Славянская спарта - Евгений Марков

Въ главномъ соборѣ службы не было, но человѣка четыре пожилыхъ патеровъ, въ бѣлыхъ кружевныхъ стихаряхъ, не то сидѣли, не то возлежали въ своихъ рѣзныхъ ложахъ за алтаремъ, уставясь сонливыми глазами въ страницы требниковъ, и врядъ ли слушая съ особеннымъ вниманіемъ монотонное чтеніе на память извѣстныхъ имъ молитвъ сидѣвшаго впереди собрата. Колѣнопреклоненныя фигуры женщинъ и стариковъ виднѣлись въ разныхъ углахъ храма, передъ статуями Мадонны и святыхъ, тускло освѣщенными огоньками лампадокъ…

Храмы Дубровника соперничаютъ своею древностью съ его стѣнами и башнями. Самый старый и самый историческій храмъ св. Власія, патрона Рагузы, основанный въ Х-мъ вѣкѣ, по случаю чудеснаго явленія этого святого священнику Стойку и отраженія рагузцами коварнаго нападенія венеціанцевъ, — правда, перестроенъ въ XVII-мъ столѣтіи совсѣмъ заново и совсѣмъ на итальянскій манеръ, такъ что отъ прежняго славянскаго стиля слѣдовъ не осталось; точно такъ же „возобновленъ“ былъ въ XVIII-мъ столѣтіи и другой историческій соборъ св. Маріи, построенный еще въ 1050 г. хорватскимъ княземъ Стефаномъ, современникомъ нашего Ярослава Мудраго, и до сихъ поръ хранящій въ себѣ много древнихъ реликвій; но все-таки сѣдая древность этихъ святилищъ сообщаетъ имъ особенно интересный характеръ.

Теперь вы чувствуете себя въ Рагузѣ какъ въ настоящей Италіи, а вовсе не въ коренномъ славянскомъ поморьѣ. Венеція, хотя всегдашняя соперница и злѣйшій врагъ рагузской республики въ теченіе многихъ вѣковъ тѣснаго сосѣдства и борьбы, наложила на нее незыблемо-крѣпко характерную печать своихъ вкусовъ и обычаевъ. Тутъ и стиль домовъ, и убранство церквей, и внѣшній видъ улицъ — чисто венеціанскіе. А ужъ особенно главная площадь передъ префектурою — прямо уголокъ Венеціи; недостаетъ только воды вмѣсто мостовыхъ и гондолъ вмѣсто фіакровъ. Домъ префектуры — бывшій „дворецъ ректоровъ республики — выстроенъ еще въ XV-мъ столѣтіи въ явное подражаніе „дворцу дожей“, съ неизмѣнными острыми арками, раздѣленными парочкой сомкнутыхъ колонокъ, съ обычными сквозными рѣшотками балконовъ. Подъ арками въ холодкѣ устроены каменныя сидѣнья съ рѣзьбою въ два яруса для бывшихъ гражданъ республики, имѣвшихъ надобность до властей. Внутренній дворъ этого дворца ректоровъ тоже весь обнесенъ потемнѣвшими отъ времени колонками; старинная массивная лѣстница, высѣченная изъ камня, съ рѣзьбою и скульптурными украшеніями, ведетъ нѣсколькими поворотами наверхъ. Отовсюду смотрятъ характерныя островерхія венеціанскія окна, вездѣ надъ входами статуи папъ и святыхъ въ нишахъ, и неизбѣжныя статуи св. Власія, патрона города, вездѣ въ промежуткахъ между колоннъ узенькіе каменные балкончики съ балюстрадою…

На главной площади — другой такой же точно домъ, съ гербами, арками, венеціанскими окнами и балкончиками. Это бывшая таможня, — постройка XVI вѣка.

Тутъ же, на площади — довольно безхитростный памятникъ какого-то, изъ камня высѣченнаго, средневѣкового рыцаря съ поднятымъ мечомъ, XIII-го или XIV-го столѣтія, безъ сомнѣнія одного изъ немногихъ былыхъ защитниковъ этой совсѣмъ не воинственной торговой республики. Гораздо болѣе интересный и знаменательный памятникъ стоитъ на фруктовомъ рынкѣ Дубровника — прекрасная бронзовая статуя знаменитаго славянскаго поэта XVII вѣка, рагузянина Франческо Гундулича, перекрещеннаго итальянцами въ Франческо Гондоло. Онъ изображенъ съ перомъ въ рукѣ, въ костюмѣ Гёте, съ задумчиво-восторженнымъ выраженіемъ лица, въ моментъ поэтическаго творчества… На бронзовыхъ доскахъ кругомъ пьедестала представлены сцены изъ его патріотическихъ и фантастическихъ стихотвореній.

Рагуза производитъ впечатлѣніе не только итальянскаго, но еще и средневѣкового города. Отъ ея широкой главной улицы, обставленной сѣрыми высокими домами старинной архитектуры, да и отъ всѣхъ другихъ площадей и улицъ, идутъ въ обѣ стороны узенькіе и глубокіе, будто ножомъ прорѣзанные, переулочки, съ такими же сплошными рядами высокихъ и мрачныхъ темно-сѣрыхъ домовъ; сквозь устья этихъ переулочковъ видны то поднимающіеся въ горы, то спускающіеся къ береговымъ провальямъ цѣлые ярусы опрятныхъ каменныхъ лѣсенокъ, по которымъ двигаются, съ корзинами и кувшинами, къ фонтанамъ и рынкамъ рагузскіе горожанки и горожане. Они, по крайней мѣрѣ, еще не стали похожими ни на итальянцевъ, ни на нѣмцевъ. Мужи Дубровника — усатые, важные, толстые — даже скорѣе напоминаютъ своею внѣшностью турка, чѣмъ европейца. Красныя фески на всѣхъ, хотя и безъ обычной турецкой кисти; одна ярко-расшитая безрукавка-курточка поверхъ другой, рубаха съ такими же расшитыми рукавами перепоясана широкимъ кушакомъ, за которымъ заткнуты пистолеты, и совсѣмъ турецкія синія широкія шаровары, съ красною выпушкою, низко падающія на синіе чулки или ноговицы… Бабы же Дубровника одѣваются очень похоже на нашихъ, малороссіянокъ — въ черные и красные кафтанчики, запаски, платки. Кромѣ чиновниковъ и военныхъ, здѣшніе жители — сплошные славяне, очень мало отличающіеся отъ сосѣднихъ съ ними босняковъ и герцеговинцевъ, развѣ только нѣкоторою примѣсью къ своей рѣчи итальянскихъ словъ. Намъ пришлось насмотрѣться на населеніе Дубровника особенно удобно, потому что прибывшіе изъ Требинья (въ Босніи) музыканты-трубачи, устроившіе цѣлый концертъ подъ окнами префектуры, двинулись потомъ, трубя и гремя, по всѣмъ улицамъ Дубровника и собрали, конечно, вслѣдъ за собою толпы простого народа, словно нарочно для показа намъ.

Мы добросовѣстно объѣхали на своемъ покойномъ извозчикѣ всѣ уголки Дубровника. Подъѣзжали и къ греческой церкви, затиснутой Въ самую гущу старыхъ центральныхъ кварталовъ города, но она была заперта, и никто не могъ даже сказать намъ, гдѣ живетъ сторожъ церкви…

Вообще положеніе небольшой кучки православныхъ въ этомъ старомъ центрѣ приморскаго славянства — очень незавидно. Ихъ насчитывается всего нѣсколько сотъ человѣкъ на десятки тысячъ католиковъ; только недавно и послѣ большихъ усилій православнымъ удалось добиться разрѣшенія построить греческую церковь. До 1804 г., свободолюбивый Дубровникъ не допускалъ въ своихъ славянскихъ стѣнахъ православнаго исповѣданія, и только одни католики пользовались въ немъ, правами гражданства. Извѣстный въ нашей исторіи Савва Владиславовичъ, называвшій себя графомъ Рагузинскимъ, еще во времена Петра Великаго пытался построить въ Рагузѣ православную церковь, но не могъ добиться разрѣшенія на это отъ „отцовъ республики“, всецѣло тогда опутанныхъ сѣтями іезуитовъ.

Проѣхали мы и сквозь заднія ворота крѣпости къ самой гавани Рагузы, загроможденной камнями и утесами, и любовались тамъ живописною картиною древнѣйшихъ крѣпостныхъ стѣнъ, спускающихся почтя въ самое море, обвитыхъ зелеными простынями плюща, обросшихъ громадными деревьями…

Однако, несмотря на этотъ романтическій видъ, и башни, и стѣны, и ворота старой крѣпости поддерживаются въ отличномъ порядкѣ, и нигдѣ нѣтъ ни малѣйшаго слѣда разрушенія и запущенности. Нужно думать, что этотъ строгій порядокъ, точно такъ же, какъ повсемѣстная чистота улицъ, не исключая самаго тѣснаго переулка, — плоды нѣмецкаго вліянія австрійцевъ, а не наслѣдіе Италіи или вольной славянской республики, нѣкогда здѣсь властвовавшей…

Около въѣзда въ Рагузу, въ предмѣстьѣ Пилахъ, стоитъ на высокомъ утесѣ, среди прибоя моря, отдѣльный фортъ св. Лаврентія, построенный еще до временъ крестовыхъ походовъ и возобновленный въ XV-мъ столѣтіи; мы тоже заглянули туда. Низко въ скалѣ чернѣетъ тамъ отверстіе пещеры, сквозь которую, какъ увѣрялъ насъ возница, былъ въ старину подземный тайный проходъ изъ крѣпости къ морю.

Когда мы возвратились въ Гружъ и двинулись на своемъ пароходѣ дальше, по пути въ Каттаро, пришлось опять проплывать мимо Рагузы. Она видна была намъ вся, съ своими картинными зубчатыми стѣнами и башнями, среди своихъ садовъ и дачъ, на своихъ черныхъ скалахъ, обсыпанная и съ моря овалами и островками, съ высоко забравшеюся надъ головою ея новою австрійскою крѣпостью и раскиданными по вершинамъ горъ фортами…

Островокъ Лакрома, славянскій Крумъ, извѣстный еще въ средніе вѣка высадкою на него Ричарда Львиное-Сердце, возвращавшагося изъ крестовыхъ походовъ, тутъ же противъ Рагузы, и тоже увѣнчанъ фортомъ на своемъ центральномъ холмѣ; среди множества другихъ голыхъ и безпріютныхъ прибрежныхъ островковъ онъ глядитъ такъ заманчиво на насъ изъ глубокой синевы охватившаго его моря своимъ стариннымъ аббатствомъ и красивыми обрывами своихъ скалъ. Когда-то на этомъ островкѣ проводилъ свои дни бывшій адмиралъ австрійскаго флота, а потомъ злополучный мексиканскій императоръ Максимиліанъ, братъ нынѣшняго австрійскаго императора, который купилъ островокъ Крумъ и сталъ-было строить дворецъ изъ аббатства, разрушеннаго въ 1806 г. русскими войсками. Его библіотека и научныя коллекціи, говорятъ, долго хранились въ аббатствѣ [4]. Воспоминанія о злополучной судьбѣ самой Рагузы невольно заслоняютъ здѣсь воспоминанья о несчастномъ австрійскомъ принцѣ, погибшемъ жертвою безсмысленной затѣи Наполеона III.