Человек - Никита Чернов

даже плетёный из веток забор и тот сгорал от разбушевавшегося пламени, прошедшего кровожадным маршем по сухой осенней траве, не говоря уже о сарайках и хлевах для скотины, о не завидной судьбе которой не хотелось бы даже думать. А поселенцы… тот что был «пришит» к мосту был лишь первым среди десятков, но здесь явно были не все, кто-то точно выжил, но вряд ли они утешатся, узнав свою грядущую судьбу.

Вцепившись обеими дрожащими крупной дробью руками в посох, он поднялся по деревянным ступеням, вбитым в землю, где обнаружил лежащим на этих же ступенях лицом, судя по телосложению и росту, ещё совсем мальчугана со стрелой в спине. От моста и ступеней в деревню вела удивительная дорожка, выложенная вдоль сосновыми дощечками. Поселенцы вели на реке рыбный промысел и постоянный, независимый от стихии путь был необходим всегда, тем более, что река была вообще жизнеобразующей. Если бы не крутой и холмистый правый берег, то вполне вероятно селяне заняли бы оба берега. На середине дорожки он обнаружил очередной труп, напоминавший страшное подобие паука из безумного кровавого месива с рёбрами наружу, лежащего, в собранных собственным телом, дощечках. Над этим произведением искусства Смерти постарался мастер-всадник, использовав в качестве кистей копыта собственного жеребца. Позже поселенцы не попадались до самого входа вовнутрь деревушки, который пролегал меж двух тесно прижатых домиков, теперь же жалких обугленных печных труб и навевающего тоску простора, заваленного углями. Первый лежал лицом в землю, в паре шагов левее от дорожки, головой к реке по диагонали, с ровной расщелиной от затылка до лопаток, с руками, закинутыми за голову после падения. Второй лежал ровно на дорожке, ноги заплетены – бежал, после попадания стрелы меж лопаток, теперь же торчащей из груди, запнулся и в процессе падения перевернулся на спину; глаза же полуприкрыты, рот разинут, а губы, подбородок и щеки в легочной нежно-розовой крови. Третий же встречал гостя у границы сгоревших дворов выпученными в каком-то сумасшедшем удивление глазами, вылезающими из орбит и порядком побелевшими, и остекленевшими, голова набок, рот раскрыт, язык наружу, грудь привратника была замечательно прошита парой белопёрых стрел к широкому стволу берёзки, растущей близ сгоревшего забора, отчего пообгорели и почернели низко свесившиеся ветви, а серое полотно шерстяной рубахи в высохшей крови по пояс. И он до сих пор сохранял свою твердую стойку. Четвёртый лежал на выходе из обхватывающих по бокам дворов, поначалу человеку было не понятно, что заставило поселенца лечь, но позже он увидел причину: из ровненько обрезанного черепа слегка выглядывает желтовато-розовая улитка, верхушка которой была в чёрной кровавой корочке, вокруг самой головы же небольшое пятно, так же уже запёкшейся на дощечках крови. Именно здесь и не выдержали нервы человека, вызвав поток зелёной рвотной массы, едва не на тулово трупа.

Приведя гостя внутрь деревни, дорожка не заканчивалась – круто разветвлялась и шла ко всем дворам и по всему поселению. Справившись с рвотными позывами, человек решил несколько углубиться, изучить поселение. Дальнейшие же описание увиденных человеком остатков от поселенцев не имеет смысла, ведь их было много, здесь были старики и взрослые, и совсем дети, они были везде и в различных позах, с множеством ужасающих ран, но ещё не тронутые вороньём, ибо погибли совсем недавно, о чём говорили и раны, и ещё играющий местами огонь, не говоря о дыме.

В деревушке не было ни одной живой души, ни одной ободранной кошки, ни одной бродячей собаки, кои были обычны в местах скопища людей. Скот же, скорее всего, увели, здесь его точно не было, ни в каком виде. Человек медленно продвигался по деревне, дрожа перебирая посохом. Рвотные позывы ещё раза три подплывали комом в горло, но после первого раза во рту остался желчно-травяной вкус, а в желудке ничего, что могло бы снова выйти. Сознание, наглядевшись на окружающие пейзажи, было как в тумане, оно отказывалось воспринимать всё то, что было под ногами, все эти невинные забавы Смерти, сводящие с ума. Да, если кто-то и существовал сравнимый с человеком по разумности, но всемогущий аки Бог, то это Смерть. Доказательства её существования были налицо, человек видел их прямо сейчас, он чувствовал их гниющий запах, настырно пробивающийся в ноздри, а его разум вёл с ними борьбу, которая сотрёт воспоминания об увиденном. Только Смерть – ничего больше не существовало. Она существует и будет существовать, будет тешить себя своими забавами, которые по вкусу лишь ей, будет создавать свои необыкновенные произведения искусства, не переставая удивлять пытливый человеческий ум.

Человек передвигался, но наблюдаемая картина перестала им восприниматься, погрузившись в туман, подобный тому дыму, дрожь прекратилась, пульсирующая боль в ноге перестала чувствоваться, он взялся за посох одной рукой, а обсохшие уста раскрылись, втягивая воздух, чтобы не ощущать носом ароматов, навязчиво кружащих рядом. И было удивительно тихо, будто с этой деревней умер и весь окружающий мир, даже потоки ветра прижались к земле и стихли. Он бы так и плыл в бессознательном потоке, если бы не удивительное явление среди всей однообразности картины. Борьба за жизнь. Жизнь, живущая плодами труда Смерти. Он не помнил, как оказался перед ними, но коричневато-серые волки, ещё совсем переярки, были увлечены обгладыванием пары трупов, поэтому абсолютно не заметили и не обратили никакого внимания на живого представителя людей. Внезапные уколы страха привели человека в панику, внутри похолодело. Он понимал, что бежать не стоит – медленно идти, тихо переступать с ноги на ногу. Но у него не вышло в сознательном состояние провернуть то, что он совершил бессознательно. Паническое состояние сделало его движения рваными и чересчур быстрыми, поэтому, не рассчитав силу, он громко стукнул по сосновым дощечкам, оказавшимся так не к случаю под его ногами.

Тупой звук удара о дерево заставил повернуться узкие морды волков в рубиновом оскале. Укол паники прошиб всё тело человека, а боль в ноге так неожиданно напомнила о себе, что слёзы выступили на глазах горячей росой. Пять пар волчьих глаз взирали на человека с каким-то почти людским интересом. Одна из тварей, ровно посередине между собратьями, смотрела на человека с неподдельным интересом. Волк задёргал носом вверх, яро принюхиваясь, пытаясь уловить запах нежданного гостя и свидетеля их интимной трапезы, их пышного пира, так любезно предложенного всё теми же людьми. Пять пар жёлтых и серых глаз не отрываясь смотрели в глаза человека, ни на секунду, не отпуская нарушителя покоя. Их взгляды вгрызались в самую глубь его рассудка, не позволяя страху покинуть его измотанный разум.

Самый