Золочёные горы - Кейт Маннинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то рано утром отец пришел после четырнадцатичасовой ночной смены и сел у печи, хватая ртом воздух и протянув ладони к огню. Мама стала чистить его одежду. От куртки поднялась пыль, и она закашлялась.
– Это сахарная пудра, – сказал отец, закрывая глаза. – Я сахарный человечек.
– Не вдыхай это, – предупредила мама. – Ты просто кожа да кости. Отдохни.
– Нет времени.
Все разговоры они вели только про время. День состоял из двенадцати часов или десяти. Иногда вместо дня была ночь. Иногда были сверхурочные часы, но эти часы считались «мертвыми».
– Как часы могут быть мертвыми? – спросил меня Генри.
– «Мертвая работа», – объяснила я. – За нее не платят.
Остальные разговоры были про деньги. Их никогда не оставалось про запас. Говорили про почасовую зарплату. Помесячную аренду. Ежегодную плату за обслуживание в больнице. Уголь стоил четыре бона за мешок. Бонами расплачивались вместо наличных в лавке компании. К дню зарплаты боны заканчивались. Из-за бесконечных разговоров о деньгах я стала мечтать о том, чтоб заиметь свои.
– Парни готовы бастовать, – сказал как-то папа.
– На этот раз тебя убьют, – воскликнула мама.
– Никто меня не убьет, – возразил отец и уснул прямо в ботинках.
Недели через две после нашего приезда отец вернулся домой поздно вечером и, проспав шесть часов, снова отправился на работу. От усталости он забыл забрать ведерко с обедом.
– Я отнесу его, – предложила я.
– Нет, – запретила мама. – Пусть Генри отнесет.
Но Генри ушел ставить силки на кроликов, посадив на закорки Кусаку. Мама всплеснула руками.
– Пятнадцать минут. Отдашь обед бригадиру. Не разговаривай. И не заходи внутрь.
– Oui, мама. – Я направилась к двери, а дьявол нашептывал мне на ухо возражения.
На погрузочном дворе я прошла между глыбами камня под взгляды и присвистывания мужчин к маленькой лачуге у входа в карьер. Там, у двери с открытым верхним окошком, сидел Джуно Тарбуш, бригадир, следивший за рабочим графиком. Сутулый человечек с маленькими глазками.
– Тут обед для моего отца, – сказала я. – Жака Пеллетье.
– Ты девочка-француженка? – Он провел пальцем по своему журналу и сверился с часами. – Он не заслужил обеда. Он в шахте, я передам.
– Я отнесу ему сама. Мне не трудно.
– Глупая идея, – он смачно сплюнул. – Зима была длинной. Парни засунут тебя в вагонетку и увезут. И мы тебя больше не увидим. Или поскользнешься там и упадешь, в юбках-то.
А ты можешь ткнуть этим карандашом себе в глаз. Я не сказала этого вслух, но представила, как его глазное яблоко лопается, словно «слизкий ком» у Шекспира[14].
– Меня послала мама.
– Ну, тогда иди, – отозвался он. – Там всего одна дорога вниз, и это лестница Сатаны! – Он постучал пальцем по часам. – Топай скорее. Время деньги.
Я прошла мимо него. Наконец я это увижу: восьмое чудо света.
Там и вправду было так, как описывал Генри. Manifique, incroyable[15]. Я стояла внутри пещеры у верхней ступеньки лестницы Сатаны раскрыв рот. Люди превратили внутренность горы в белый каменный собор. Столбы и опорные арки из мрамора поддерживали сводчатую крышу. Блестящие частички сияли в лучах солнца, словно божественный свет на картине великого мастера. В сотнях футов ниже виднелись скопления техники, канатов и цепей и темные силуэты людей и мулов. Работники двигались по лестницам, прислоненным к стенам, свисали с лесов, хрупких, как веточки деревьев. Молотки с громким стуком отскакивали от зубил, звучал гул дрелей и пил. От костров под котлами поднимался дым, пачкая белый потолок пещеры черной копотью. Пахло сыростью и серой.
Лестница Сатаны состояла из тонких дощечек без подступенков, жавшихся к камню. Я ухватилась одной рукой за перила, придерживая второй юбку и ведерко с обедом. Какой-то парень вскрикнул и показал на меня пальцем. Я спускалась под свист и перешептывания. Меня пронзали их взгляды. На полпути вниз я вышла на каменную террасу. Работники по очереди били там молотками о стену. Они прервались и, опираясь на свои молоты, таращились на меня, словно я была сказочным существом. Я кивнула в знак приветствия и шагнула дальше в холодную и сырую белизну пещеры. На разных уровнях ее на мраморных стенах были вырезаны буквы, сердца, инициалы.
На нижней площадке лестницы шестеро мужчин висели на длинном рычаге, поднимая высеченный каменный блок. Еще двое сталкивали обломки камня за край в металлические ведра внизу, скрипя лопатами.
Один из них сделал шаг в мою сторону: молодой парень в очках, странно одетый. На нем была рубашка с воротником и шелковый галстук с малиновыми и золотыми полосками. Соломенные завитки волос были приглажены по бокам. Он был узок в плечах и странно смотрелся в этом месте в костюме, но без шляпы. Кто он? Геолог, денди, старатель?
«Вы заблудились?» – чуть было не спросила я.
Он поправил очки на носу, оперся на лопату и, мигнув, уставился на меня.
– Вы заблудились, мисс? – спросил он с южным акцентом.
– Нет. – Меня поразило, что он словно снял слова с моего языка. Его профессорский вид так не подходил этому пыльному и шумному месту.
– Я ищу Жака Пеллетье, – сказала я.
– Француза? Все знают француза. – Он показал вниз. – Вон он, в зеленой шапке.
Эту шапку связала я, оставив над макушкой побольше свободного пространства.
«Чтобы там собирались мысли», – приговаривал отец.
Мне следовало уйти тогда, избегая неподобающего разговора с незнакомцем. Но у дьявола были другие планы. Хотя честно ли обвинять во всем дьявола? Меня с самого начала поразил этот странный парень. Он походил на сову. Чисто выбрит. Зубы сверкают белизной, как и накрахмаленный воротник. Новехонькие кожаные ботинки. Он возился с окровавленным платком, обернутым вокруг ладони, пытаясь затянуть его потуже зубами.
– Давайте я вам помогу, – предложила я, забыв ссутулить плечи, чтобы не казаться дылдой.
– Ой, да, спасибо. – Он протянул мне руку, на большом пальце зияла сорванная до крови мозоль с прилипшими к ней песчинками. – Пришел сегодня без перчаток. Буду признателен, мисс, если поможете.
Я поставила вниз ведерко с обедом, и он протянул мне платок с синими инициалами «Джей Си Пи».
– Сгодится и это, – сказал он. – Разве что в вашем ведерке с ланчем найдутся по счастливой случайности бинты и йод?
Он произнес «ведерко с ланчем» так, словно на дворе стоял жаркий летний полдень.
Когда он протянул мне ладонь и я обхватила ее руками, меня пронзило током. Я не ходила в школу вместе с мальчиками и не общалась с парнями и мужчинами, кроме моих громких братьев и кузенов, а также