармах уже поговаривали, что даже этому ненадёжному, хрупкому миру вот-вот придёт конец.

Несмотря на приближение зимы, на землях Новой Франции медленно, но неуклонно разгорался огонь войны. Могавки – из тех, что жили на границе с английскими территориями, – в очередной раз поссорились с индейцами племени оттава, что жили севернее. Оттава решили обратиться за помощью к алгонкинам, обитающим на землях Квебека. Те, последние, раздумывали пока. Но с каждым днём становилось всё более очевидно, что ссора эта так или иначе коснётся всех.

Обострению ситуации в немалой степени способствовала политика, проводимая новым военным губернатором – Клодом де Жерве. Молодой и горячий, он жаждал побед и не считался с потерями. Военные отряды, организовываемые им, объединяясь то с оттава, то с другими, враждующими с могавками племенами, нередко вступали в битвы с последними. И многие полагали, что ответа ирокезов долго ждать не придётся.

Чтобы не позволить ирокезам захватить себя врасплох, французы усилили охрану города. Часовых из добровольцев-фермеров, прежде чаще всего выставляемых на вышках, теперь заменили на часовых-военных. И стрелков, дежуривших на постах, удвоили. На всякий случай.

Оливье де Лоранс и Северак, и раньше проводившие на плацу со своими отрядами много времени, теперь и вовсе стали приходить домой только поужинать и выспаться.

– С этими мальчишками каши не сваришь, – бурчал де Лоранс, взглядывая коротко на жену. – Легкомысленные, жизнерадостные бездельники, а не солдаты.

Клементина не поддерживала разговор. Просто не находила слов.

А он и не настаивал на беседе. Отмечал только, что жена с каждым днём всё больше отдалялась от него. Всё меньше говорила. Всё что-то таила в себе.

Иногда оживлялась, правда, – когда Северак принимался рассказывать что-нибудь забавное. Откуда он это забавное брал, Оливье понять не мог. Но, отмечая, как расслаблялось, становилось мягче лицо Клементины, давил в себе раздражение. Не хотел ни спорить, ни выяснять отношения. Думал только, всё нелепо: и жизнь эта на краю света, и женитьба на непонятной, странной женщине.

*

Новый военный губернатор не нравился де Лорансу.

Северак, с которым он однажды поделился своим впечатлением, только рассмеялся:

– Это неудивительно. Он дурной полководец, недостаток ума компенсирующий напористостью. Почему он должен вам нравиться?

– Ах, я не об этом, – недовольно махнул рукой де Лоранс.

Северак промолчал тогда. Сделал вид, что не понимает раздражения приятеля. Посчитал, что и без того слишком часто вмешивается в дела, которые его не касаются.

Оливье де Лоранс же, в свою очередь, тоже передумал откровенничать. Но это не значит, что он перестал ревновать.

Он не мог спокойно смотреть на человека, которого всякий раз с такой очевидной радостью встречала его жена – поддерживала разговор, откликалась на шутки. Подолгу с заметным интересом беседовала с ним – молодым, галантным, бойким на язык.

Всё на людях, всё на виду. Так что ему не в чем было в действительности упрекнуть её.

Кажется, ни единой ошибки они не допустили, ни одного правила не нарушили. Но он, Лоранс, всё следил – за каждым движением военного губернатора, за каждым взглядом его. И хмурился – балы и прочие «вечера» с некоторых пор только портили ему настроение. Чтобы не провоцировать конфликтов, он старался игнорировать приглашения и не слишком часто принимать гостей в своём доме. У него было объяснение – он только заботится о состоянии здоровья своей жены. Но Лоранс понимал, что объяснение это не выдерживает никакой критики. Ему не верили ни приглашающие, ни сама Клементина.

Впрочем, она с ним не спорила. Пожимала плечами, уходила к себе.

И он, не желая выглядеть глупцом, сдавался. И снова и снова с неудовольствием наблюдал за тем, как пополневшая, но отнюдь не сделавшаяся из-за этого дурнушкой, Клементина протягивает руку щегольски одетому Клоду де Жерве, как тот склоняется к руке, усаживается рядом, принимается что-то говорить – тихо, с дурацки-загадочным выражением на холёном лице. И как горят при этом глаза его жены.

*

– Не выдумывайте ерунды, – засмеялся Северак однажды, натолкнувшись на его раздражённый взгляд. – Нет ничего странного в том, что вашей жене нравится общаться с господином де Жерве. Он не строит недовольных гримас и всегда готов говорить о том, что ей интересно. Она молодая девочка, Оливье! Девочка, оторванная от дома. Ей хочется тепла. А вы даже меня, вполне устойчивого к такого рода «заморозкам», вот-вот заледените своей недоброжелательностью.