Расплата - Александр Стрыгин

- Ишь как Пашка, звонарь с Архангельской, угодить старается господам офицерам... Ишь, ишь, прямо плясовую отдирает!

- Душно тут. Пойдем, Параша, к тебе.

- Пойдем, да только и там прохлады чуть. Припекает солнушко, как перед светконцом.

5

Как села у окна, так и просидела до поздней ночи. Хозяйка уже спала. Маша чутко прислушивалась к каждому звуку, доносившемуся с улицы.

Мимо дома по мостовой громыхали телеги, пьяные мужики распевали похабные частушки. Мелькали в темноте искорки папирос, за углом надоедливо долго гоготала женщина... Но вот цокот копыт замер у ворот, и две темные фигуры отделились от извозчичьей пролетки.

В груди у Маши захолонуло. Она прибавила в лампе свет, поправила волосы.

Веселый голос Гривцова, обращенный к кому-то, словно подхлестнул Машу. Она кинулась к двери в надежде увидеть Василия.

- Шутоломная, - заругалась проснувшаяся Парашка, - стол чуть не опрокинула!

- О! Маша? Не спишь? Очень хорошо! - Гривцов появился в дверях хмельной, сияющий. - Победу нашу встречаешь! Очень хорошо! - И лихо крутнул ус.

Маша жадно вглядывалась в темноту коридора, стараясь отыскать там того, второго, с кем разговаривал Тимофей.

- Там нет никого, - заметив ее взгляд, сказал Гривцов.

- А с кем же ты говорил, Тимофей Сидорыч?

- Это Васька Карась провожал меня до калитки. Знаешь, из Падов? Лихой унтер! Мальчишкой, бывало, запрягет в санки собаку свою, под дугу колокольчиков навешает и - по селу! Потеха!

- А где же мой Вася?

- Карась-то мой родич, я его большим человеком сделаю. Я теперь знаешь кто? Адъютант самого генерала Богданчика!

Парашка шумно заворочалась на кровати.

- Ради бога, Тимофей Сидорыч, - умоляла Маша, - где Вася? Ты вить обещал...

- А наш партийный вождь Кочаровский! Он гений, Маша! Ты знаешь, что такое гений?

Парашка притворно закашляла, встала.

- Всеми святыми молю: скажи, что с Васей? - не отставала Маша.

Гривцов насупился:

- Дело опасное, но помочь можно. Пойдем ко мне, поговорим. Тут Параше спать мешаем.

- Скажи, скажи, не томи! - умоляла Маша, идя за ним следом.

Парашка так хлопнула дверью, что Маша вздрогнула и оглянулась. В коридоре стало темно, как в погребе.

- Свет зажги, Тимофей Сидорыч! - попросила Маша, переступая порог его комнаты.

- Тут свеча была, - шаря рукой по столу, ответил Гривцов. - Сгорела, наверно.

- Я у Параши лампу попрошу.

- Не надо, - ухватил он ее за руку, - не связывайся с ней, злая она.

- Страшно, темно у тебя. Говори скорей, уйду я.

Гривцов взял ее за руку, притянул к себе:

- Его спасти только ты можешь...

Маша упала на колени.

- Христа ради прошу, ноги целовать буду! Спаси Васю! Где он?

- В Козлове, в тюрьме... в особой камере.

- Спаси, Тимофей Сидорыч! Век молиться за тебя буду! - И зарыдала, уткнувшись головой в его ноги.

- Что ты, Маша, что ты! - Гривцов поднял ее, обняв за талию. - Да я сам к тебе в ноги упаду, - зашептал ей прямо в лицо. - Еще в Кривуше тебя от всех отличал... Маша... - И защекотал усами ее шею.

Она уперлась в его грудь руками:

- Машей-то зови, да в свои не прочь! Не таковские мы.

- Ну, Машенька, ты же сама просишь спасти. А если ты меня оттолкнешь, - прошипел он едва слышно, - зло сделаешь...

Маша почувствовала, как его руки сделались железно-жесткими, нахальными. Он стал молча тянуть ее к постели.

Маша упиралась, шептала:

- Не думай этого, Тимоша, нельзя, грех тебе... ради Христа, пусти!

И - все слабее сопротивлялась, в руках уже не было сил оттолкнуть.

Почти сникая и чувствуя, что противиться этой звериной силе - значит еще больше разжигать ее, она решила испытать последнее женское средство:

- Тимоша, сил моих больше нет... Во рту все пересохло... Попью схожу, страсть как пить охота! Приду сама, все равно теперь... сама приду.

Что-то ударилось в дверь и упало на пол. Маша испуганно рванулась из его рук. Не выбежала - выпорхнула из душной комнатушки. Глаза резанул свет из Парашкиной двери. Хозяйка стояла у порога и смотрела на Машу, скривив губы в ехидной улыбке. Маша на мгновение остолбенела: значит, подслушивала!

Загородив рукой лицо от света, кинулась по коридору к уличной двери. На вокзал! На вокзал!

Бежала, то и дело оглядываясь, и на ходу поправляла растрепавшуюся косу. Дробный стук ботинок по мостовой эхом отдавался сзади, ей казалось, что кто-то гонится за ней. Скорей, скорей на вокзал!

- Стой! Кто идет? - окрик из-за угла.

Словно споткнулась Маша - замерла на месте от страха, дрожа всем телом. Но странно - в голове сделалось ясно-ясно, будто выветрился хмель на бегу. Только сердце колотилось в груди так бешено, что казалось, там не одно, а два или три сердца.

- Кто идет? - повторил строгий голос.

- Из Кривуши я... Простая баба... Не стреляйте!

К ней подошли двое. Один с винтовкой, другой с наганом.

- Куда летишь как угорелая?

- Мужички, родненькие... деревенская я... Деваться мне некуда. Пустите на вокзал!

- А бежишь от кого?

- Пьяница какой-то хотел надо мной измываться.

- Обыщи ее, - приказал тот, что с наганом.

Высокий мужчина, закинув винтовку за плечо, с ухмылкой облапал ее и с той же ухмылкой доложил:

- Сама как граната... горячая. Видно, с постели прямо. Заберем-ка мы ее сабе?..

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

- Погоняй, погоняй! - сердито ворчал Сидор Гривцов, полный черноусый мужик с большой родинкой на переносице.

Юшка нехотя дергал вожжами, глазея по сторонам:

- Лошадь, знамо, твоя. Мне не жалко, могу и ударить, да только за скотину бог спросит. И торопиться некуда. Парашка небось в постельке еще кувыркается... Ты забыл, что ли, воскресенье ноне! Эй, ну, Воронок! А мой дед, помню, говаривал: ешь - потей, работай - мерзни, а в дороге малость спи!

- У голодной куме одно на уме. Ты мне, дармоед, зубы не заговаривай! Гони, говорю, - совсем озлился Сидор. Даже родинка на переносице задвигалась.

- А ты, Сидор, не забывай, я те таперича не батрак и в извозчики не напрашивался. Так, по старой дружбе поехал. Не по ндраву - слезу. Дорогу домой знаю.

- Дурак! - Сидор выхватил из-под Юшкиных лодыжек кнут и с маху стеганул Воронка по боку. Конь дернулся так, словно хотел вырваться из хомута, понесся галопом.

Сидор со злостью ткнул кнут в сено.

- Право, дурак. Чужую лошадь жалеет.

- Потому и жалею чужую, что скоро своя будет. Привыкнуть загодя хочу.

- От твоей болтовни и лошадь сбежит. Не разевай рот, видишь, встречные скачут, - попридержи малость.

Встречная повозка тоже замедлила бег.

Окрик:

- Эй! Сиволапые! Сторонись! Революция едет!

Юшка торопливо потянул вожжу. Когда повозки поравнялись, короткошеий парень, сидевший у пулемета, обрадованно гаркнул:

- Тпрр! Дядя Сидор! Мое почтение! Прокопыч, держи коня. - И соскочил с телеги.

Сидор сразу узнал Ваську Карася, племянника жены. Оглядел Прокопыча - где-то встречал его. А третий на повозке, с гармошкой, совсем незнакомый.

Карась расправил плечи, выставил напоказ перекрещенную пулеметной лентой грудь:

- Узнаешь?

- Как не узнать? На фронт, што ли?

- Фронт подождет! Сперва хорошие властя посадить надо! - Карась оперся ладонью о ствол пулемета. - Правду я говорю, дядька Юхим?

Юшка поскреб в бороденке:

- Сколько их ни сажали - все плохие! Завалящей лошаденки мне дать не могут!

- Верно, все плохие! К черту их! Сами смогем! Сами с усами! - И Карась картинно провел двумя пальцами по верхней пухлой губе, где едва заметно рыжели редкие волосики.

- Это как понять, Вася? - недоверчиво и удивленно уставился Сидор на Карася.

- Я сам не понимал. Тимофей твой растолковал.

- Видал его?

- Не только видал, а вместе большаков скидал. Он теперь поручик, а не прапорщик! С генералом за ручку! Мне велел у самого Чичкана обыск делать на квартире. Сделал в лучшем виде! - И без того узкие щелки глаз его совсем заплыли в довольной улыбке. Он слез с повозки, вынул из кармана портсигар и протянул Сидору:

- Портсигарчик что надо! Именной! Вишь, написано: "Товарищу Михаилу от наборщиков "Правды". Была твоя правда! Теперь наша! Закуривай, подешевело! И тебе, дядя, будет что на воз класть. Тимофей твой с головой.

Сидор папироску взял, но прикурить отказался.

- Дома ромат пущу, пусть старуха городской дым понюхает. - И положил за ухо, прикрыв торчащими из-под картуза черными волосами.

- А ну, бери и ты, - подал Карась Юшке.

- Не курю, без дыма душа прочернела, - ответил Юшка, даже не взглянув на Карася.

- Эх ты, батрацкая душа, чего робеешь? Хоть и спихнули твою заступницу-власть, да вить и мы тебе не чужие. Сколько лет тебя Сидор кормит - не гонит? Живи на здоровье, спасибо говори!

- И встаю и ложусь - за него молюсь, - буркнул Юшка, вынимая из-под сена кнут.

- Так где же, Вася, мне теперь Тимофея искать? - не скрывая радости, спросил Сидор.

- Да его все патрули знают! Спроси только. Вчера вечером я его к Парашке на извозчике проводил. Там краля его ждала. - И Карась доверительно мигнул Сидору.