Еретики Дюны - Фрэнк Херберт

Одрейд, взглянув на Таразу, сказала:

— Дар и Тар.

Углы рта Таразы дрогнули в улыбке.

— Что есть такого в моем досье, что ты еще не изучила по нескольку раз? — спросила Одрейд.

Тараза откинулась и подождала, пока ее песье кресло приспособится к ее новой позе. Она положила сцепленные руки на стол и посмотрела на младшую.

«А ведь на самом деле она и не так уж моложе меня», — подумала Тараза.

Однако со школьных времен Тараза воспринимала Одрейд только как принадлежащую младшей возрастной группе, и возрастную пропасть между ними не скрыть никаким проходящим годам.

— Осторожнее поначалу, Дар, — сказала Тараза.

— Этот проект уже давно прошел начальную стадию, — ответила Одрейд.

— Но твоя роль в нем начинается только сейчас. А затеяли мы такое, чего раньше никто и не пытался.

— Узнаю ли я теперь полностью проект, связанный с этим гхолой?

— Нет.

Вот и все. Вся видимость высокого доверия и «надобности понимать» отменена единым словом. Но Одрейд поняла, что таков порядок, изначально заведенный еще с первого Дома Соборов Бене Джессерит, претерпевший за тысячелетия только очень небольшие изменения. Подразделения Бене Джессерит разделяются твердыми вертикальными и горизонтальными барьерами на изолированные группы, отсюда, с вершины, тянутся к ним нити единого командования. Обязанности — «предписанные роли» — распределены и исполняются отдельными ячейками. Задействованные в одной ячейке не знают, что делают их современники внутри других параллельных ячеек.

«Но я знаю, что в параллельной ячейке находится Преподобная Мать Луцилла, — подумала Одрейд. — Это подсказывает логика».

Она понимала необходимость такой, скопированной с древнейших тайных революционных обществ структуры — Бене Джессерит всегда рассматривал себя как постоянных революционеров. Эта революция была заторможена лишь Тираном — Лито II.

«Заторможена, но не отменена и не остановлена», — напомнила себе Одрейд.

— Насчет того, к чему ты приступаешь, — сказала Тараза. — Оповести меня, если ощутишь какую-либо непосредственную опасность для Ордена.

Это было одним из тех особенных пожеланий Таразы, смысл которых Одрейд схватывала интуитивно, без слов — а уж потом находила словесное воплощение для этого смысла. Она быстро ответила:

— Бездеятельность будет для нас еще хуже.

— Мы приходим к выводу, что может возникнуть опасность, — сказала Тараза.

Она говорила сухим голосом. Таразе не нравилось пробуждать в Одрейд талант инстинктивного ясновидения, которым она обладала от неподконтрольных воздействий своей генетической линии — Атридесы с их опасными талантами. Была специальная пометка в генетическом досье Одрейд: «…тщательное изучение всего потомства». Двое из этого потомства были тихо умерщвлены.

«Мне не следовало пробуждать сейчас талант Одрейд ни на единый миг», — подумала Тараза. Но иногда искушение было слишком велико.

Тараза отправила проектор под крышку стола и заговорила, глядя на пустой стол.

— Находясь вдали от нас, даже если ты найдешь идеального отца-производителя, ты не должна скрещиваться без нашего разрешения.

— Ошибка моей настоящей матери, — высказала предположение Одрейд.

— Ошибку твоей настоящей матери следовало распознать еще в то время, когда она скрещивалась!

Одрейд и раньше не раз это слышала. Это было то, что в линии Атридесов требовало самого тщательного наблюдения со стороны Разрешающих Скрещивание. Талант, безусловно. Она знает о своем таланте, происходившим от генетической линии, с одинаковой силой давшей мирозданию и Квизаца Хадераха, и Тирана. К чему, однако, Разрешающие Скрещивание стремятся теперь? Насколько отрицательно их отношение? Больше никаких опасных рождений! Она никогда не видела никого из своих детей после их рождения — вовсе не такая уж странность для Ордена. И она никогда не увидит ни единой записи своего генетического досье. Здесь тоже Орден оперирует, тщательно разграничивая силы. «И эти более ранние запреты на некоторые мои Иные Памяти!»

Она обнаружила незаполненные места в своих Памятях и открыла их. Вероятно, только Тараза да еще, может быть, двое членов Совета (Беллонда, вероятней всего, и еще одна старая Преподобная Мать) владели сверхчувствительным доступом к подобной информации о происхождении.

Действительно ли Тараза и другие поклялись умереть, прежде чем выдать секретную информацию постороннему? В конце концов, есть точный ритуал преемственности на случай, если ключевая Преподобная Мать умирает, находясь далеко от Сестер и не имея возможности сразу передать им хранимые в себе жизни-памяти. Этот ритуал много раз задействовали за время правления Тирана. Ужасная Эра! Понимание, что революционные ячейки Ордена для него — как на ладони! Чудовище! Она знала, что Сестры никогда не обманывались насчет того, что Лито II якобы воздерживался от уничтожения Бене Джессерит только из одной глубоко коренившейся в нем верности своей бабушке, леди Джессике.

«Естественно, Джессика».

Одрейд ощутила, как что-то отдаленно встрепенулось у нее внутри.

Грех одной из Преподобной Матерей: «Она позволила себе впасть в любовь!» Такая малость, но приведшая к таким великим последствиям! Тридцать пять сотен лет тирании!

Золотая Тропа. Бесконечность? А как насчет всех этих Затерянных, многих триллионов, ушедших в Рассеяние? Какую угрозу представляют Затерянные, возвращающиеся сейчас?

Тараза, словно прочтя мысли Одрейд, проговорила:

— Люди Рассеяния где-то рядом, во внешнем мире… Просто выжидают, чтобы нанести удар.

Одрейд слышала уже такие доводы: с одной стороны, опасность, с другой — нечто магнетически притягательное. Так много великолепного и неизвестного. Орден, таланты которого уже не одно тысячелетие пестуются меланжем: доступны ли будут ему эти новые необъятные ресурсы человечества? Подумать только об имеющихся там несчетных генах! О потенциальных талантах, свободно парящих за пределами космоса, где они могут навсегда сгинуть!

— Как раз незнание и порождает величайшие ужасы, — сказала Одрейд.

— И величайшее самолюбие, — проговорила Тараза.

— Значит, я еду на Ракис?

— Конечно. Я нахожу тебя вполне соответствующей.

— Иначе бы меня не назначили.

Как же привычна им подобная перепалка словами, уходящая корнями в их школьные дни. Тараза спохватилась, однако, что поддалась на это бессознательно — слишком много воспоминаний связывают их: Дар и Тар. Надо следить за этим!

— Помни, в чем твой долг верности, — сказала Тараза.

Существование не-кораблей создает возможность уничтожения целых планет, не понеся при этом кары. На планету может быть направлен большой объект, астероид или равный ему. Или люди могут быть натравлены друг на друга через подрывную работу сексуальности, а затем им будет дано оружие для самоуничтожения. Похоже, эти Преподобные Черницы предпочитают последнюю технику.

Снизу из внутреннего дворика Данкан внимательно, даже когда внешне этого и не было заметно, следил за наблюдавшими за ним с галереи. Вон, как всегда, Патрин, но он не считается. В расчет надо брать Преподобных Матерей на противоположной от Патрина стороне галереи — слишком они к нему приглядываются. «Новенькая», — подумал он, увидев Луциллу. От этой мысли испытал прилив возбуждения, которое разрядил в физических упражнениях.

Он проделал первые три упражнения игры-тренировки, которые приказал ему выполнить Майлс Тег, рассеянно думая, что Патрин доложит, насколько хорошо он поработал. Данкан любил Тега и старика Патрина и ощущал их взаимную любовь. Присутствие новой Преподобной Матери сулило интересные перемены. Во-первых, она моложе остальных. Во-вторых, не старается спрятать глаза, сразу же выдающие ее принадлежность к Ордену Бене Джессерит. При первой встрече со Шванги Данкан познакомился с контактными линзами, скрывающими истинный цвет ее глаз и симулирующими нормальные зрачки и слегка налитые кровью белки. Он услышал однажды, как одна из послушниц Оплота говорила, что линзы Шванги еще и исправляют «разрешенную ей генетическую близорукость, которая ничто, по сравнению с теми качествами, какие она передает своему потомству».

В то время большая часть этого замечания прозвучала для Данкана невразумительно, но он обратился к библиотеке Оплота и просмотрел все, что там было на эту тему — сведения и скудные, и слишком урезанные. Сама Шванги отвела все его расспросы на эту тему, но по поведению учителей в последующие дни он понял, что она разозлилась. Для нее было обычным делом срывать свою злость на других. Он заподозрил, что подлинным поводом ее дурного настроения стал его вопрос: не она ли является его настоящей матерью?