Наполеон, Жизнеописание - Андрэ Моруа

Но нужно было высадиться в Египте, а адмирал Брюэс не скрывал, что если французский флот, отягощенный конвоем, встретится с Нельсоном, он, без сомнения, будет уничтожен. Риск был колоссальный; Бонапарт пошел на него. Этот человек, часто проявлявший осторожность и благоразумие, верил, что его планида требует предпринять определенные шаги. 19 мая 1798 года он вышел в море на корабле "Ориен". В те времена способы обнаружения неприятельского флота были крайне несовершенны. Брюэс не знал, где находится Нельсон; Нельсону было неизвестно о планах Брюэса. По дороге он захватил Мальту, потом взял курс на Александрию. На борту корабля Бонапарт беседовал с учеными о химии и о религии, слушал музыку и смотрел в море, выглядывая Нельсона. Англичанин прошел мимо французского флота ночью на расстоянии четырех или пяти миль и, не заметив, отправился подстерегать его в Сирии. А встреть он его, Наполеон вместе со своей армией, своей звездой и пятнадцатью годами истории пошел бы ко дну.

Высадка прошла успешно. Мамелюки - господствовавшая в стране турецко-египетская милиция - были повержены, и Наполеон, как и в Италии, занялся организацией. Он привез с собой юристов, администраторов, натуралистов, художников - в общем, всех, кто мог обеспечить основы цивилизации, и основал ее. Он создал современный Египет, постаравшись придать ему французский колорит при полном уважении к исламу. Было бы надо, он бы сам сделался мусульманином. Оставаясь в душе католиком, он относился к религии не с большим фанатизмом, чем к политике. Он велит соблюдать мусульманские праздники; обращается к пашам в стиле, который сам считает восточным. "Он разыгрывает сам перед собой отрывки из репертуара, где г-н Журден соседствует с "Задигом" и "Персидскими письмами" (Максимилиан Вокс). Для мамелюков он Бунабердис Бей. Все это могло стать жалким маскарадом. "Сорок веков", глядящие на солдат с высоты пирамид, напоминают нам г-на Перришона. Все спасает его чувство величия и поразительная практичность начинаний. "Египет в его карьере - это "Атала" в карьере Шатобриана" (Бенвиль). Верно, причем Шатобриан был бы неполон без "Атала".

1 августа Нельсон обнаружил наконец флот Брюэса на рейде Абукира и уничтожил его. Сам Брюэс погиб на "Ориене", корабле, привезшем Бонапарта. Непоправимая катастрофа. Англия становится абсолютной владычицей морей; армия отрезана от Франции. Странно, но Бонапарт, кажется, даже не напуган этим. Если придется остаться в Египте, значит, он останется в Египте и будет здесь царствовать, как недавно в Италии. Армия обеспечит себя в этой стране всем необходимым. Разве у него нет при себе ученых? На следующий день после Абукира он закладывает Египетский Институт. Бурьену он говорит: "Сколько времени мы проведем в Египте? Несколько месяцев или шесть лет... Нам всего двадцать девять; а будет тридцать пять. Если все пойдет хорошо, мне хватит шести лет, чтобы добраться до Индии".

Он то и дело в роли - играет то Пирра, то Пикрохола (персонаж "Гаргантюа" Рабле. - Прим. пер.). Он вынашивает один план за другим. Турки наступают в Сирии, чтобы изгнать его из Египта? Отлично! Он выступит им навстречу, поднимет христиан в Ливане, пойдет на Константинополь, а оттуда - на Вену и возьмет Европу с тыла или же отправится на завоевание Индии. Все это слишком глобально, чтобы иметь реальные шансы на успех. Он побеждает турок, но остановлен на подступах к Сен-Жан-д'Акру, который защищают его бывший товарищ по Бриеннскому училищу эмигрант Фелиппо и англичанин Сидней Смит. Укрепления надежны, а у Бонапарта нет тяжелой артиллерии. Одолеваемый бешенством, он в ходе этой кампании действует жестоко. В Италии он вел себя весьма гуманно (хотя и там он без зазрения совести проводил расстрелы из соображений безопасности), здесь же, возвращаясь из-под Сен-Жан-д'Акра, он велит поджечь урожай и убивает пленных, которых не может увезти с собой. Вспомним, он хвалил Лувуа за поджог Палатината. "Государственный деятель не имеет права быть сентиментальным".

В довершение всего муж, как никогда, страдает от ревности. Он больше не может сомневаться в неверности Жозефины, равно как и в том, что весь мир осведомлен о его несчастье. Англичане перехватили его смешные письма и опубликовали их, например письмо Наполеона к брату Жозефу (немало грешащее против орфографии): "У меня много домашних огорчений, ибо пелена полностью спала. Один ты у меня остался на земле, и дружба твоя мне премного дорога. Чтобы возненавидеть человечество, мне осталось только потерять тебя, пережить твою измену". Он просит Жозефа подыскать ему по возвращении какую-нибудь деревню, где он мог бы себя похоронить, так как род людской ему наскучил. "Я нуждаюсь в одиночестве и уединении, величие наводит на меня тоску, чувства иссохли, слава приелась, в 29 лет я исчерпал все". Оссиан и Вертер перемежаются в нем с Цезарем и Макиавелли.

В июле 1799 года ему надоедает восточная мечта. Великие надежды рухнули. Ему удалось сделать несколько благородных жестов (посещение больных чумой в Яффе), украсивших его легенду; он правил, созидал, но не на уровне своего ума и своих амбиций. Ему нужна Франция. Но о ней он знает мало. Все письма перехватываются англичанами, а до него доходят лишь газетные листки, отобранные неприятелем. Новости, которые он получает, кажутся очень плохими. Италия потеряна; враг наступает на Рейне; есть угроза вторжения. Наверняка он нужен. Вообще-то, Директория отзывала его, но он приказа не получил. Вернуться он решает, прислушиваясь к интуиции. Но тут возникают проблемы: решение покинуть армию будет непопулярным среди солдат; и сможет ли Клебер, которому он доверит командование, удержать Египет? Да и сумеет ли сам Бонапарт проскочить мимо английских судов, патрулирующих Средиземное море? Ну и что? Он уже столько раз испытывал судьбу, идя на трезво просчитанный риск. И снова фрегату удается пройти. Вот он уже на рейде в Аяччо, который видит в последний раз (октябрь 1799-го). Там он узнает, что Массена и Брюн своими победами над русскими, англичанами и голландцами предотвратили опасность вторжения. Потребность в спасителе перестала быть насущной необходимостью. Сопутствует ли ему еще удача? Очень скоро Судьба ответит "да".

Снова подняв паруса, он пристает во Фрежюсе, где поражен теплотой народного приема. Брат Жозеф, выехавший навстречу, вводит его в курс дела. Большая часть страны по-прежнему относится к Директории враждебно. Никто уже не верит в этот режим; если кто и поддерживает его, то из соображений выгоды. Молодая республика, по словам Тэна, страдает "старческим истощением. Никто не предпринимает усилий, чтобы ее свергнуть, но она, похоже, не имеет больше сил держаться на ногах". Аббат Сиейес, недавно вернувшийся из Берлина, избран членом Директории, и теперь, когда доверие к Баррасу подорвано, на нем держится все здание. Сиейес, считавшийся большим специалистом по конституциям, возникает в последнем акте национальной трагедии как deus ex machina, божество, обеспечивающее развязку. Аббат ясно видит, что опереться можно только на армию. "Мне нужна шпага, - шепчет Сиейес, - кто возьмет ее в свои руки?" Гош и Жубер погибли. Остается Бонапарт, не столь надежный, не столь чистосердечный, но зато более блестящий.

Пока генерал едет в Париж, все на его пути свидетельствует, что Франция желает нового вождя. Зачем? Этого она сама хорошенько не знает. Большинство не хочет ни возврата террора, ни реставрации Бурбонов. Из этого Сиейес заключает, что необходимо усиление исполнительной власти, а поскольку Республика одновременно ведет войну, то желательно, чтобы лидер был военным. Сиейес не доверяет Бонапарту, но выбора у него нет. Ни один другой генерал не обладает таким умом, такой объективностью и такой популярностью. Разумеется, правительство не может одобрять, что он без приказа покинул свою армию, но Директория не осмеливается открыто осуждать его. Жозефина по-прежнему в прекрасных отношениях с Баррасом и с властью. И генерал, сначала не пожелавший видеть изменницу, все-таки примиряется с женой, то ли под влиянием неодолимого наплыва чувств, то ли из расчета - чтобы обеспечить себе поддержку ловкой и хорошо осведомленной супруги. С момента возвращения в Париж, не желая компрометировать себя и брать чью-то сторону, он не допускает ни одной ошибки. Сиейес, Фуше и Талейран, "трио священников", согласны в том, что государственный переворот необходим. Чтобы он прошел успешно, им нужен Бонапарт, которого, исходя из государственных интересов, следовало бы расстрелять за самовольный уход с поста. Но государственные интересы - вещь послушная, их можно и подмять.

После первых разговоров с Жозефом генерал решил, что разыграть партию будет не трудно. Но это было не так. Три члена Директории из пяти (Гойе, Мулен, Баррас) своего согласия не дают. Только Сиейес и Роже Дюко знают о проекте и одобряют его. Якобинцы из Совета будут резко враждебны. Да и армия ненадежна; она остается республиканской, революционной и вполне может отказаться участвовать в насильственном перевороте. Бонапарт предпочел бы прийти к власти не при помощи штыков. Если дело можно было бы провернуть легально, он бы увереннее смотрел в будущее. Так что аббат ищет саблю, а воин ищет добродетели или по крайней мере ее видимости. Правда, Люсьен Бонапарт, председатель Совета Пятисот, может помочь, и в Совете Старейшин у Сиейеса есть могущественные сообщники; правда и то, что Баррас, скомпрометированный по всем статьям, не опасен, а Гойе, влюбленный в Жозефину, питает сладкие иллюзии, которые хитрая креолка всячески поддерживает. Как бы то ни было, действовать надо быстро; иначе о плане, и так уже известном слишком многим, поползут слухи.