Тайный брак - Н. Северин

Со свойственной ей сдержанностью и привычкой скрывать чувства под личиной надменного равнодушия, старая княгиня делала вид, что не понимает смысла этих намеков и отвечала на них с таким тактом, что всех приводила в недоумение своим спокойствием; но ее любопытство было возбуждено до высочайшей степени, и, как только гости уезжали, она обращалась с расспросами к своей Марьюшке, которая только этого и ждала, чтобы поделиться со своей госпожой новостями, волновавшими весь дом.

Таким образом старая княгиня узнала про подарок князя и про то, что этот подарок выставлен напоказ среди зала, а также и про то, что Плавутина, молодого барина, в первый раз явившегося к ним в дом, пригласили остаться обедать и приказали поставить ему прибор рядом с барышней. Все это делалось по распоряжению молодого барина, но ясно, что без разрешения родителей Лев Алексеевич не позволил бы себе так поступать. Узнала также старая княгиня, что братец не спускает взора с сестры Людмилы и, поймав ее в коридоре у лестницы на антресоли, строгим голосом приказал ей вернуться в гостиную и занимать гостей. Доложила также княгине Марьюшка, что Лев Алексеевич допрашивал старого дворецкого про барина Рощина: не видал ли его кто-нибудь из людишек близ дома и вообще не замечали ли с его стороны попытки повидать Людмилу Алексеевну или переслать ей письмо, с тех пор как ему отказано от дома?

— По всему видать, Лексашка успел уже накляузничать и в подозрение насчет вашей милости их ввести; допытывались, кто да кто у нас бывает, и по всему можно догадаться, что на господина Рощина крепко изволит серчать. А барышня-то наша, как голубка раненая, притуманилась; жалости достойно смотреть, как ее всю перевернуло с тех пор, как братец изволил приехать, — распространялась Марья Ивановна. Наконец, ободренная вниманием княгини, она позволила себе спросить, таинственно понижая голос: — А правда, сударыня, будто за них светлейший князь Потемкин сватается?

Но не успели эти слова сорваться с ее языка, как ей пришлось раскаяться в них. У княгини глаза сверкнули от гнева.

— Перестань врать! — отрывисто вымолвила она. — Из пановского дома небылицы эти, верно, выползли?

— Точно так-с, от пановской челяди эти слухи до нас дошли, — ответила Марьюшка, почтительно подтягиваясь. — Молодой барин изволили также спрашивать про господ Светловых.

— Малый не промах, знает, что, идучи на рать, надо всем врагам верный счет подвести, — заметила княгиня, презрительно пожимая плечами, и, кивнув на дверь, приказала своей наперснице посмотреть, кто приехал.

Поспешно кинулась Марьюшка исполнять приказание и через минуту торопливо вернулась с докладом о приезде Надежды Александровны и Василия Карповича Светловых.

— Легки на помине, их-то мне и надо. Проси скорее, и, пока они будут сидеть, никого не принимать! — сказала княгиня. — Да чтобы никто у дверей не подслушивал! — прибавила она, не спуская взгляда, полного нетерпеливого ожидания, с двери, за которой уже слышались шелест шелка, звон шпор и бряцанье сабли.

— Не извольте, сударыня, беспокоиться, — ответила Марьюшка, с приветливой улыбкой растворяя двери перед посетителями.

На эту парочку, даже не зная их, весело было смотреть — так они были молоды, красивы и счастливы. Полнейшая и искреннейшая жизнерадостность одушевляла каждое их движение, звучала в их голосе, светилась в их взгляде, и, к довершению всего, стоило только взглянуть на них, чтобы убедиться, что они без ума влюблены друг в друга. Княгиня недаром прозвала их голубками.

Но сегодня «голубки» были чем-то озабочены и с тревогой переглядывались, как бы подбодряя друг друга к неприятному объяснению.

— А с братцем твоим, с любезным моим Владимиром Александровичем, я уже сегодня виделась, — сообщила княгиня после первых приветствий.

При имени брата личико Надежды Александровны затуманилось.

— Бедный Володенька! — сказала она со вздохом и снова взглянула на мужа.

— А мне он вовсе жалким не показался, молодец молодцом. Ни о чем я, правда, перетолковать с ним не успела, однако он не преминул сообщить мне свою радость, что удостоился одобрения императрицы за свой рисунок, а о прочем просил позволения прийти рассказать в более досужее время.

— Плохи его дела, — сказал Светлов, понуждаемый новым красноречивым взглядом жены, которую разбирало нетерпение скорее приступить к волновавшему ее предмету.

— Чем плохи? Царица его милует, каждый день во дворец его приглашают. Государыня насчет всех построек с ним советуется.

— А про то, что его в Гишпанию усылают, изволили слышать? — спросил Светлов.

— Зачем? — с изумлением спросила княгиня.

— Затем, что он здесь многим мешает, — подхватила Надежда Александровна.

— И раньше как через три года ему оттуда не вернуться, — заметил ее муж.

— А в три-то года мало ли что может случиться! Та девица, по которой он вздыхает, успеет и замуж выйти, и детей народить, — снова не вытерпела вставить молодая женщина.

— И вы мне можете доказать, что это — не враки? — отрывисто спросила старуха, нахмурившись.

— Граф Александр Андреевич приказал ему к себе сегодня явиться, чтобы сообщить ему волю императрицы. Ее величеству угодно иметь при гишпанском дворе дворянина посольства, сведущего в живописи и прочих искусствах, чтобы выписывать через него картины. Сначала выбор пал на молодого Лабинина, но государыню так искусно навели на мысль употребить на это дело Рощина, что она изволила окончательно остановиться на этом прожекте, — сообщил Светлов.

— И, по-твоему, это — подвох его недоброжелателей?

— Без сомнения. Давно уже хлопочут его из столицы выпроводить куда-нибудь подальше; с самого лета интригу под него подводят, ну и воспользовались удобным случаем двух зайцев одним выстрелом убить: государыне подслужиться и нанести удар надеждам врага под видом отличия, за которое ему, бедному, остается только, скрепя сердце, благодарить, — сказала сквозь слезы Надежда Александровна.

— Да, ловкую ловушку подставили братцу клевреты светлейшего! Даже и представить себе нельзя, как ему удастся из нее выпутаться. А мы-то радовались, что государыня внимание свое на него обратила. Вот уж именно не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — прибавил Василий Карпович, ободренный молчанием княгини, которая, видимо, была поражена неприятной новостью.

— К погибели эта новая царская милость его приведет, ни к чему больше, — вставила его жена. — Мы боимся, чтобы он с отчаяния не отказался от командировки и не навлек на себя еще большей беды.

Она хотела еще что-то прибавить, но гневный взгляд княгини заставил ее смолкнуть на полуслове. Старуха, надменно смерив ее с ног до головы, отвернулась от нее с презрением, чтобы обратиться к ее мужу:

— Объясни ты ей, батюшка, что русскому дворянину не подобает даже и мыслить о том, чтобы отказываться исполнять приказание своего государя. Этому в наше время с младенчества учили, а теперь, с тех пор как детей по-модному стали воспитывать, они никаких правил чести не понимают.

Но Василий Карпович не расположен был упрекать свою смущенную супругу за то, в чем он ей сочувствовал.

— Братец молод и влюблен, княгиня, и ждать от него благоразумия в том положении, в котором он находится, невозможно. Вспомните, что вот уже скоро год, как, живя в одном городе с предметом своей любви и встречаясь с нею в обществе, к которому они оба принадлежат и по рождению, и по общественному положению, он не позволяет себе ни подойти к ней, ни заговорить с ней и, повинуясь желанию ее родителей, должен притворяться равнодушным, когда его сердце пылает к ней самой нежной, самой искренней страстью. Мало того, он должен сдерживать под личиной холодного равнодушия свою ревность, когда видит ее окруженной толпой более счастливых поклонников.

— Счастливее его у Людмилы поклонника нет; ему известно, что она разделяет его любовь и страдает не менее его, — с раздражением заметила княгиня.

— Я бы этим не удовольствовался, — возразил Светлов.

— А что бы ты сделал на его месте? — насмешливо ухмыляясь, спросила старуха. — Говори, интересно послушать.

— Я бы так долго не стал ждать, чтобы мне доброй волей отдали ту, которая мне дороже жизни; я бы силой ее взял, увез бы ее, вот что я сделал бы, — ответил Василий Карпович, к величайшему ужасу своей жены.

И опасения ее были не напрасны.

— В нашем роду беглянок еще не было, сударь, и Людмила наша не из таковских, чтобы бесстыдным поступком честь своей фамилии замарать, — возразила княгиня, резко отчеканивая слова и не спуская строгого взгляда со своего собеседника.

Последний вспыхнул, но стойко выдержал устремленный на него вызывающий взгляд, и сдержанно возразил:

— Бывают позоры хуже этого, княгиня, и, если бы ваша правнучка не стояла на краю пропасти, я не позволил бы себе намекать на такое крайнее средство, как бегство из родительского дома. Но бывают положения, когда волей-неволей приходится выбирать из двух зол меньшее, а Людмила Алексеевна находится именно в таком положении, и, мне кажется, ее друзьям позволительно попытаться всеми средствами спасти ее.