Сказки о магах - Антон Платов

– Да. А что?

– Ну и как? Нравится?

– Нравится.

Такого спокойного и простого ответа Андрей почему-то не ожидал. Вздохнул.

– Это я – Андрей Панин.

Мальчишка если и растерялся, то виду не подал. Несколько секунд смотрел оценивающе, потом, видимо, решил поверить.

– Здорово!

И вернулся к котелку.

Потом, когда чай был готов и была вскрыта банка сгущенки из Андреевых припасов, Андрей все-таки не выдержал и спросил Бориса:

– Послушай, так ты что же, один здесь?

– Да.

– И чего ж ты тут делаешь?

Мальчишка долго смотрел на него и сказал:

– Я – райдер.

И Андрей, чувствуя, что ему оказано доверие, не стал в тот вечер ничего больше спрашивать…

Но именно той ночью, лежа под светлым северным небом, над светлым же простором озера, видя пробивающийся сквозь неплотный брезент Борисовой палатки свет, слыша шелест страниц и догадываясь, чью книгу листает Борис при свете фонаря, – именно той ночью Андрей вспомнил еще один кусочек прошлого, которое было там, в Гамельне…

…Когда случилось Нашествие, был апрель. Он помнил, как сладко пели по ночам соловьи, как – изредка – голосили днем матери, потерявшие еще одного ребенка. Был голод.

Он ходил по деревням, помогая, чем умел. Неоткуда было взять хлеба, но он учил правильно варить суп из каштанов и буковых орешков – местные этого не умели, голод нечасто приходил в эти богатые земли. Он давал нужные травки отощавшим детям и пару раз сумел уговорить мужиков забить несколько диких поросят в баронских лесах.

Иногда он слышал звон колоколов Гамельна – город жил, город ждал, когда наступит пик голода, чтобы выгоднее распродать зерно. Тогда он вспоминал ужас городских улиц и обещал себе, что никогда больше не пройдет через городские ворота…

…Крысы пришли в Гамельн, когда город оказался последним в округе местом, где была еда. Он помнил ту ночь.

Неслышимый топот сотен маленьких лапок разбудил его после полуночи. Он открыл глаза и тотчас отпрянул к стволу древнего дуба, давшего ему приют на ночь. Крысы покидали деревню, где он был сегодня днем, – так корабельные крысы покидают судно, которому предстоит пойти ко дну. Ни одна из них не решилась приблизиться к нему, пока он спал; они далеко обходили его ложе из мягкого мха, выходя на имперский тракт в стороне от проселка. И тогда он вдруг понял, куда идут крысы.

Крысы шли в Гамельн.

Со всей округи, подумал он.

В город, где много еды.

В город, где нет добра и жизни.

В город.

Он поднял руки. Он заговорил на том языке, которого не помнили ни горожане, ни жители деревень.

В город.

Он видел, как по всей округе снимаются с насиженных мест, повинуясь его воле, крысиные стаи, как они уходят в сторону имперского тракта…

В город.

Он смотрел их глазами и их обонянием чувствовал сладкий запах зерна в амбарах Гамельна.

– В город, – сказал он.

В город.

3

К восьми часам вечера Андрей добрался наконец в «Домбай», славную старую шашлычную, знакомую еще со школьных лет. Здесь всегда было полутемно и немноголюдно, а в дополнение к последнему достоинству здесь нередко подавали настоящий шашлык и неплохое харчо.

Данька, конечно, был уже здесь. Более того, вожделенный шашлык, политый кетчупом и обсыпанный луком, уже дымился на столе перед ним. Они поздоровались, и Данька, нагнувшись, выудил из-под стола бутылку «Красного Крымского».

– У-у, – сказал Андрей, – «Массандра» – это к месту.

Данька откупорил бутылку и разлил портвейн в стаканы.

…Даниил Матвеев был старинным (они вместе учились в школе, потом в университете) другом Андрея. Более того, Данька был еще и его «коллегой по перу». Правда, Андрей шутил иногда, что любая из его книг по тиражу превосходит все Данькины книги, взятые вместе. Данька не обижался – он знал цену своим книгам; Андрей и сам понимал, что книга, которую прочитали и поняли десять мастеров, стоит книги, которую читают миллионы. Нет, и сам Андрей не писал «попсы». Просто Данька не был «литератором» и не работал, как Андрей, в жанре fantazy. Данька был магом и писал о магии.

По крайней мере, именно так определял его деятельность Андрей.

Они выпили и принялись за шашлык.

– Спасибо за книгу, – сказал Андрей, одолев первый шампур и закуривая сигарету.

– Ты уже благодарил, – усмехнулся Данька, – неделю назад, по телефону.

– Все равно. Это здорово.

– Нашел в ней сюжет для новой повести?

– А то как же! И не один. Хочешь, сделаю тебе комплимент?

– Хочу. Валяй, делай.

– Твоя книжка пришлась по душе моим райдерам.

– «Дорога на Монсальват»?

– Она. Знаешь, райдеры – суровые критики. Это действительно комплимент.

Данька кивнул.

– Что же привлекло твоих странников в моем скромном труде?

– Не прикидывайся, сам знаешь, что.

Данька снова кивнул. Он знал, что – Андрей часто рассказывал ему о своих ребятах, в том числе и то, о чем сам мог только догадываться…

…Андрей никогда не был для них руководителем – просто друг, один из очень немногих взрослых, которым они доверяли. Он почти никогда не задавал им прямых вопросов, предпочитая дожидаться тех редких случаев, когда райдеры сами рассказывали ему о себе. Борис – тот, кажется, ценил эту тактичность и в ответ старался помогать Андрею информацией, когда тот чего-то не понимал в их жизни.

Борис был самым старшим из них – не только в Москве. Именно он – сам, по собственной инициативе, Андрей не настаивал – именно он в первый раз рассказал Андрею о райдерах. Это было уже в городе, осенью после той памятной встречи в тайге. Потом Андрей познакомился с другими ребятами, узнал, что многие пишут стихи, а кое-кто и прозу, стал возиться с ними, помогая выправлять стиль и слог, и вот уже два лета надолго уводил нескольких ребят в лес, где вместе с Борисом учил их жить без метро и гамбургеров…

Райдеры не были ни движением, ни – уж тем более! – организацией. Их и было-то всего человек двадцать в Москве, да столько же в Питере, да по нескольку человек в больших областных городах. При встрече они иногда рисовали на земле северную руну Дороги. Это не пароль, объяснял Борис, просто способ узнать друг друга. От имени этой руны – «Райд» – и получилось само собой слово «райдер»…

Одно время Андрею казалось, что райдеры немного похожи на хиппи, но он быстро понял, что между ними нет ничего общего, кроме страсти к дороге и нелюбви к современному миру. Борис, например, коротко стригся, всегда был аккуратен в одежде, с равной простой элегантностью носил драную энцефалитку и тройку, подаренную отцом после поступления в институт. Райдеры не любили городов, никогда не тусовались, не болтались на трассе Москва – Питер. Но едва начиналось лето, райдеры, не собирая больших групп, «выходили на дорогу» и исчезали в лесах и на проселках России. Правда, один только Борис иногда выходил на дорогу в одиночку, остальные покидали города по двое или трое.

Андрей давно уже привык присматриваться к людям, выясняя их литературные пристрастия. В этом смысле «субкультура» райдеров была, несомненно, пропитана духом книг Крапивина. И еще – в меньшей степени – Толкиена и Кастанеды. И еще его, Андрея Панина, книг. Он всегда удивлялся, думая об этом.

Такое литературное «ирландское рагу» Андрей часто называл гремучей смесью (подразумевая Крапивина, Толкиена и Кастанеду, не себя, конечно). Да, райдеры не были движением, но Андрей чувствовал за ними неясную силу, чувствовал, что, сложись некие обстоятельства, и райдерство охватит российских тинейджеров, как эпидемия хиппи лет двадцать тому назад, когда московские мамы и папы дрожали от страха, как бы любимое дитя «не ушло в хиппи», подразумевая под этим полный социальный крах. Так действительно бывало – Андрей помнил и себя, и своих друзей…

И этим тоже райдеры отличались от хиппи – они не выпадали из социума, они вообще не любили внешних выражений. Андрей до сих пор многого не знал о них, хотя о многом догадывался. Так, догадывался он, что каждый райдер верит в глубине души, что когда-нибудь лесная тропинка у него под ногами превратится в Дорогу…

И потому так растрепался уже через неделю после выхода в свет подаренный Андрею экземпляр Данькиной «Дороги на Монсальват».

А Борис, подумал Андрей, он… он не верит, он знает. И ждет.

– Что-то с тобой сегодня?

– А? – Андрей встрепенулся. – Да вот… думаю о твоей книге.

– Ну и как? Думается?

– Еще как.

– А еще о чем думается?

– Еще? Еще вот о чем, – Андрей расстегнул свою папку, достал вскрытое письмо, бросил на стол перед Данькой.

– Это что?

– Письмо, – Андрей пожал плечами. – Из сегодняшней почты. Забрал в издательстве еще утром, да руки только сейчас дошли посмотреть. Вот ехал в метро, читал и думал.

– Мне прочитать? Можно вслух?

Андрей кивнул. Данька взял конверт, повертел в руках, вытащил из него сложенный вчетверо тетрадный листок.