Танец семи покрывал - Вера Ветковская

Дима долго не хотел его брать.

— Это дорогая вещь, — отказывался он с каким-то непонятным Стасе испугом. — Ты лучше подари мне свою косынку!

Но Стася видела уже одну косынку на шее своего избранника в тот день, когда впервые заметила его, — потом они вместе утопили шелковый платочек в водах Москвы-реки.

— Мое сердце еще дороже, — взволнованно объясняла Стася. — Любая вещь имеет цену, а сердце не имеет цены. И раз уж я навеки отдала тебе свое сердце, то что такое медальон…

— Но все-таки… это же золото!..

Стася никак не могла понять его колебаний.

— Какая разница, из какого металла сделана вещь, подаренная на память? Он всегда будет напоминать обо мне, хотя, обещаю тебе, мы недолго будем в разлуке…

Если бы Стася умела читать по лицам, она бы поняла, что это трогательное обещание не слишком обрадовало ее возлюбленного.

Глава 4

Его лицо

Она встречала Диму то в Нижнем Новгороде, куда добиралась поездом, то в Волгограде, то в Саратове на стоянках теплохода.

Стася полюбила провинциальные пристани, воду, лениво накатывающую на берег, набережные незнакомых городов, где они прогуливались с Димой.

Ей казалось, что все это будет длиться вечно, — но закончилась навигация, и Дима осел в родном Саратове, где учился в речном техникуме.

Стася каждый день писала ему письма.

Это были огромные послания на нескольких страницах, адресованные, в сущности, никому, потому что позже выяснилось, что Дима не дочитывал их до конца и пополнял ими коллекцию посланий от влюбленных девушек.

Ответы приходили очень редко, как правило в виде открыток, и они не могли насытить требовательное сердце Стаси, жаждущей высоких слов, клятвенных обещаний, безумных признаний.

Но Стася полагала — Дима специально сдерживал свои чувства, сознавая, что между ними огромная пропасть — она профессорская дочь, москвичка, а он — обыкновенный работяга. Именно так он ей и написал в очередной открытке, на которую Стася разразилась целой тетрадкой слов, уверяя Диму, что с детства ненавидит маменькиных сынков и людей «своего круга», а ценит именно таких простых и самостоятельных людей, как Дима.

Через год Дмитрия забрали в армию. Саратовскую.

Стася и там нашла его. Они встретились на КП.

Оба были смущены, растеряны, Дима никак не ожидал приезда Стаси, и разговор получился какой-то скомканный, быстрый, ненужный…

Стася думала, что несказанно обрадует его своим приездом, но Дима почему-то — она это чувствовала — дождаться не мог, когда же истекут положенные на свидание два часа.

Стася и тут отнесла его сдержанность на счет солдатского долга, тяготевшего над Димой, и, не удовлетворившись этой встречей, решила доехать до Саратова и познакомиться с матерью своего служивого, о которой ей Дима много рассказывал.

В Саратове Стасе хотелось поцеловать булыжную мостовую, по которой она шла к дому Димы… Ей хотелось обнять его мать, про которую он говорил, что она простой, но на редкость добрый и справедливый человек. Стася была уверена, что та встретит ее как родную. Ведь она так любит сына этой замечательной женщины!

Стася с охапкой осенних цветов вошла в дряхлый пятиэтажный дом, поднялась на последний этаж и, замирая от радостного предчувствия, позвонила в дверь.

Полная женщина с добродушным лицом, в фартуке, повязанном поверх тренировочного костюма, открыла ей дверь.

— Я — Станислава Михальская, — торжественно объявила ей Стася.

— Ну и чего тебе, девочка? — не поняла женщина.

— Вы не поняли, — настойчиво произнесла Стася. — Я — Станислава… Ваш сын, наверное, называл вам меня уменьшительным именем — Стася.

— Который из них? Димка или Гришка?

Стася не знала, что у Дмитрия был брат.

— Дима, Димочка, — пропела она. — Ведь он говорил вам обо мне?

Женщина вдруг насторожилась и даже как бы отпрянула от Стаси.

— А что он должен был сказать мне о тебе, девочка?

У Стаси вытянулось лицо.

— Как что? — упавшим голосом сказала она и выронила цветы из рук. Женщина бросилась поднимать их. — Все, все он должен был вам рассказать…

— Все?! — Женщина вскочила, и цветы снова упали на пол, теперь уже из ее рук. Она в каком-то непонятном Стасе страхе прижала ладони к щекам. — И ты тоже?!

— Что я «тоже»?! — пролепетала Стася, неуклюже собирая цветы.

Женщина схватилась за голову.

— Томка! Поди сюда! — крикнула она.

Из комнаты выплыла беременная женщина, молодая и хорошенькая, в байковом халате и тапочках на босу ногу.

Димина мать схватила ее за руку, подтягивая к двери.

— Вот еще одна моя невестушка прибыла! Ах, Димка, Димка, весь в батьку! Ну, пусть только воротится, шельмец! Я его выдеру, как в детстве! У тебя, деточка, какой срок?

— Срок? — машинально переспросила Стася.

— Ну да — какой? Вот Томка на восьмом месяце, она здесь поселилась, чтобы родить мне внука, а уж я Димку заставлю потом жениться на ней! — яростно продолжала женщина. — Но с тобой-то мне что делать?

— У нее еще ничего не заметно, — подала голос Тамара. — Пусть избавится от ребенка!

Димина мать замахнулась на нее цветами, которые выхватила из рук Стаси.

— Я тебе дам — избавится! Он и от твоего ребенка хотел избавиться, да я не допустила!

— Пусть делает аборт, — стояла на своем Тамара. — Димке двоих деток не прокормить… Зачем было парня до себя допускать? — с видом оскорбленной добродетели осудила она Стасю.

— А ты — зачем? — выкрикнула Димина мать.

— Я по любви! — гордо сказала Тамара.

— И она по любви.

Стася слушала эту перепалку, и страшная правда мало-помалу проникала в ее возвышенный и мечтательный ум.

— Не надо было ей ложиться с вашим Димкой!

— Он не мой, он теперь твой! — гневно проговорила Димина мать.

— Я не ложилась, — прохрипела Стася.

Обе женщины уставились на нее.

— Как не ложилась? А ребенок от кого? — хором спросили они.

— Она хочет на Димку чужого ребенка повесить, — азартно высказала гневное предположение Тамара.

— Нет, она с виду не такая, — не согласилась Димина мать.

— Я не беременна, — упавшим голосом объяснила Стася.

Тут обе женщины в изумлении переглянулись.

— Так чего же тебе надо, деточка? — наконец спросила Димина мать.

Стася разлепила губы, чтобы ответить, но вдруг, подняв глаза на свою соперницу, увидела на ее шее свой медальон…

Кровь бросилась ей в голову.

Отчаяние, горечь, стыд — эти чувства затопили ее.

— Ничего, — глухо произнесла она.