Славянская спарта - Евгений Марков

Кастель-Нуовскій плёсъ, круглый какъ озеро, въ который мы вошли съ моря, повернувъ прямо на сѣверъ, изливается узкимъ проливомъ Батеней въ слѣдующій плёсъ Бокки-Баттарской, или во второе отдѣленіе ея, совершенно на востокъ… Проливъ этотъ мы увидѣли только тогда, когда пароходъ нашъ уже прорѣзалъ сто волны, — такъ долго прячутъ его отъ взоровъ прилегающія въ нему скалы. Венеціанцы, былые господа Бокки, всегда недовѣрчивые и осторожные, запирали Батеней желѣзною цѣпью съ одного берега на другой, чтобы не пропускать чужіе корабли торговать съ городками Бокки. Хорошъ и этотъ второй, еще болѣе обширный плёсъ Бокки, отъ котораго отдѣляется въ югу глубоко вдавшаяся въ землю живописная бухта Теода; но когда пароходъ нашъ прорѣзалъ его насквозь и опять повернулъ черезъ новый проливъ на сѣверъ, то видъ сдѣлался просто волшебнымъ: горы здѣсь еще выше, еще разнообразнѣе, еще зеленѣе; деревеньки еще уютнѣе и красивѣе, воды залива еще болѣе чудной лазури. Какой-то сонъ на яву, невѣроятныя картины изъ громаднаго живого альбома. Тутъ и быстро чередующіяся перспективы Босфора, и тихіе, поэтическіе омуты озера Четырехъ-Бантоновъ.

Третій крупный заливъ Бокки уходитъ отъ пролива въ сѣверу, къ городку Ривано, открывая намъ заманчивую панораму своихъ туманно-синихъ горъ, куда не лежитъ, однако, нашъ путь; ми же повертываемъ изъ пролива рѣзво на востокъ въ четвертый и послѣдній плёсъ Бокки Баттарской. Передъ нами слѣва, у подножія пирамидальной горы Бассана, темнозеленой и курчавой отъ одѣвающихъ ее лѣсовъ, — прелестный городокъ Перасто, населенный уже не православными, какъ Кастель-Нуово, а ревностными католиками. Передъ городкомъ, среди залива, словноустановленные тамъ нарочно для эффектной декораціи, поднимаются изъ лона водъ два миніатюрныхъ островка, обращенные въ католическіе монастыри. Одинъ — во имя Мадонны della Sealpella, другой — во имя св. Георгія. Эти хорошенькія каменные игрушечки удивительно кстати разнообразятъ своимъ оригинальнымъ романтическимъ видомъ величественную картину горъ и водъ, которая кругомъ охватываетъ здѣсь васъ. И католики, и православные одинаково чтутъ эти крошечныя обители, затерянныя среди широкой глади залива, и окружаютъ ихъ благочестивыми легендами. Монастыри эти играли въ свое время роль и въ исторіи боккезовъ, служа имъ оплотомъ противъ вторженія враговъ, и еще недавно, въ дни французскаго владычества, были политы кровью храбрыхъ. Тѣсныя горныя ворота, за которыми стелется голубая гладь залива Ризано, поднимаются сейчасъ же около Перасто, съ его лѣвой стороны, и придаютъ много суровой живописности всему пейзажу. Самъ городовъ Ризано, построенный на мѣстѣ античной римской колоніи Рициніума; не виденъ намъ съ парохода, но въ глубинѣ залива поднимаются сквозь туманы, голыя мрачныя горы племени кривошіянъ, ближайшихъ сродниковъ и всегда готовыхъ союзниковъ ЧернойГоры, такихъ же, какъ черногорцы, безстрашныхъ, вольнолюбивыхъ и бранолюбивыхъ, — такихъ же кровныхъ ненавистниковъ, мусульманства, такихъ же православныхъ, какъ они, несмотря на многолѣтній гнетъ туровъ и австрійцевъ…

Голы и грозны не только горы видной вдали Кривошіи; весь, лѣвый берегъ залива, начиная отъ устья рязанской бухты — одна, громадная стѣна голыхъ хребтовъ, цѣликомъ опрокинувшихся внизъ головами въ глубокіе омуты залива и погрузившихъ его этимъ колоссальнымъ отраженьемъ своимъ въ какую-то таинственную темнозеленую полутьму; только лѣсистая пирамида Кассана весело выдѣляется своими зелеными кудрями и пестрыми домиками Перасто на этомъ мрачномъ фонѣ сѣрыхъ горъ.

Оглянитесь на правый берегъ — тамъ иная картина: тамъ, все зеленыя, мохнатыя отъ лѣсовъ пирамиды горъ, въ упоръ освѣщенныя солнцемъ и оттого, кажется, еще болѣе яркія и веселыя… Съ макушки первой горы пристально смотрятъ черезъ верхушки деревьевъ на устье пролива, на выходъ изъ бухты Ризано, на самый городокъ Перасто, лежащій какъ разъ напротивъ, — пушки двухъ, съ иголочки новыхъ, австрійскихъ фортовъ…

Но въ радостной картинѣ солнечнаго дня, голубяхъ водъ, зеленыхъ лѣсовъ — и эти гнѣзда смерти, забравшіяся подъ облака, кажутся живописными и милыми.

А отъ сосѣдней съ ними горы просто глазъ не оторвешь. Тамъ тоже взобрались высоко на обрывы скалъ ярко освѣщенные малочисленные домики Горнаго-Столива, въ то время какъ Дольній-Столивъ тѣснится своими бѣдными жильями у подножія тчзй же черной громады, совсѣмъ близко къ водѣ.

Деревеньки и сади вообще опоясываютъ почти сплошь, будто разноцвѣтнымъ поясомъ, подножія горныхъ массъ, обступившихъ здѣсь съ обѣихъ сторонъ прекрасный голубой заливъ. Вотъ онъ вдругъ поворачиваетъ уже не узкимъ проливомъ, какъ прежде, а всею своею привольною ширью — рѣзво на югъ, врѣзая мимоходомъ далеко въ толщи горъ хорошенькую бухточку между Перасто и селомъ Добрбтою… Теперь уже это послѣдній заворотъ парохода въ Каттаро, которое открывается, наконецъ, въ глубинѣ залива, на крайнихъ предѣлахъ его. Капитанъ нашъ считаетъ отъ Пунто д'Астро до Каттаро всего 25 верстъ по русскому счету; такова длина чудной Бокки Каттарской, этого Босфора Адріатики. Все время идемъ мы впередъ, шли сначала въ сѣверу, потомъ въ востоку, потомъ опять къ сѣверу, потомъ опять въ востоку, и вотъ теперь, оказывается, идемъ уже прямо къ югу, словно на встрѣчу самимъ себѣ… До того капризны и рѣзки изгибы каттарскихъ плесовъ…

И чѣмъ дальше, чѣмъ ближе въ Каттаро, тѣмъ все могучѣе и грознѣе дѣлается красота горъ. Отъ Перастской бухты пароходъ нашъ уже бѣжитъ въ суровой тѣни титанической черносѣрой стѣны, подпирающей облава небесныя. Стѣна эта загораживаетъ намъ здѣсь полнеба, она не даетъ ни одному лучу солнца пролить свой живительный золотой дождь на городки и деревеньки противоположнаго праваго берега. Стѣна эта тянется на цѣлыя версты, нигдѣ не разступаясь и не отступая, такая же сѣрая, такая же голая, такая же мрачная и неприступная отъ Перастской бухты до самаго Каттаро… Глядишь съ жуткимъ чувствомъ съ палубы своего низенькаго пароходика на эти первозданныя громады, уходящія въ небо, и кажешься самъ себѣ вмѣстѣ съ пароходомъ своимъ такою жалкою мошкою, копошащеюся у пяты этихъ каменныхъ исполиновъ; и самый заливъ, въ сущности еще очень широкій, по сравненію съ отѣнившими его колоссальными хребтами, невольно представляется какимъ-то узенькимъ водянымъ корридоромъ, обставленнымъ высокою стѣною…

— Это Черная-Гора! — какимъ-то словно обробѣвшимъ, стихшимъ голосомъ говоритъ мнѣ нашъ спутникъ австріецъ Вагнеръ, указывая рукою налѣво.

— Видите, это Черная-Гора! — крикнулъ мнѣ по-славянски сверху съ своего мостика капитанъ бокезецъ, и его черные глаза, и все его смуглое, сухое лицо вдругъ засверкали какихъ-то радостнымъ и самодовольнымъ огнемъ.

Такъ это, наконецъ, Черная-Гора!..

Я смотрѣлъ на нее съ безмолвнымъ благоговѣніемъ, недавно воспитаннымъ во мнѣ страстною симпатіею къ этому родному намъ племени сказочныхъ героевъ и богатырей, изумительнымъ образомъ уцѣлѣвшихъ на порогѣ ХХ-го столѣтія среди изнѣженной цивилизаціи современной Европы…

Такъ вотъ она, славная Черная-Гора! Привѣтъ тебѣ и земной поклонъ за доблести твои…

Титаническая каменная броня, одѣвающая молодецкую грудь. Черногоріи, со стороны, обращенной къ врагу, — служитъ на своемъ верхнемъ гребнѣ и оффиціальною границею между австрійскою имперіею и княжествомъ черногорскимъ. Объ этомъ свидѣтельствуютъ въ краснорѣчивомъ безмолвіи вдругъ забѣлѣвшій тамъ наверху австрійскій фортъ и казарма австрійскихъ пограничныхъ жандармовъ, стерегущихъ рубежъ земли цесарской…

Но «орлы» Черной-Горы не стѣсняются жандармами и пушками. Ихъ черныя струки свободно бродятъ по козьимъ тропамъ, этихъ головокружительныхъ высей, въ которыхъ они чувствуютъ себя какъ рыба въ водѣ, и въ былыя времена они уже не разъ — нельзя сказать — сбѣгали, а просто слетали съ своихъ дикихъ неприступныхъ утесовъ, сливались съ нихъ быстро и дружна внизъ, какъ волны горнаго водопада, и являлись какъ снѣгъ на голову среди перепуганныхъ жителей Бокки, гомерически-могучіе, гомерически-смѣлые, круша и руша передъ собою тогда еще дряблую австрійскую силу.

Все подножіе Черной-Горы, какъ и другихъ горныхъ береговъ Бокки, одѣто внизу садами оливокъ, смоковницъ, орѣховъ, усѣяно деревеньками и хуторками. Тутъ Мота, Доброта и много другихъ селъ, а противъ нихъ на правомъ берегу большое красивое мѣстечко Перчань. Добрбта — одно изъ самыхъ богатыхъ селеній Бокки; ея большіе двухъ-этажные каменные дома придаютъ ей видъ изряднаго городка. А такъ какъ жители ея не православные, а все католики, то въ прежнее время, когда между Австріей и Черною-Горою то-и-дѣло возникали пограничныя ссоры и столкновенія, — набѣги черногорскихъ юнаковъ прежде всего обрушивались на голову злополучныхъ добротянъ, — этихъ самыхъ близкихъ и самыхъ заманчивыхъ по зажиточности своей сосѣдей безплодной и бѣдной Черной-Горы, все-таки болѣе щадившей своихъ единовѣрцевъ…