Наследник полуночи - Кассандра Клэр

При виде него Магнуса охватила сильная печаль. Это был человек между старостью и смертью, и теперь Джем находился за пределами этой человечности, за пределами света, горящего так ярко и так быстро. За пределами этого света и огня было холодно. Ни у кого не было больше причин знать этот холод, чем у Магнуса.

При виде Бейна Джем склонил голову.

«Магнус Бейн. Я не знал, что ты будешь здесь».

— Я… — начал Магнус, но Уилл уже поднялся на ноги и шагал через всю комнату к Джему.

При виде него он загорелся, и Магнус ощутил, что все внимание Джема с него переключилось на Уилла и там осталось. Эти двое парней были настолько разными, но порой казались совершенно одинаковыми, что Магнусу было странно видеть, что Уилл изменился, как и все люди, когда Джем оставался неизменен, видеть, что они оба пошли туда, куда другие не смогли бы последовать. Он предполагал, что для них все это было еще более странным.

И еще. В них по-прежнему оставалось что-то такое, что напоминало Магнусу о старой легенде красной нити судьбы, которую он слышал: что определенных людей окружает невидимая алая нить, и как бы она ни путалась, она не могла порваться.

Безмолвные Братья двигались так, как по представлению могли бы двигаться статуи. Джем двигался таким же образом, но как только Уилл приблизился к нему, он сделал шаг навстречу своему бывшему парабатаи, и этот шаг был быстрым, нетерпеливым и человеческим, как будто близость к людям, которых он любил, снова наполнила его плотью и текущей кровью.

— Ты здесь, — сказал Уилл, и в его словах подразумевалось то, что он полностью удовлетворен. Теперь Джем здесь, и с миром все в порядке.

— Я знала, что ты придешь, — сказала Тесса, поднимаясь и следуя за мужем навстречу Джему. Магнус увидел, как лицо Брата Захария засияло при звуке ее голоса, руны и бледность больше не имели значения. На мгновение он снова стал мальчишкой, его жизнь только начиналась, а сердце было полно надежды и любви.

Как эти трое любили друг друга, как они страдали друг за друга, и все равно, сколько же радости они получали, просто находясь в одной комнате. Магнус и раньше любил, много раз, но он не мог припомнить того же ощущения спокойствия, которое исходило от этой троицы в присутствии других. Порой он жаждал спокойствия, как блуждающий веками по пустыне человек, никогда не видевший воды и вынужденный жить лишь одним ее желанием.

Тесса, Уилл и их потерянный Джем стояли, крепко обнявшись. Магнус знал, что в эти несколько мгновений, в мире никого и ничего больше не существовало, кроме них троих.

Он посмотрел на диван, где лежал Джеймс Херондэйл, и увидел, что тот уже пришел в себя, его золотистые глаза, словно колдовские огни, учили свечи гореть ярко. Джеймс был молод, перед ним простиралась вся жизнь, но в его лице не было ни надежды, ни радости. Тесса, Уилл и Джем вместе чувствовали себя естественно, но даже в комнате с людьми, которые его любили больше жизни, он чувствовал себя совершенно одиноким. В его лице читалось какое-то отчаяние и уныние. Он попытался опереться на локоть, но снова рухнул на подушки дивана, темная голова откинулась назад, будто ему было слишком тяжело ее держать.

Тесса, Уилл и Джем о чем-то шептались друг с другом, ладонь Уилла лежала на руке Джема. Магнус никогда не видел, чтобы кто-то так касался Безмолвного Брата — просто по-дружески. У него внутри все заболело, и эта боль пустоты отразилась на лице юноши, лежащего на диване.

Повинуясь стремительному импульсу, Магнус пересек комнату и опустился на колени у дивана, возле сына Уилла, который глядел на него усталыми золотистыми глазами.

— Видишь их, — сказал Джеймс. — То, как они любят друг друга. Раньше я думал, что все так любят. Как в сказках. Раньше я думал, что любовь дарующая, щедрая и добрая.

— А теперь? — спросил Магнус.

Молодой человек отвернулся, и Магнус уставился на его затылок, видя копну черных волос, как и у его отца, и край руны его парабатаи под воротником. Должно быть, она на спине, подумал Магнус, над лопаткой, где было бы крыло ангела.

— Джеймс, — тихим торопливым голосом произнес Магнус. — Когда-то у твоего отца была ужасная тайна, которую он не мог поведать ни одной живой душе в мире, и он рассказал мне. Я вижу, что тебя что-то гложет, и ты это держишь в себе. Если ты хочешь что-то рассказать мне, сейчас или в любое другое время, я даю тебе слово, что сохраню твои тайны и помогу чем смогу.

Джеймс пошевелился, чтобы посмотреть на Магнуса. Его лицо на мгновение смягчилось, будто юноша ослабил свою непрестанную хватку того, что мучило его.

— Я не похож на своего отца, — сказал он. — Не путай мое отчаяние с обманным великодушием, это не так. Я страдаю за себя, а не за кого-то другого.

— Но почему ты страдаешь? — в отчаянии спросил Магнус. — Твоя мама была права, когда сказала, что всю жизнь тебя любили. Если только ты позволишь мне помочь тебе…

Выражение лица юноши закрылось словно дверь. Он снова отвернулся от Магнуса и закрыл глаза, на края его ресниц падал свет.

— Я дал слово, что никому не скажу, — сказал он. — И на этой земле нет ни одной живой души, которая могла бы мне помочь.

— Джеймс, — произнес Магнус, действительно удивленный отчаянием в голосе юноши, и тревога в голосе Магнуса привлекла внимание всех остальных в комнате. Тесса с Уиллом отвернулись от Джема, повернулись к сыну, мальчику, носившему имя Джема, и как один направились туда, где он лежал, Тесса и Уилл рука об руку.

Брат Захария склонился над спинкой дивана и нежно коснулся волос Джеймса пальцами музыканта.

— Здравствуй, дядя Брат Захария, — сказал Джеймс, не открывая глаз. — Я бы сказал, что сожалею, потревожив тебя, но уверен, что за весь год для тебя это самое волнительное событие. В Городе Костей не так все оживленно, да?

— Джеймс! — отрезал Уилл. — Не разговаривай с Джемом подобным образом.

«Как будто я не привык к плохому поведению Херондэйлов», — сказал Брат Захария так, как всегда пытался примирить Уилла с окружающими.

— Полагаю, разница в том, что отца лишь все время беспокоило то, что ты думал о нем, — сказал Джеймс. — А меня — нет. Но не принимай это на свой счет, дядя Джем. Меня вообще не волнует, кто и что обо мне думает.

И все же он взял себе в привычку выставлять себя на посмешище, как сказал Уилл, и Магнус не сомневался, что это делалось специально. Его должно волновать то, что думают другие. Он должен все это делать с определенной целью. Но с какой? Магнус задавался вопросом.

— Джеймс, это так не похоже на тебя, — обеспокоенно сказала Тесса. — Тебя всегда волновало. Ты всегда был добр. Что тебя беспокоит?