Атака седьмого авианосца - Питер Альбано

— Так точно, командир. Но полное молчание и на восемнадцатом канале, и на FM—10.

— Что, даже штатские радиостанции молчат?

— Молчат.

— Продолжай искать. Стрелок! Брент-сан! У тебя глаза как у орла. Не видно истребителей на земле?

Брент с биноклем в руке перегнулся за борт, оглядывая Сайпан. Остров казался не то что вымершим, а просто мертвым, словно те, кто сорок лет назад с таким неистовым ожесточением истреблял здесь друг друга, отказались и после смерти покинуть его, и их миазмы уничтожили здесь все живое. Брент снова зябко поежился, но на этот раз — не от холода.

— Ни одного самолета не вижу, командир.

Такии в сердцах стукнул по приборной доске так, что стрелка тахометра показала на сотню оборотов больше.

— Помоги нам, Аматэрасу! — пробурчал он себе под нос. — Стрелок, тут что-то не то. Как, по-твоему?

— Согласен, командир. Странно как-то: ни машин, ни рыбачьих баркасов.

Заметив какую-то насыпь возле взлетно-посадочной полосы, Брент стал еще внимательнее вглядываться в нее. Мешки с песком… Кустарник…

— Командир! Похоже на замаскированные капониры!

— Истребители! — перебил его голос штурмана Хаюсы. — На востоке и выше — пеленг один-восемь-ноль!

Вскинув к глазам бинокль, Брент взглянул в указанном направлении и похолодел: с востока на запад и сверху вниз, то есть прямо на них, неслись клином три «Мессершмитта»: два угольно-черных по бокам, а впереди — красный, точно вырванное из раны копье, еще покрытое дымящейся кровью врага. Брент знал, что на этом Me-109 летает капитан Кеннет Розенкранц, командир Четвертой истребительной эскадрильи, — лучший летчик в авиации Каддафи, бессовестный наемник и безжалостный убийца. Он еще полгода назад, когда его сбили над Токио и взяли в плен, поразил всех своей циничной отвагой. У этого лютого антисемита была душа кобры и инстинкты акулы. Ходили слухи, что он получает от Каддафи миллион долларов в год и по пятьдесят тысяч за каждый сбитый самолет. Он и сам с ухмылкой как-то разоткровенничался перед Брентом:

— Если повезет ухлопать еще десятка полтора жидов и япошек, я стану миллионером задолго до того, как кончится вся эта заваруха. Тогда перекуплю у Херста островок Сан-Симеон, заселю его девками и буду только перелезать с одной на другую, жрать и пить.

Брент возненавидел его с первой минуты и испытывал яростное желание убить его своими руками. Желание это чуть было не осуществилось после жестокого мордобоя в судовом лазарете, когда Розенкранц едва не забил до смерти раненого летчика Таку Исикаву. Если бы не подоспел подполковник Тасиро Окума, Брент, уже занесший над поверженным врагом хирургические ножницы, прикончил бы его. За этим последовало похищение наследного принца Акихито и обмен его на Розенкранца. В аэропорту тот в отместку за побои на прощание пообещал убить Брента.

— Мы еще встретимся с тобой, чистюля, — сказал тогда Кеннет.

— Всегда рад, — ответил ему Брент.

И вот судьба сводит их вновь, но теперь все шансы на стороне Розенкранца. Ворочая стволом своего «Намбу», Брент слышал, как штурман лихорадочно твердит в микрофон:

— Сугроб, сугроб, я Тигр-второй, нахожусь в тысяче метров над Сайпаном. Меня атакуют три Me-109! Как поняли меня? Прием!

— Понял вас, Тигр-второй, понял, — ответили с «Йонаги», и Брент с ликованием услышал, что руководитель полетов вызывает Мацухару.

В наушниках прозвучал твердый голос подполковника. Руководитель полетов приказал:

— Наш патрульный самолет атакован тремя «Мессершмиттами» над Сайпаном. Идите на перехват! Ваш вектор — два-три-ноль. Как поняли?

— Понял. Иду. Связь кончаю.

Руководитель полетов и Мацухара говорили такими обыденно-спокойными голосами, словно заказывали обед в ресторане, и Брент, не выдержав этого бесстрастия, завопил в микрофон:

— Йоси, давай, давай поскорее, ради всего святого! Поторопись, пока мне не отстрелили задницу!

Его мотнуло к борту: это командир заложил крутой вираж к югу и, включив форсаж, рванулся в пике к грозовому фронту. Старик делал то немногое, что было в его силах: прижимал машину брюхом к воде, прикрывая снизу, и уходил под прикрытие шторма. Прикрытие прикрытием, но «Мессершмитты» настигнут их раньше.

А «Мессершмитты», действуя слаженно, как трио цирковых акробатов, изящно развернулись по широкой дуге и пристроились бомбардировщику в хвост. Потом в небе распустил три своих лепестка смертоносный цветок — Розенкранц почти вертикально взмыл вверх, а его ведомые разошлись вправо и влево. Брент почувствовал, как вздыбились волоски на похолодевшей коже шеи и рук и чуть было не сработала прямая кишка. В горле застрял тугой комок. Тем не менее руки делали свое дело: правый «Мессершмитт» уже вплывал в первый круг прицела. Брент шепотом выругался — они заставляют его выбирать, а сами, можно не сомневаться, будут атаковать одновременно с обеих сторон, а их вооружение не сравнить с его единственным «Намбу».

Розенкранц держался наверху и пока не вмешивался, наблюдая за происходящим, словно зритель из ложи, и Брента вдруг осенило: «Он натаскивает молодых летчиков на нас. Летная практика и стрельба по движущейся мишени». Он подобрал свои длинные ноги, скорчившись за пулеметом, крепче стиснул челюсти — и вдруг успокоился. Из такого же точно «Намбу» он сбил «Мессершмитт» над Средиземным морем, и другой — над Кореей, и за штурвалом сидел тот же самый старик Такии. Брент считается редкостно одаренным воздушным стрелком — говорят, он Богом создан для ведения огня в безумных, ежесекундно меняющихся условиях воздушного боя, когда противник — одновременно всюду. Он умеет угадывать его намерения, он будто кожей чувствует, какое упреждение надо дать, он хладнокровен — этого у него никто не отнимет. И Брент Росс ждал, когда Me-109 вползет во второй круг.

Теперь он видел, что истребитель не весь черный: обтекатель втулки винта, над которым торчало зловещее рыло 20-мм пушки, блестел белой краской. Солнце отражалось от защитного экрана над прицелом, и, когда «Мессершмитт» на скорости, по крайней мере на сто узлов превышавшей скорость «Накадзимы», приблизился к нему, Брент увидел всего врага целиком, до последнего болтика — и масляный радиатор, висевший под фюзеляжем наподобие второго подбородка, и неубирающееся хвостовое колесо, и эмблемы ливийских ВВС на прямоугольных, словно обрубленных крыльях и на боках, и стволы двух укрепленных на обтекателе 13-мм пулеметов «Борзиг». Видел он и затянутого в черную кожу, поблескивающего защитными очками пилота, который напряженно всматривался в дальномер и казался такой же деталью «Мессершмитта», как двигатель «Даймлер-Бенц», пулеметы или антенна. Это был не человек, а механизм, имеющий и выполняющий только одну функцию — убивать. В данный момент — его, Брента Росса.

Он понял, что истребители действуют неслаженно — правый примерно на четверть мили обгонял левого. То ли пилоты были еще молоды и неопытны, то ли так самонадеянны, что решили открыть огонь порознь. В этом и заключалась их ошибка — они дали противнику минимальный шанс, и он не замедлил воспользоваться этим шансом.

Брент почувствовал, как «Накадзима» вздрогнул, поднявшись вверх, пролетел несколько сот метров по прямой, потом опять снизился и пошел параллельно побережью Тиниана. Он быстро глянул вниз и увидел пятна света и тени на волнах — вода была так близко, что пропеллер бомбардировщика иногда взбивал белый султанчик пены, а от воздушной волны по океанской глади пробегала рябь. Черно-красное, цвета запекшейся крови, море с оторочкой белой пены было неспокойно, и даже здесь, почти у самого берега, глубина была велика. Брент перевел взгляд на прикрепленную к переборке таблицу и нашел строчку Me-109. «Первый круг — восемьсот ярдов. Второй круг — пятьсот ярдов. Третий круг — двести ярдов». Усилием воли он заставил себя дождаться, когда истребитель окажется в третьем круге, и задержать палец на спусковом крючке.

Покуда левый «Мессершмитт» сбрасывал скорость, чтобы лучше видеть свою жертву, правый, атакующий истребитель, сделал изящный заход вправо на боевой разворот и теперь медленно подбирался к обреченному бомбардировщику. «Сволочь, даже форсаж не включил, — пронеслось в голове у Брента. — До того уверен, что мы никуда не денемся! Будет нас расстреливать в упор». На обтекателе замигали красные вспышки, и навстречу Бренту сначала медленно, а потом все стремительней потянулись дымящиеся полосы. Его снова отбросило в сторону от резкого толчка: это Такии сделал резкий вираж вправо и направил машину к скалам юго-восточного побережья. Маневр удался: трассеры прошли мимо.

Но истребитель быстро исправил свою ошибку, прибавил газу и прошел сверху у левого крыла «Тигра», поливая его из всего бортового оружия. Он вошел во второй круг прицела.

Брент целился в оранжево-красные вспышки носовой 20-мм пушки и не открывал огонь до тех пор, пока крылья «Мессершмитта» не вписались в диаметр центрального кольца прицела. Двести ярдов. Время вдруг остановилось для Брента, зрение обрело особую отчетливую ясность. Задержав дыхание, вытянув губы трубочкой, он поглаживал сгибом указательного пальца спусковой крючок, чуть-чуть надавливая на него и, как только палец встречал сопротивление, ослабляя нажим. Потом резким коротким движением одолел тугую пружину: пулемет ожил и затрещал, посылая трассеры в пропеллер «Мессершмитта», где бычьими глазами продолжали сверкать красные вспышки. На капоте и обтекателе втулки винта появились яркие желтые огоньки, искры рикошетов полетели от пропеллера, как от точильного колеса.