Куншт-камера. Зал второй - Алексей Розенберг

– Хм!!! – вскрикнул Петр Михайлович, обнаружив, что вместо тарелки с супчиком на столе стоит безупречно черный телефонный аппарат с никелированным номеронабирателем.

Мало отдавая себе отчета, Петр Михайлович подошел к телефону, снял трубку, поднес к уху и сказал «Алло!». И в ту же секунду аппарат обратился в тарелку грибного супчика, а телефонная трубка в ложку, так что теперь супчик оказался не только на столе и штанах Петра Михайлович, но и у него на голове, ухе и за шиворотом.

– Хм… – Петр Михайлович осторожно положил ложку в тарелку, задумчиво почесал пузо, затем вылил остатки супчика в кастрюлю, а кастрюлю опорожнил в уборную, после чего прилег на диван и стал размышлять, под каким бы благовидным предлогом отправить тещу обратно в Кологрив.

Очевидные вещи

– Лидия Петровна, не желаете ли посетить со мной какую-нибудь ресторацию?

– Ах, Дмитрий Михайлович, ну вы же видите, что цвет моего лица сегодня слегка бледноват. А я не могу с таким лицом посещать рестораций. Это же очевидно!

– Хм, ну тогда, может, сходим на показ какой-нибудь фильмы? В темноте зала ваша бледность не будет столь заметна.

– Ах, Дмитрий Михайлович, довольно нехорошо с вашей стороны делать мне такие намеки. В любом случае и этот вариант исключается – вы же видите, что форма моей прически слегка скошена, что, конечно же, отразиться на моем силуэте в целом. Это же очевидно!

– Тогда я приглашаю вас ко мне на ужин. Я живу один, и ваша бледность и прическа не сделают меня несчастным.

– Ах, Дмитрий Михайлович, это конечно мило с вашей стороны, но вы же видите, что у меня не очень удачный маникюр, с которым просто не приемлемо ходить по гостям. Это же очевидно!

– Ну хорошо, Лидия Петровна, давайте тогда проведем этот вечер у вас. У меня как раз имеется бутылочка коллекционного вина.

– Ах, Дмитрий Михайлович, это конечно хорошо, что вы позаботились о напитках, но вы же видите, что у меня ресницы на одном глазу накрашены немного не равномерно? А я не могу с таким макияжем принимать гостей. Это же очевидно!

– Что же мне делать, Лидия Петровна? Когда же я буду иметь честь, наконец, провести с вами вечер?

– Ах, Дмитрий Михайлович, я, право, не могу вам ни чего обещать. Вы же видите, что я не могу встречаться с вами, когда у меня такие неприятности. Это же очевидно!

– Ну хорошо, Лидия Петровна. Я позвоню вам завтра. Надеюсь, что удача улыбнется мне. До свиданья!

– До свиданья, Дмитрий Михайлович. Все может быть – это же очевидно!

Чужая Машенька

– А если я так? – Павел Семенович как следует разбежался с лестницы и, подпрыгнув, вдарился всем своим тщедушным весом о запертую дверь.

От такой силы удара дверь даже не дрогнула, тогда, как Павел Семенович рикошетом отлетел на приличное расстояние, и распластался на лестнице этажом ниже.

– Хм… – удрученно пробормотал Павел Семенович, почесывая разбитое в кровь лицо. – Как же так-то?

Он на четвереньках поднялся на свой этаж, подполз к двери, и тихонько стучась в нее лысой головой заскулил:

– Машенька, золотце моё, ну пусти меня грешного!

– Пшел вон, старый кобель! Убирайся! – раздался из-за двери истеричный женский голос.

– Но Машенька, но как же так? Это ведь я же! Твой медвежонок Павлушенька!

– Я сказала – убирайся, поганый развратник! Что бы духу твоего тут больше не было!

– Но за что же, Машенька? Ведь я же тебя так люблю!..

Павел Семенович сел на пол, прижался спиной к двери и схватился за голову. Его мутило после давешних возлияний и неудачного прыжка.

– Чертовщина какая-то! – пробормотал он и легонько тюкнулся затылком о дверь. – Машенька, голубушка, ну за что же? Ведь я не сделал ничего предосудительного!

– Ты еще здесь, мерзавец?! Вот погоди! Я сейчас милицию вызову!

– Да за что же ты меня так, Машенька! – от обиды Павел Семенович пустил слезу. – Ведь я так люблю тебя, мое солнышко!

– У-БИ-РАЙ-СЯ ВОН, старый козел!!! Сколько можно тебе, алкаш поганый, объяснять? Из раза в раз! Почти каждое утро! Это не выносимо!

– Но Машенька…

– Когда ты наконец вобьешь в свою дурную голову: Я – не твоя Машенька! И никогда не была ею! И даже гипотетически! А твоя Машенька (и как только эта овца тебя терпит?) живет в соседнем подъезде! И если ты сию секунду не уберешься отсюда, я действительно вызову милицию и засужу тебя к чертовой матери! Пшел вон!!!

Павел Семенович осмотрелся, икнул, почесал разбитое лицо и, сказавши «Ой!», бросился вон из чужого подъезда.

Супостаты

Павел Алексеевич осторожно ступенька за ступенькой спускался в погреб, силясь хоть что-нибудь разглядеть в кромешной тьме.

Однажды из экономии он выкрутил лампочку на лестнице, оставив освещение только в глубинах погреба. И теперь, когда те самым подлым образом одновременно перегорели, пришлось предпринять для их замены эту опасную вылазку.

Кроме прочего, когда Павел Алексеевич открыл погреб, в его сырую темень юркнули два наглых кота в надежде поживиться окороком, пока хозяин героически спускается вниз. А поскольку между котами и Павлом Алексеевичем взаимного доверия не наблюдалось, то опасность промахнуться мимо ступеньки существенно осложнялась возможностью наступить на одного из подвернувшихся под ноги супостатов, которые, по мнению Павла Алексеевича, вполне способны на подобную подлянку.

Но вот лестница мужественно преодолена и Павел Алексеевич, с облегчением ступивши на холодный цементный пол, немного пошарил руками в темноте, пытаясь нащупать хоть какой-нибудь ориентир. Однако ничего поблизости обнаружить не удалось, зато урчание и чавканье наглых котов прекрасным образом указывало на расположение окорока. А как раз налево в шаге от окорока свисал первый светильник.

Осторожно, шаг за шагом, Павел Алексеевич пошел на звук и вскоре споткнулся об одного из нарушителей, который взревел почти человеческим голосом. От неожиданности и потери равновесия Павел Алексеевич грохнулся на пол, пребольно ударившись головой об ящик с консервами и придавив своим телом второго нарушителя.

В общем, когда Павел Алексеевич пришел в себя, то, судя по гробовой тишине, нарушители уже покинули погреб, несомненно, по мнению Павла Алексеевича, прихвативши с собой остатки окорока и возможно даже пару банок тушенки, с целью слизывать с них солидол.

Мужественно преодолев боль от многочисленных ушибов, Павел Алексеевич поднялся с пола и, водя руками над головой, занялся поисками первого светильника.

Когда, к неописуемому облегчению Павла Алексеевича, светильник был нащупан, и новая лампочка радостно осветила помещение, Павла Алексеевича взяла оторопь. За то время, пока он был недвижим, коты не только сожрали окорок! Они умудрились слопать все колбасы, подвешенные под потолком, слизать весь солидол с банок с тушенкой, уничтожить запасы копченого сала и, что больше всего потрясло Павла Алексеевича, опорожнить бидон с брагой! И теперь два огромных в доску пьяных мохнатых мешка возлежали на ящиках с картошкой и, тараща на Павла Алексеевича бесстыжие глаза, прикрывали лапами свои зычно икающие пасти!

Ни чего не сказал Павел Алексеевич. Он только обратно выкрутил лампочку, тихо преодолел вновь воцарившуюся кромешную тьму и, выбравшись из погреба, запер его на замок, а ключи забросил далеко в поле…

Сложный план

Павел Афанасьевич прогуливался вдоль берега реки, внимательно наблюдая за рыбаками, чем вызывал откровенное неудовольствие оных.

Рыбаки недобро поглядывали на Павла Афанасьевича и, когда тот проходил мимо, строили ему отвратительные рожи, показывали дули и всяческие неприличные жесты. Особо смелые тихонько матерились, обзывая Павла Афанасьевича по маменьке, папеньке и по всем остальным его родственникам. В ответ Павел Афанасьевич лишь посмеивался и, как бы невзначай, постреливал дуплетом над головами рыбаков из своей старенькой двустволки, что давало присутствующим серьезный повод с ним не связываться.

Когда же Павла Афанасьевича прогулка изрядно притомила, он повернул к дому, а рыбаки, собравшись вместе, стали держать тайным совет, как им избавиться от его назойливого присутствия.

После долгих споров и жарких дебатов рыбаки пришли к единому мнению, что Павла Афанасьевича, пока он с ружьем, не утопить, не задушить не извести еще каким-либо способом не получиться, и, следовательно, для начала необходимо его как-то этого ружья лишить. Для этой цели был разработан настолько сложный и хитроумный план, что даже сами рыбаки не до конца понимали всех тонкостей. Больше всего сомнений вызывало задействование в плане диких пчел, психически нездорового лося, а также расположение звезд и планеты Нептун.

Но, несмотря на недопонимание отдельных моментов, план был полностью осуществлен, после чего немного пришибленный Павел Афанасьевич более не изъявлял желаний прогуливаться вдоль берега реки.