Жизнь в красном - Венсан Уаттара

Эльмондо сжимает ее в объятиях. Она вновь открывает глаза и слышит:

— А ты, ты выйдешь за меня?

— Каждую ночь я думаю о тебе. Но я спрашиваю себя, оставишь ли ты свою жену после стольких лет брака, чтобы все начать с начала со мной?

— Я люблю тебя!

Глаза Жозефины загораются от радости. Ее красота сияет мириадами огней. Эльмондо срывает с нее сорочку и сжимает в объятьях, ласкает ее упругую, налитую грудь. Жозефина закрывает глаза и глубоко вздыхает от поцелуев, которыми он осыпает все ее тело.

Молодежь зааплодировала. Я увидела, как засияло лицо Латы, деревенского могильщика. Он улыбался во весь рот. Я никогда не видела, чтобы он так улыбался, даже у мамы в кабаке. Телевизор! Ах, этот чертов телевизор смог-таки выманить улыбку у этого костлявого, словно вытесанного из камня, лица! Телевизор открывал для нас новую жизнь, новый мир, что лежал по ту сторону гор и околдовывал нашу деревню.

Среди девушек послышался сдавленный шепот. Благодаря телевизору мы открывали для себя то, что так хотели узнать и пережить: ласки, поцелуи, от которых чувствуешь глубокое волнение, дрожишь и плачешь от удовольствия. Мы слышали то, что нам хотелось бы услышать: нежные слова, которые заставляют мечтать.

Ах, телевизор! Этот чертов телевизор, он собирал нас вокруг себя каждый вечер, он давал то, чего нам так не хватало, то, чего мы не знали в нашем мире, полном табу! Он разрушил наши горы. И открыл нам запретную любовь. Пожилые мужчины и женщины смотрели любовные сцены и переживали те же эмоции. Кто бы мог в это поверить? Время от времени доносился шепот или резкие замечания — знак того, что скоро все должно было завершиться.

Когда фильм закончился, мужчины кричали от гнева. Им хотелось любви. Они требовали любви. Но в тот вечер ее больше не было. Учитель Марибо был спокоен. Из солидарности и гуманизма он готов был из кожи вон лезть, чтобы доставить нам удовольствие. Но он не мог пойти против солидарности, которая объединяла жителей Лото. Если нужно было, он мог даже страдать, как и я, только чтобы сделать других счастливыми, даже если его Дух протеста время от времени восставал против подчинения общественному мнению. Мы благодарили его, как в то время было принято.

Он отвечал нам, улыбаясь, чтобы показать свое радушие, потому что нужно было отвечать, улыбаясь, потому что не было другого средства отблагодарить от всего сердца.

Снова воцарилась тишина. Я вернулась домой под концерт насекомых, прячущихся в мокрой от росы траве. Деревня встречала огоньки духов, как обычно, выходящих из пещер, чтобы сиять в воздушных просторах.

В эту ночь мне хотелось познать свое тело, взглянуть на него по-другому, не так, как раньше. У себя в комнате я сняла рубашку и прикоснулась к соскам. Я стала ласкать их, как делал это в фильме Эльмондо с Жозефиной. И мне показалась, будто я летаю. Это было приятно, и я думала, каково это, когда их ласкает мужская рука. Я открыла новый мир. Мне казалось, что я парю в воздухе.

Голос матери вернул меня на землю. Я быстро оделась, вышла из дома и отправилась помогать ей в кабак. Кабак находился в каменном доме, выстроенном неподалеку от нашего. Помещение освещала переносная лампа. Атмосфера там всегда была веселая. Разгоряченные от просяного пива мужчины смеялись. Я хорошо помню тот день, их смех и нескончаемые разговоры.

Там был Будо, необычный человек, деревенский ветеран. Он был одет в сильно потрепанный жизнью, но заштопанный умелой женской рукой костюм цвета хаки, наследство французской армии. Он носил его вместе с такой же старой кепкой. Поговаривали, что он с ней не расставался даже во сне.

Там был Сами, отец Сие, которого я тайно встретила у реки. Время от времени он отрывался от своего калебаса и что-то курлыкал, его покрытый белым пушком кадык при этом ритмично подрагивал. Еще там был Мартен, медбрат, на нем была его традиционная красновато-лиловая сбрызнутая одеколоном рубашка. Он сидел на своем любимом месте и курил «Мальборо», выпуская густой белый дым, который вился над его головой.

Двое мужчин — один с худым вытянутым лицом, а другой пухлый, с маленькими тяжелыми от жира глазами, — раскачиваясь, напевали какой-то популярный мотивчик.

Я подавала пиво всему этому «бомонду» и мыла за ними пустые калебасы. Праздник продолжался, как обычно, примерно до десяти вечера. Потом мужчины, радуясь тому, что хорошо провели время в компании друзей, возвращались домой.

Деревня постепенно погружалась в тишину. Я пошла спать. С той самой ночи мне стали сниться мужские руки. Они ласкали мои соски, ласкали меня между ног. Скажу тебе честно, телевизор открыл для меня мое тело. Он рассказал мне о том, что родители долго скрывали от меня. Надеюсь, писатель, моя откровенность не покажется тебе плодом извращенности!

— Знаешь, — сказал я ей, — в нашем мире многие люди открыли для себя свое тело, как и ты, и получали удовольствие, разглядывая его, но никогда не осмеливались об этом заговорить. Им не хватало вашей смелости, которой я восхищаюсь.

— Спасибо, писатель. В этом мире нужно уметь понимать друг друга. Слушай же продолжение моей истории…

5

На следующий день я вышла из дома. Настойчивые крики петухов еще раздавались то в одном огороде, то в другом. Помню… небо было молочно-белое. Восходящее солнце простирало свои руки, чтобы обнять деревню. Птицы устроили в честь этой встречи многоголосый концерт. Я помылась и оделась. Пришла мама и сказала:

— Надеюсь, ты не забыла, что сегодня к нам в гости придут Мади и дядя Домба?

Я молчала. Она внимательно и испытующе посмотрела на меня. Пришел отец в своем старом полинявшем плаще.

— Эй! Вид у тебя сегодня невеселый, — сказал он, окинув меня взглядом. — А ведь к тебе сегодня жених придет.

— Все в порядке, отец, — сказала я, чтобы успокоить его.

— Хотелось бы верить, дочка. Все, что мы делаем, — это для твоего же блага. У Мади есть все достоинства хорошего мужа.

Я кивнула головой в ответ и услышала внутри себя: «Ну как объяснить им, что я не хочу выходить за него замуж?»

Пока я думала обо всем этом, приехали Мади и дядя Домба. Мои родители встретили их с распростертыми объятиями. Эти встречи служили еще и для того, чтобы обменяться со мной несколькими словами и улыбками, под присмотром довольных родителей.

После традиционных приветствий и тайных разговоров о будущем мужчины принялись за работу. Они пололи в поле почти до полудня, когда солнце достигло зенита и залило деревню своими лучами. С их тел ручьями тек пот. Время от времени они останавливались, чтобы вытереть лицо платком, и вновь приступали к работе. К двум часам они устроили перерыв, чтобы подкрепиться обедом, который мы для них приготовили. Кажется, это была фасоль с маслом сального дерева.

После обеда отец посмотрел на поле, усыпанное вырванной травой, и сказал:

— Хорошая работа!

И, похлопав Мади по плечу, добавил:

— Молодец! Твои дела достойны нашей семьи, сынок.

Глаза дяди Домба загорелись от счастья. Указательным пальцем правой руки он стер пот со лба. А потом поднял голову, посмотрел в небо и задумался.

Резкие порывы ветра стали клонить деревья в разные стороны. Птицы, почувствовавшие смену погоды, улетели с поля. Солнце начало играть в прятки с черными тучами, заволокшими небо. Домба постоял немного с беспокойным видом и вдруг заявил:

— Дождь! Скоро начнется дождь, надо возвращаться домой.

Отец сразу же ответил:

— Ну, не будем спешить! Вы же здесь не чужие, мой дом — ваш дом.

Дядя Домба спокойно ответил:

— Спасибо, дорогой, я ни на миг не сомневался в доброте твоего сердца, но нужно вернуться домой до того, как начнется дождь. Нас ждет работа…

— Ты прав, — согласился отец, пожимая дядину руку. — До скорого!

Домба посмотрел на хмурое небо и сказал Мади:

— Нужно торопиться, дождь вот-вот начнется. Мади улыбнулся мне, я ответила ему тем же. Сумрачная пелена накрыла деревню.

Заблеяли бараны и козы. Ветер усилился, он свистел и поднимал в воздух мусор. Деревья поскрипывали от его порывов. Шелестели колосья проса и метелки кукурузы, то тут, то там слышались беспокойные, испуганные крики. Внезапно грянул гром. Я сложила посуду и пошла домой. Я думала о своем свидании с Сие… Да, у меня с ним было свидание.

Крупные капли дождя застучали по земле. Водосточный желоб постанывал от ветра. Но воздух в доме был жаркий и сухой.

Я ворчала от досады, время от времени посматривала в маленькое круглое окошко и думала, когда же этот дождь кончится. Устав ждать, я пошла в комнату, легла на кровать и заснула.

Через несколько мгновений меня разбудили крики петухов. Я вышла из дома. Воробьи сидели на цветках кукурузы и били крыльями, чтобы стряхнуть с перьев воду. Стая малиновок обрушилась на цветки кукурузы. Два петуха дрались за белую курицу. Они клевали друг друга, вздыбив перья на шее. Увидев меня, один из них поднял мясистый гребень и завел длинную песню. А потом гордо промаршировал в сторону кухни.