Туман над Парагон-уок - Энн Перри

Томас начал со второго дома на Парагон-уок, сразу же после жилища Дилбриджей. По крайней мере, с одной неприятной задачей будет покончено сразу. Здесь обитали старший из трех братьев Нэш, мистер Афтон Нэш с женой, и младший, мистер Фулберт Нэш, последний еще был холост и потому до сих пор проживал в семейном гнезде.

Изнывающий от скуки дворецкий покорно впустил инспектора, предупредив, что семья еще завтракает, и он должен будет подождать. Питт поблагодарил его и, когда дверь за ним закрылась, начал слоняться по комнате. Та была обставлена в старом стиле, то есть дорого, и Питт чувствовал себя в ней очень некомфортно. На книжных полках стояли множество томов в кожаных переплетах, в таком аккуратном порядке, как будто ими никто никогда не пользовался. Томас провел пальцем вдоль корешков, чтобы проверить, есть ли на них пыль, но они были безукоризненно чистыми. Скорее, это заслуга домохозяйки, подумал Питт, чем какого-либо дотошного читателя. На письменном столе стоял обычный набор семейных фотографий. Никто на них не улыбался. Это естественно. Каждый должен был сохранять позу так долго, что улыбка становилась уже невозможной. Свежее выражение лица — самое большее, на что можно было надеяться. Впрочем, тут не было и этого.

Над камином висел образец вышивки: единственный злобный, немигающий глаз, под которым крестиком было вышито: «Бог видит все».

Питт вздрогнул и сел спиной к надписи.

В этот момент, закрыв за собой дверь, вошел Афтон Нэш. Это был начинающий полнеть высокий мужчина со строгими чертами лица и пристальным взглядом. Если бы не тяжеловесность облика и слишком крепко сжатые губы, его лицо можно было бы назвать красивым; хотя приятным оно не было.

— Не знаю, чем мы можем быть вам полезны, мистер Питт, — сказал он холодно. — Бедная девочка жила у моего брата Диггори и его жены. Они заботились о ее воспитании. Оглядываясь назад, могу сказать: возможно, было бы лучше, если бы мы взяли ее к себе, но в то время такое развитие событий не казалось правильным. Джессамин бывает в свете чаще, чем мы, и поэтому все решили, что будет разумно, если именно она введет Фанни в общество.

Питт уже должен был привыкнуть к этому. Немедленный переход в защиту, торжественное заявление о невиновности и неучастии… Всякий раз одни и те же приемы, в той или иной форме. Томасу они были отвратительны. Он помнил лицо девушки, еще не обезображенное жестокими отметинами жизни; да и сама жизнь ее, едва начавшись, была так быстро разрушена… Здесь же, в неуютной комнате, ее брат говорит о моральном воспитании — и в то же время ищет способ защитить себя от любых упреков, которые могут ему бросить.

— Никто не может быть застрахован против убийства, — Питт уловил в собственном голосе раздражение.

— Но каждый может быть застрахован от насилия, — резко ответил Афтон. — Молодые дамы пристойного поведения не заканчивают подобным образом.

— У вас есть причины полагать, что ваша сестра не была пристойного поведения? — Питт обязан был спросить это, хотя уже знал ответ.

Афтон повернулся к Томасу и наградил его неприязненной гримасой.

— Она была изнасилована, перед тем как ее убили, инспектор. Вы должны знать это так же хорошо, как и я. Пожалуйста, не скромничайте. Вы получите больше информации, поговорив с моим братом Диггори. У него очень любопытные вкусы… Впрочем, полагаю, что даже он не смог заразить ими свою сестру. Но я могу ошибаться. Может быть, один из его не слишком чистоплотных морально друзей повстречал ее на улице тем вечером? Полагаю, что вам лучше точно установить личности всех, кто был там.

— Конечно, — неприязненно отозвался Питт. — Мы установим местопребывание всех, кого только сможем.

Брови Афтона немного пошли вверх.

— Жители Парагон-уок едва ли заинтересуют вас; если только слуги… хотя сомневаюсь в этом. Я, например, очень разборчив, когда выбираю мужскую прислугу, и не позволяю моим служанкам иметь ухажеров.

Питт почувствовал укол жалости к его слугам и к той жалкой, безрадостной жизни, которую им приходится вести в этом доме.

— Человек может и не быть вовлечен в преступление, — возразил он. — Зато может увидеть и запомнить что-то важное. Малейшая подробность может помочь мне.

Афтон раздраженно пробормотал, что от себя в этом деле он не видит никакой пользы для полиции, и щелчком стряхнул несуществующую пылинку с рукава.

— Хорошо, я был дома в это время. Провел почти весь вечер в бильярдной комнате с моим братом Фулбертом. Я ничего не видел и не слышал.

Питт не мог позволить себе так легко сдаться. При этом нельзя показывать свою неприязнь к этому человеку. Он должен побороться.

— Может, вы замечали что-то раньше, в последние несколько недель… — продолжил он.

— Если бы я заметил что-нибудь эдакое, инспектор, неужели вы думаете, что я бы ничего не предпринял? — Крупный нос Афтона несколько раз дернулся. — Все-таки Фанни была моей сестрой!

— Конечно, сэр… но если все-таки оглянуться назад? — закончил Питт свой вопрос.

Афтон задумался и, наконец, осторожно сказал:

— Нет, насколько я помню. Но если что-то вспомню, тут же вас проинформирую… Что-то еще, инспектор?

— Да. Я хотел бы поговорить с остальными членами вашей семьи.

— Думаю, что если бы они что-то заметили, то сказали бы об этом мне, — сказал Афтон нетерпеливо.

— Тем не менее я бы хотел их увидеть, — настаивал Питт.

Афтон внимательно посмотрел на него. Оба были высокого роста, их глаза находились на одном уровне. Томас не отводил взгляда от собеседника.

— Я полагаю, это действительно необходимо, — наконец-то уступил Афтон, его лицо помрачнело. — Не хочу показывать никому дурного примера. Нужно уважать чужую работу. Но прошу вас, насколько это в ваших силах, быть поделикатнее с моей женой.

— Благодарю вас, сэр. Я приложу все мои старания, чтобы не огорчать ее.

Феба Нэш разительно отличалась от Джессамин. Если и был в ней какой-то огонек, то он давно угас. Она была облачена в скучный черный наряд, ее бледное лицо не носило никаких следов косметики. В другое время, возможно, Феба могла бы выглядеть гораздо лучше, но сейчас она находилась в глубоком трауре — покрасневшие глаза, припухший нос; волосы уложены в прическу, далекую от элегантности.

Она отказалась сесть и теперь стояла, крепко сцепив руки и внимательно рассматривая Питта.

— Сомневаюсь, что могу помочь вам, инспектор. Меня даже не было дома в тот вечер. Я посещала пожилую приболевшую родственницу. Могу назвать вам ее имя, если вы желаете.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, мэм, — сказал Питт и сдержанно улыбнулся, боясь показаться легкомысленным перед лицом скорби. Он испытывал невыразимое чувство жалости к Фебе, хотел успокоить ее, но не знал как. Миссис Нэш была одной из тех женщин, которых он не понимал. Все ее чувства были глубоко запрятаны под броню благородства.

— Мне хотелось бы спросить вас, откровенничала ли с вами мисс Нэш? — начал Томас. — Может быть, она делилась с вами какими-то секретами, как с женой брата? Возможно, кто-то проявлял к ней нездоровый интерес или адресовал ей оскорбительные высказывания? Видела ли она каких-либо незнакомцев поблизости? — Ладно, попытка не пытка. — Или, может быть, вы сами видели кого-то?

Ее сцепленные руки резко дернулись, и она испуганно уставилась на него.

— О, боже мой! Вы считаете, что он еще здесь?

Питт колебался. С одной стороны, ему хотелось успокоить женщину, развеять ее страхи, но с другой стороны, он знал, что лгать глупо.

— Если это был залетный бродяга, то я не сомневаюсь, что он покинул этот район, — ответил он уклончиво. — Только полный глупец останется в районе, где есть риск нарваться на полицию.

Казалось, что Феба успокоилась, даже позволила себе сесть на краешек одного из мягких стульев.

— Слава богу! Благодаря вам я почувствовала себя гораздо лучше. Конечно, я сама должна была так подумать. — Она поморщилась, сдвинув свои тонкие бровки вместе. — Но я не помню, чтобы видела каких-нибудь незнакомцев в квартале — по крайней мере, такого типа. Если б я увидела, я бы послала дворецкого прогнать его.

Питт еще больше напугал бы и смутил Фебу, если бы попытался объяснить ей, что насильник не обязательно должен отличаться от других мужчин. Преступление часто изумляет людей, словно это вовсе не выплеск вполне обычных внутренних качеств человеческого характера — таких, как эгоизм, жадность, ненависть, выросшая до огромных размеров, или обман без границ. Феба, подобно многим, полагала, что убийца будет легко узнаваем и в принципе не может иметь ничего общего с теми, кого она знала. И было совершенно бесполезно — и даже пагубно — пытаться изменить ее точку зрения. Томаса удивляло, почему после стольких лет работы в полиции он еще продолжал думать обо всем этом и тем более волноваться по этому поводу.