Влюблённые - Лина Вальх
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты мог хотя бы прибирать за собой.
— Не дави на меня, — Алан ткнул в него куском пиццы. — У меня траур.
— Только не пытайся сказать, что будешь торчать у меня еще тридцать три дня.
— Нет, думаю, это будет чуть дольше.
Обворожительно наглая улыбка Алана была его беспроигрышным вариантом заставить Уилла делать то, что хочет Маккензи. Если не считать выворачивающихся наизнанку органов, кровавой пены на губах и сломанных костей, которыми Алан доносил обычно высшую степень своего недовольства. К счастью для Уилла, он испытал на себе только первые два способа, а в последние несколько десятков лет по какой-то неведомой причине это существо на его диване, которое всегда звало себя Аланом, пребывало в слишком хорошем расположении духа, предпочитая перекидываться колкостями, а не ножами, пулями и умерщвляющими все живое взглядами.
Нет, Алан Маккензи и мухи не обидит. Если та, конечно, будет приносить ему еду и ездить на другой конец города в три утра после тридцатишестичасовой смены посмотреть подобранного на улице щеночка.
И все же Уильям решительно не понимал, почему именно он должен страдать за грехи человечества и собственные ошибки молодости.
— Неужели ты уже успел все запачкать своим присутствием в своей квартире, что ошиваешься тут? — выровняв завалившиеся набок книги в стеллаже, Уилл наконец устало рухнул в глубокое мягкое кресло и потёр переносицу.
Алан поджал губы. Рука с зажатым в ней куском пиццы бессильно упала на колени, и он перевёл на Уильяма застекленевший взгляд пустых глаз. Кажется, именно так для него выглядела скорбь: его и без того светлые глаза потянулись молочно-розовой плёнкой, за которой разглядеть можно было только тёмную, почти черную окантовку радужки. Он смотрел на Уильяма долго и, кажется, не дышал.
— Там скучно, — он попытался разомкнуть губы Уилла, чтобы это произнести, но тот собрал все оставшиеся силы, чтобы упрямо мотнуть головой и заставить Алана произносить эти слова вслух самостоятельно. — Эйлин умерла — и теперь мне там слишком одиноко и грустно.
— Ну а тут, конечно, очень весело, — насмешливо хмыкнул Уилл, запрокинув голову на спинку кресла.
— Тут есть ты. — Уголки губ Алана дёрнулись в подобии улыбки, и он, отсалютовав Уиллу куском пиццы, свернул его в трубочку и за один раз откусил половину, продолжив с набитым ртом: — И твоё бесконечное нытье, что я не убираюсь в доме. Меня это забавляет.
— Алан, с похорон прошла неделя. Если ты думаешь, что я и дальше буду терпеть тебя в своём доме — ты сильно ошибаешься.
— Ты терпел меня до этого три года. С перерывом на двухгодичный обед. Как будто тебе не нравится со мной жить! — сглотнув, искренне удивился Маккензи, сведя к переносице светлые брови.
Руки сжались в кулаки, и Уилл, подскочив на ноги, навис над Аланом.
— Алан. Я. Хочу. Личное. Пространство.
Это определённо должно было произвести на неожиданного постояльца квартиры нужное впечатление, но Алан только с безразличным видом дожевал остаток своего куска и, махнув рукой в сторону спален, парировал:
— У тебя есть своя комната! Этого мало?
— Ты создал целый мир, чтобы это было твоим личным пространством, — будь у Уильяма силы, он запрыгал бы по комнате, в красках описывая Алану все то, что было в его распоряжении, но вместо этого он мог только стоять и размахивать над головой руками, пытаясь донести всего одну единственную мысль. — А мне предлагаешь довольствоваться комнатой?
— У нас разные весовые категории, мой дорогой Уилл. Весь этот мир — моя личная комната. Правда я давно не делал в ней ремонт.
Искренность, с которой Алан говорил, всегда подкупала. Он действительно верил в то, что произносил, и переубедить его удалось лишь однажды, когда он захотел завести еще и собаку. Пришлось напомнить, что у него уже есть ребёнок и друг, в чьей квартире он живёт и который не хочет выслушивать жалобы от соседей из-за домашней живности. К счастью для Уилла, это действительно сработало, но порой он начинал думать, что уж лучше бы в гостиной жила собака, а не Алан Маккензи.
Собака, по крайней мере, понимает слово «нет».
В последний раз всплеснув руками, Уилл запустил пальцы в волосы, пропуская между ними тёмный пряди и взъерошивая. Если в этом мире и было что-то постоянное, так это то, с каким спокойствием Алан Маккензи воспринимал происходящее вокруг него. Если только оно не касалось… её. К удивлению Уильяма, на этот раз Алан еще ни разу не заикнулся про причину своего приезда в город, говоря, что его просто пригласили на работу. Впрочем, верить человеку в футболке с надписью «Режиссёр сосатб» было бы крайней степенью неразумности, поэтому Уилл просто ждал, когда друг сам все расскажет. Увы, Алан молчал, подшучивал над Уильямом и продолжал делать вид, что его ничего больше не беспокоит.
Отпихнув ногой вывалившиеся из-под дивана носки, Уильям обошёл его и направился в коридор с твёрдым намерением пойти прогуляться, но остановился, услышав слабый оклик Алана.
— Уилл, мне кажется, у тебя депрессия, — Маккензи снова оглянулся, но на этот раз только немного повернул голову, глядя на Уильяма в профиль из-за плеча. — Сходил бы ты к врачу.
— И что натолкнуло тебя на такие мысли? — Уилл сложил на груди руки. — Банка прозака в шкафчике над раковиной или мой внешний вид?
Алан слабо ухмыльнулся.
— Нет. Твоё новое тату. К слову, оно тебе идёт. Я уж думал, ты набьёшь одинокого волка или розочку на пояснице. Но ты оставил мне веру в человечество, — едко отозвался Алан, уворачиваясь от брошенной в него небольшой подушки с одного из стоящих рядом с Уиллом стульев.
Для этого утра Уильям уже превысил свою норму общения с Маккензи, а значит, нужно было срочно выбираться из ставшей невыносимо душной с ухода Эйлин квартиры. Почему-то, даже когда они жили тут втроём, ютясь в двух комнатах, на Уилла никогда не давили эти стены, а фотографии на комоде не корчили рожицы, словно живые. Сейчас же каждый уголок напоминал ему о той, что больше никогда не зайдёт к нему в кабинет и не вывалит на голову все скопившиеся за неделю подростковые проблемы, не расскажет об очередном парне или не пожалуется на брата лучшей подруги, что все время донимает её.
Тишина разорвалась сначала негромким вздохом со стороны дивана, а затем осипшим голосом Алана:
— Мне плохо.
Он сидел спиной, но даже так
