Влюблённые - Лина Вальх

— несколько ближайших гостей действительно смотрели на них. Рука отпустила кулак Ланы, и девушка тут же нырнула обратно за спину Амелии, словно та была ее защитным магическим плащом. Алан Маккензи уже закончил свою проникновенную речь, и на его место пришёл тот, что до этого все время толкал отца Эйлин в бок. Александр видел его первый раз в жизни, но не мог не отметить, какие взгляды они с Аланом бросали друг на друга, как закатывались глаза мужчины, стоило ему взглянуть на севшего в первом ряду Алана, и как напряженно он сжимал руками края деревянной трибуны.

Интересно — этот человек действительно переживал о произошедшем или просто играл лучше Алана свою роль?

— Я не знаю, что сказать. Эта потеря, — мужчина смолк на мгновение, напряженно сглатывая, — эта потеря оставила след на каждом из нас. Мы…

Взгляд Александра соскользнул на небольшой портрет перед гробом. Сердце резко сжалось, болезненно ударяясь о грудную клетку. Он чувствовал на себе взгляд сестры, но предпочитал больше не смотреть в ее сторону. Он вслушивался в произносимые мужчиной слова, но не мог разобрать ни одного из них. Воздух вокруг него стал густым, липким, наполненным душной смолой. Александр вздрогнул, когда сестра оказалась рядом с ним, выглянула из-за плеча и, приподнявшись на цыпочках, прошептала на ухо:

— Уезжай, Хано. Так будет лучше для всех нас.

***

— Что ж вы так не бережёте себя, мистер… Куэрво? Мешать текилу, вино и пиво — не самая лучшая идея. Даже в таком юном возрасте.

Знакомый мужской голос доносился до Александра из-за плотной густой пелены тумана. Знакомый голос раздавался совсем рядом, укутанный непроницаемым водяным куполом, и, кажется, на секунду запнулся об его фамилию. Если бы Александр мог, он непременно усмехнулся. Открывать глаза было больно — голова раскалывалась от каждой мысли, бьющейся о черепную коробку, а пляшущие перед взглядом оранжевые круги разносились волнами по трещащим швам. Глаза чесались, Александр попытался поднять руку и тут же уронил ее — кожа натянулась чем-то острым и длинным, а тупая ноющая боль разлилась по предплечью.

— Осторожней, мистер Куэрво. Вы же не хотите пораниться.

Чьи-то мягкие и заботливые руки в перчатках обхватили его за запястье, придерживая его, пока пальцы поправляли раздражающий острый предмет под его кожей. Недовольно прокряхтев, Александр все же разлепил сначала одно веко, тут же зажмурив его от яркой лампы прямо над головой, а затем и второе, на этот раз уже удерживая его открытым, несмотря на трещащую черепную коробку. Он помнил, как уехал с кладбища, — Амелия накричала на него, когда Александр отказался по-хорошему. Он помнил, как вернулся домой, стянул с себя душный могильный костюм и открыл семейный бар, выгребая из него первые попавшиеся под руку бутылки. Последним, что подкидывало его воспалённое от бессознательности состояние, был гранёный стакан, в который Александр ото всей своей широкой души плеснул текилу.

Алекс дёрнул головой, когда прямо перед его носом возник маленький и остро-яркий фонарик, которым ему тут же затыкали в глаза, оттягивая уверенным движением веки. Глаза задёргались, Александр пытался проморгаться, ощущая, как слизистая быстро сохнет под горячим искусственным светом, или хотя бы увернуться, от вездесущих лампочек.

— Что ж, вы пришли в сознание, это уже радует. — Наконец свет исчез, глухо щёлкнув выключателем и утонув в одном из карманов халата. — Вы что-нибудь помните, мистер Куэрво?

Что-нибудь было весьма обширным понятием. К своему сожалению, Александр помнил слишком многое. А о некоторых своих поступках предпочёл бы и вовсе забыть.

Взгляд через силу сфокусировался на замершем в ожидании ответа враче. Ему было не больше тридцати, а лицо казалось знакомым. Александр видел его, совсем недавно. Или же ему это просто казалось?

Еще раз повторив свой вопрос, мужчина обошёл койку, остановившись около надоедливо пиликающего экрана, и навис над Александром тучей неизбежного ответа.

— Не делайте вид, что вам есть дело до моего самочувствия, — слова надрывным хрипом вырвались из горла Алекса. — Вас волнует только счёт моих родителей и ваша зарплата.

— Как жаль, что вы такого обо мне мнения. Меня как раз-таки беспокоит ваше самочувствие. — Врач приложил руку ко лбу Александра и недовольно покачал головой, оставляя какие-то заметки на своём планшете. — Я хочу, чтобы вы побыстрее поправились и встали на ноги. Иначе я себе этого просто не прощу.

Простить можно было многое. И по отстранённому лицу мужчины было ясно, что Александр не первый, кому он это говорит. Врач продолжал делать записи, пока Алекс бесстыже его разглядывал во все глаза. Темные волосы, темно-синие глаза, искривлённый сломанный нос и аккуратно очерченные губы. Александр никогда не позволил бы себе так пристально рассматривать чужого человека, если бы не беспомощное положение, в котором он оказался. Вариантов, чем заняться, когда лежишь на больничной постели, оказалось не так много, как Александр себе предполагал. В этой палате даже не было телевизора. А ширма по соседству открыто кричала, что он оказался в приёмном покое, да еще и с соседом.

Александр попытался привстать, но вместо этого смог только с усталым выдохом повалиться обратно на койку, мысленно сгорая от стыда под насмешливо-понимающим взглядом доктора.

Бросив на мужчину взгляд, Алекс закатил глаза, нервно дёрнул рукой и снова поморщился, наконец заметив прозрачную трубку, отходящую от его кожи к висящему на штативе прозрачному пакету с размеренно капающей жидкостью.

— Советую не двигать слишком сильно рукой. Швы, которые мне придётся наложить, если вы поранитесь, — меньшее, с чем мы можем столкнуться. Не говоря уже о том, что пузырьки воздуха, попавшие в вашу кровь, приведут к медленной и мучительной смерти.

Врач говорил, глядя на Александра неморгающим взглядом, и все же он отвлёкся, заметив выглянувшую из-под его приоткрывшегося рукава намотанную на кожу плёнку. Интересно, какие татуировки набивают себе врачи? Наверняка что-то в духе «Здоровья Гиппократу» или «Юристов на мыло». Александр слабо ухмыльнулся сквозь боль: скоро он сам станет проблемой для всех сотрудников этой клиники. Нужно было просто сделать последний шаг к карьере адвоката — и можно было бы спокойно судиться за неправильно назначенные счета на лечение или не слишком хорошее отношение персонала.

И своего врача он уже хотел отправить на скамью за слишком ехидную ухмылку. Это было жестоко по отношению к страдающему от похмелья Алексу.

— Знаю я вас, — пробубнил Александр, отвернувшись. — Мой дед был таким же, как вы. Прикрывался заботой о человечестве, пока это было удобно.

— Не понял? — мужчина захрустел листами, шумно переворачивая их.

— Он был врачом. Вправлял людям мозги. — Александр посмотрел на доктора и взмахнул рукой,