На Смоленск надвигается гроза - Влада Морская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Этих бравых парней тебе нужно остерегаться, иначе не доживешь до смерти.
– Этих солевых рептилоидов?
Костя смотрел сквозь слезы, сквозь зелёное, розовое, белое, хотел вернуть себе вчерашнюю жизнь, отыскивая среди ошеломляющих зрелищ драгоценные воспоминания о детстве, о кратких мгновениях счастья, – сад, где яблоки были похожи на сияющие лампады, палые желтые листья, тяжеловесный жук, очистки картофеля, который накануне в мятой садовой бочке мыла бабушка.
– Сергей Тимофеевич был не простым человеком, так ведь? – Костя видел, как затрепетали огненно-черные, с золотым ободком, глаза Вагуса. – Бабушка знала обо всем, она пыталась мне это сказать, но я не хотел слушать.
– Он и человеком был не совсем. Коненков – потомок сынов божьих и дочерей человеческих, а точнее, нефилим. Через восемьдесят лет после войны двенадцатого года он начал создание деревянных истуканчиков, которые должны были охранять прозрачные сферы Мироздания от духов и прочей нежити. А после его ухода из обители живых на его место пришли кликуши, которых объявляли ведьмами «Медового круга». Они заселили доверчивые людские души пороками, плодя на земле убийц, насильников, наркоманов, и стали бороться с нами, – он обвел глазами бетонные стены и своды, – своими методами. Методами клана Лжецов.
Резко зазвонил смартфон. Ещё и ещё. Костя посмотрел на синий экран, дрожащие индикаторы, иконку белокурой девушки, под которой электронной строкой бежали неведомые письмена, вспыхивали пентаграммы, летели потоки цифр, отрывки колдовских заклинаний.
Вагус вырвал смартфон из сведенных судорогой рук, шмякнул его о плиты и раздавил каблуком лакированных ботинок.
– Это была Марина, моя… – Костя запнулся, его лицо чудно оживилось, щеки зарделись, заискрились светлые, серебристого оттенка глаза. – Мы учимся с ней в одной группе, но я не понимаю… – добавил он, разминая скрюченные от непомерного напряжения пальцы.
– Твоя Марина – ведьма. И какой же дивный гиньоль она сотворила, бестия, м-м-м, – протянул Вагус, будто лизнул сладкую молочную банку. – Но теперь она опасна для тебя, запомни это!
– Ведьма?! Вы… это что… серьезно?
– Мне ли шутки шутить, мальчик! Третью шкуру снимет. Две-то ее товарищи… Содрали! И пока не содрали с тебя, принеси мне кота.
– Вы хотите съесть кота?
– Делай что велено червяк навозный, иначе твоя шея узнает, сколько весит твоя задница!
***
Обезумевший от ужаса кот вырвался из рук, во все стороны летели клочья пегой шерсти.
– Еле поймал, у него усы обломаны, поэтому в трубке застрял. Не бойся, не бойся…
– Давай его сюда.
– Когда бабушка заболела, то мне в наследство досталось аж семьдесят кошек, – тянул время Костя в надежде на какую-нибудь перемену ситуации в виде малой легкомысленной детали. – Я чуть сам с ума не сошёл, пока их всех раздал.
Вагус на секунду задумался, в глубине у него зашевелился червячок подозрений.
– Ты давно видел свою бабушку?
– Давно, она не любит посетителей, нервничать начинает, да и не узнает никого уже много лет.
– Отпусти кота, мне больше не нужен этот блохастый валенок.
***
Луна медленно подвигалась над зубцами и бойницами крепостной стены, коснулась отточенной кромки, и стал виден черный кустик, растущий на шатровой деревянной кровле. Он казался павлиньим пером на медном блюде, у которого откололи край.
– Смотри внимательно! Что видишь?
Необъяснимая сила, действующая по законам оптики и астрономии, направила в зрачки Кости пучок цветных лучей.
– Это вход в бомбоубежище, металлические двери с гидравликой… Территория Роспотребнадзора, кажется или…
– Достаточно, я понятия не имеешь о чём ты говоришь, поэтому нет смысла быть точным. Пошли.
***
Мост, начертанный над Чёртовым рвом, напоминал кардиограмму города, предынфарктные сжатия железного сердца, его синусы, ритмы, смертельные замирания. Низкие пролеты были сплошь усеяны разводами невыразительных граффити.
– Мне нужно смыть все это?! – Костя ощутил жжение в животе, будто открывалась в желудке язва, разрывая тонкие пленки жизни.
– Тебе нужен холодный ум и спокойные нервы. Я диктатор, а не идиот, низом пойдём.
Ливень ударил с такой силой, что затрещала земля, в которую вгоняли бесчисленные стеклянные сваи и толстые костыли.
Ноги погружались в трясину, вязли в ней, с хлюпаньем выдирались. Чем дальше они шли, тем болото становилось глубже, протухшая тина ударила в лицо душной чумной прелью.
В небе, косо вверх, зажглась голубая слепящая молния. Костя невольно испуганно вздрогнул. Качнулись желтые водяные цветы с липкими головками, которые он в детстве называл «утопленниками».
Костя увидел кошмар – багровые мясные куски. Говяжьи обрубки с изъеденными мослами, сырыми срезами плоти. Обрубки были живы, шевелили культями ног. Среди вывернутых сухожилий размыкались беззвучные глотки. В покорных обрубках была жуткая, непомерная боль, раскаленные как игла страдания, которые изливались не звуком, а немыми муками.
Их пасли полугнилые покойники в истлевшей одежде, с синими одутловатыми щеками и червивыми глазами, яростно хлыставшие кожаными бичами бурлящую мощь воды. Кончик бича полоснул одному по фиолетовому, надутому от трупных газов брюху, разорвал уродливое тело напополам. Из распоротого живота, как из раскрытого кисета, вывалились многоцветные опарыши, зеленокрылые жуки, потекла чернильная слизь.
– Пастухи дождя! Не смотри на них! Уходим! Скорее! – выкрикнул Вагус, почти не слыша своего голоса.
– Ты давно не навещал свою бабушку! – покойник с жестким лицом наемного убийцы утробно рассмеялся, выпучил на Костю тускло-остекленелые зрачки, выталкивая изо рта липкую как варенье жижу.
– Петр Семенович…
– Приходи, будешь гостем на моей свадьбе! – он поцеловал в губы прелестную невесту в белом платье и жасминовом венке, в которой Костя узнал Марину.
Раздался гром и пошла рокотать сдвигаемая земная кора. Бурлила вода, заливая мир слепящим красным холодом. Слепой удар сбил его, оглушил, он рухнул и покатился шаром. Без чувств, лишенный телесности, веса, он лежал среди ромашек и шалфея, открыв невидящие глаза навстречу дочиста умытым звездам.
***
Яркое утреннее солнце, гревшее травы янтарной полосой, коснулось лежавшего на земле Костю. Он сучил ногами, корчился, драл себе грудь, и изо рта его сквозь алую пену высовывался дрожащий язык.
– А ну давай, блевани! – требовательно приказал Вагус, его череп был абсолютно голый, кожа на лице повисла дряблыми складками, нос вяло, как у индюка, согнулся к верхней губе, а рот, лишенный зубов, провалился.
Костя подтянул ноги к животу, выплюнул водянистый пузырь цвета бычьей крови и, отвалившись на спину, ловил губами воздух:
– Это вы?.. – просипел он едва слышно. – Что с вами случилось?
– Давно в болотах не тонул. Вставай, у меня осталось мало времени, и у тебя тоже.
***
– Молодец, внучок, вон там ещё сотри, – проворчала неопрятная и сердитая старуха, проходя мимо.
– Наркоманьё чёртово!
Кирпичная, на каменных основаниях, подклеть, где когда-то размещались небольшие мастерские и конторки, называлась среди смолян «Воротами в город Мёртвых». Улица, пустая, обставленная безликими зданиями, пропадала вдали, и Вагусу ничего не помешало сорвать замок.
Внутри пахло подвалом, в котором разлагался несвежий труп, сверху сыпалась наждачная пыль развалин, металлическая пудра измельченной временем арматуры.
То ли животное, то ли нежить, то ли человек хлопнулся рядом
