Танец семи покрывал - Вера Ветковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Держи.
Тот недоверчиво скосил глаза на свитер:
— Правда даришь?
— Дарю.
— Ну спасибо, брат. А консервов у тебя там нет?..
Художник, рассмеявшись, вытащил из кармана несколько купюр и, не считая, сунул их воришке в руку.
— Вот тебе на консервы, брат.
— Спасибо, брат, — отозвался хромоногий, — утешил ты меня. Ей-богу, помяну тебя в храме Николая Угодника. Как зовут-то тебя?
Художник покачал головой:
— Не надо меня поминать. Не услышит тебя Бог, — и с этими словами пошел в свою очередь.
Стася, удивленная этой сценой, тоже вернулась в свою очередь.
Он взял билет и быстро зашагал к выходу.
А Стася подумала: «Как жаль, что мы поедем в разных поездах…»
Глава 5
Чонгаровские сборища
Собираясь к разрекламированному Родей Чону, Стася не надеялась извлечь что-нибудь интересное для себя из этого визита.
Она с большой долей вероятности могла представить, что там увидит и услышит.
Полутемный подвал, заставленный скульптурой, небрежно одетых людей, сидящих на матрасах, попивающих дешевое вино и ожесточенно курящих одну сигарету за другой, чтобы занять руки, тогда как слух будет занят громыханием Майкла Джексона или, напротив, тихой мелодией Вивальди. Все эти споры об умирающем искусстве, сдобренные принятым в обществе юмором, осторожное или настойчивое внимание со стороны мужчин, разговоры художников о том, кому и за сколько удалось продать свою работу, — словом, обычная богема.
И Чон был ей не слишком интересен, она знала, что Родя — человек увлекающийся и не умеющий судить здраво о том, кто в данное время занимал его ум. Но интерес вызвало сообщение Роди о том, что у этого Чона есть несколько картин Кати Григорьевой, которая писала цветы в манере, не похожей на Стасину.
Дверь им открыл высокий тяжеловес в байковой просторной кофте.
Родя, обменявшись с ним рукопожатиями, сказал:
— Павел, это моя однокурсница, невероятно талантливая девушка.
Тот обернулся к Стасе с неожиданно застенчивой улыбкой:
— Это правда?
— Что правда? Что девушка или что невероятно талантлива? — вдруг плоско пошутил Родя, и Стася на минуту прониклась неприязнью к этому Павлу. Родион, увидев, как переменилось ее лицо, быстро поправился: — Она очень, очень талантлива…
Глаза тяжеловеса заискрились смехом.
— У Родьки все гении, вот почему я решил уточнить… Извини, если обидел тебя.
Стася протянула ему руку:
— Меня зовут Стася.
Павел рассеянно пожал ей руку.
— Так как насчет талантливости, Стася? Свидетельства Роди мне маловато. Как вы-то сами оцениваете себя?
Стася подумала, что напрасно разозлилась на этого Чона.
— Да никак не оцениваю, — пожала она плечами. — Это не мое дело — оценивать.
— Хороший ответ, — одобрил Павел. — Ну, проходите, друзья, рассаживайтесь, сегодня не много народа.
В мастерской, конечно, было накурено так, что казалось, гипсовые и человеческие фигуры плавают посреди дыма. Одни гости прохаживались между скульптурами, находившимися в разной степени завершенности, другие переговаривались, прислонившись к стене, третьи сидели на кушетках и табуретах. На длинном, грубо сколоченном столе, больше похожем на топчан, стоял электрический самовар и множество стаканов, а в дальнем углу залы какой-то парень, ссутулившись над клавиатурой, играл на стареньком «блютнере» пьесу Шёнберга[2].
Павел вполголоса стал представлять Стасе гостей.
— Вот те двое — Маринина и Лопотов, муж и жена, работают в графике, тот толстый — Сорокин, блестяще иллюстрирует детскую литературу, но сейчас спрос на комиксы, вот он и сидит без работы, лысый в очках — Саша Руденко, поэт-авангардист, вы, конечно, читали его стихи, кто его новая длинноногая подруга, не знаю… Тот, похожий на Раскольникова, — Сема Шорохов, у него внешность романтическая, — Павел повысил голос, и Сема с готовностью улыбнулся ему, — но душа старушки-процентщицы, — Сема укоризненно покачал головой и поцеловал руку Стаси, — та красивая девушка — натурщица…
— Это Мария, — кивнула Стася. — Она у нас в училище подрабатывает, мы знакомы.
Мария, встретив ее взгляд, послала Стасе воздушный поцелуй.
— Ну вот, я рад, что вы увидели знакомое лицо… — сказал Павел. — Мария — очень славная девушка… Да, а тот, кого она сейчас охмуряет, — это наш великий Русанов, впрочем, вы его, конечно, узнали… Хоть он такой бо-ольшой общепризнанный мастер, а вот, не гнушается нашим обществом, подпитывается… Уф! Кажется, всех вам представил…
— А кто это там играет Шёнберга? — спросила Стася.
— Как кто? — Павел слегка удивился. — Так вы, оказывается, незнакомы с ним? Я-то решил, вы — приятельница Чона… Это мой тезка — Павел Чонгар.
Стася смутилась:
— Простите. Я решила было, что Чон — это вы.
— Куда уж мне! — с добродушной иронией произнес Павел. — Я просто Павел, а Чон — это Чон. Павел Переверзев, ваш покорный слуга, малюю от нечего делать пейзажи. Ну, Стася, к какой группе желаете пристать? Ваш Родя воркует с Марининой… Или чайку для начала?
— Спасибо, — отозвалась Стася. — Чайку, пожалуй, выпью. Я подсяду поближе к роялю и немного осмотрюсь.
Чон как раз закончил играть пьесу, когда Павел подвел к нему Стасю.
— Чон, познакомься с талантливой художницей, которую привел Родион, — сказал он.
Тот неторопливо обернулся — и Стася обомлела.
…Это был тот самый художник, которого она встретила несколько месяцев назад на вокзале.
Чон, удостоверившись, что привел новую гостью в замешательство своим пристальным, неулыбчивым взором, снова отвернулся к клавиатуре, бросив Стасе через плечо:
— Что вам сыграть?
— Можно назвать конкретную вещь? — с интересом спросила Стася.
— Рискните. Только не заказывайте «Лунную сонату», умоляю вас, я ее уже заиграл…
— Выберите что-нибудь сами, — предложила Стася.
— Не бойтесь меня смутить, — усмехнулся Чон. — На антресолях лежит кипа нот, там наверняка найдется пьеса, которую вы захотите услышать, и Павел принесет нам ноты, и я сыграю с листа… — монотонно проговорил Чон. Но прежде чем Стася смогла придумать, что бы заказать пианисту, он, как будто забыв о ней, заиграл 1-ю балладу Шопена.
Стася, задетая его странными манерами, сделала движение, чтобы отойти от рояля, но Чон почувствовал это и, чтобы не дать ей уйти, принялся вполголоса объяснять:
— Я играл эту вещь еще в музыкальной школе… Шопен для начинающего пианиста — большое искушение. Шопеном пианист должен завершать свою карьеру… А что вы рисуете?.. Да, я не расслышал ваше имя?..