Туман над Парагон-уок - Энн Перри

— Нет, конечно, не узнал; я только что начал расследование. Да, я видел Эмили, и выглядела она очень хорошо.

— О, — Шарлотта вырвалась из его объятий. — Ты ничего не узнал… Но ты знаешь, по крайней мере, что Джордж не имеет ничего общего с этим делом?

Питт открыл было рот, чтобы ответить, но она заметила нерешительность в его взгляде еще до того, как он нашел нужные слова.

— Ты не можешь знать! — Эти слова сорвались с ее губ как обвинение. Она поняла это в тот же миг и даже успела пожалеть об этом, но ей не хватало времени, чтобы извиниться. — Ты не можешь… Почему ты не спросил его, где он был?

Томас мягко отодвинул ее в сторону и сел за стол.

— Я спросил его. У меня просто не было времени проверить его слова.

— Проверить? — Шарлотта стояла совсем рядом с ним. — Почему? Ты не веришь ему? — Она знала, что была неправа. Томас имел право не верить; да и в любом случае просто вера ей была не нужна, как не нужна она была и Эмили. — Извини меня. — Шарлотта дотронулась до мужа, почувствовав через пальто твердость его плеча, затем вернулась к раковине и снова взялась за картошку. Она попыталась говорить нормальным голосом, но у нее это не получилось — голос вышел на удивление высоким. — Где, по его словам, он был?

— В клубе, — ответил Питт. — Большую часть времени. Он не может вспомнить, сколько времени пробыл там и какие еще клубы посещал после этого.

Шарлотта механически разложила по тарелкам картошку, мелко нарезанную капусту и тщательно приготовленную рыбу в сырном соусе. Это было блюдо, которому она недавно научилась. Но сейчас Шарлотта смотрела на это совершенство без всякого интереса. Возможно, глупо было бояться. Джордж, вероятно, мог точно указать, где он был все то время. Но она слышала о мужских клубах, о карточных играх, о ведущихся там разговорах; о мужчинах, которые выпивали там и даже засыпали, где сидели… Как можно было запомнить, кто был там в определенное время? Чем один вечер отличался от другого?

Не то чтобы Шарлотта думала, что Джордж мог убить эту девушку, ничего подобного; но из своего прошлого она знала, какой вред может нанести репутации даже простое подозрение. Если Джордж говорил правду, то он может жестоко оскорбиться, если Эмили сразу же и безоговорочно не поверит ему. Если же он избегал правды, что-то утаивал — скажем, флирт, глупое поведение, чрезмерные возлияния, — тогда он будет чувствовать себя виноватым. Одна ложь приведет к другой, и, запутавшись в этом клубке, Эмили, в конце концов, может заподозрить его даже в преступлении. Бывает, правда состоит из множества самых омерзительных нюансов. И будет крайне болезненно очищать ее от мелкого обмана, хитрости, недосказанности, с которыми жизнь была Удобной и о которых вы предпочитали не знать.

— Шарлотта, — раздался за ее спиной голос мужа.

Она заставила себя выбросить из головы все страхи, поставила тарелки с едой на стол и мурлыкнула с невинным видом:

— Да?

— Немедленно прекрати!

Было абсолютно бесполезно пытаться обмануть его, даже мысленно. Томас видел ее насквозь. Шарлотта села за стол перед своей тарелкой и спросила:

— Ты можешь доказать как можно быстрее, что Джордж здесь ни при чем?

Он протянул руки через стол, чтобы дотронуться до нее.

— Конечно, я этим займусь, как только смогу. Так, чтобы это не выглядело, будто я подозреваю его.

Господи, она не приняла это во внимание! Если Томас займется Джорджем в первую очередь, это будет выглядеть даже хуже. Эмили будет думать… только бог знает, о чем будет думать Эмили.

— Я пойду и навещу сестру. — Шарлотта с силой тыкала картофелину вилкой, кромсая ее, бессознательно делая кусочки поменьше, как если бы она сейчас обедала в доме на Парагон-уок. — Она часто приглашала меня. — Шарлотта начала думать, какое из ее платьев подошло бы для такого события. Если она пойдет утром, темно-серое вполне сгодится. Это было роскошное муслиновое платье, и разрезы, сделанные в прошлом году, не будут заметны. — В конце концов, кто-то из нас должен навестить Эмили, а мама слишком занята из-за болезни бабушки. Мне кажется, это прекрасная идея.

Питт не отвечал жене — он знал, что она говорит сама с собой.

Глава 3

Шарлотта уже выработала в своей голове точный план действий. Как только Томас ушел, она вычистила кухню, затем одела Джемайму в одно из ее лучших платьев — хлопковое, отороченное кружевами, — которые Шарлотта выкроила, аккуратно обрезав свою старую нижнюю юбку. Когда дочка была одета, Шарлотта взяла ее на руки и вынесла из дома на пыльную теплую улицу в дом напротив. За окнами колыхались занавеси из паутины, но она специально не поворачивала головы, чтобы не показать, что заметила это. С Джемаймой на одной руке она постучала в дверь.

Дверь открылась почти немедленно. На пороге стояла маленькая сухопарая женщина в простом переднике прислуги.

— Доброе утро, миссис Смит, — сказала Шарлотта, улыбаясь. — Я только вчера вечером узнала, что моя сестра нездорова, и я должна пойти навестить ее.

Она не хотела лгать всерьез — например, говорить, что у Эмили больше никого не осталось, чтобы заботиться о ней (тьфу-тьфу, не сглазить бы!), — но нужно было обозначить насущную необходимость. Внутри Шарлотты боролись различные чувства, ей было стыдно. Она стояла на пороге бедного дома и видела убогую комнату, в то же время зная, что Эмили в любой момент может позвонить в колокольчик и вызвать горничную поухаживать за ней, если и вправду заболеет, или послать слугу за доктором. А она, Шарлотта, должна выдумывать правдоподобную причину своей отлучки…

— Не будете ли вы так добры присмотреть за Джемаймой сегодня?

Лицо женщины расцвело в ответной улыбке, и она протянула руки к девочке. Джемайма немного испугалась, прижавшись к матери, но Шарлотта торопилась, и у нее не было времени для вытирания слез и успокаивания ребенка. Она быстро поцеловала ее и отдала миссис Смит.

— Благодарю вас от души! Надеюсь, что я не задержусь надолго, если только ситуация не ухудшится…

— Не беспокойся, ластонька. — Женщина легко качала Джемайму, удерживая ее на бедре, — так же, как носила бессчетное количество тазов со стираным бельем или восьмерых своих собственных детей, не считая двух, которые умерли до того, как начали сидеть. — Уж я о ней позабочусь, обедом накормлю… А ты поди-к навести сестру, бедолажку… Надеюсь, все у ей обойдется. Жарынь эта во всем виновата. Натуральная топка…

— Конечно, — поспешно согласилась Шарлотта. — Мне самой осень больше всего нравится.

— Чаю, не наша эта погодка, из-за моря все идет, — продолжала миссис Смит. — Ну, говорят так. У меня брат вот моряком был; ужасть в каких местах бывал… Дык ты поди, повидай сестру-то, ластонька. А я за Джемаймой пригляжу, пока ты взад не возвернешься.

Шарлотта широко улыбнулась. Ей потребовалось много времени, чтобы научиться легко общаться со своими соседями, так сильно отличающимися от людей, которых она знала раньше, до замужества. Конечно, и тогда ей встречались люди из рабочего класса, но это были в основном слуги — такие знакомые, привычные, как мебель или картины на стенах. Их можно было либо награждать, либо игнорировать. Они ничего не привносили из своей жизни в жизнь хозяев — в гостиную или наверх в спальни. Об их семьях было известно разве что в рамках сведений, упоминаемых в рекомендациях — только имена и репутация. Ни лиц, ни характеров, ни чувств…

Но теперь Шарлотта должна была уживаться с соседями, учиться готовить, стирать, убирать дом, покупать в лавке продукты — и прежде всего нужно было научиться общаться с окружающими для взаимной пользы. Для нее соседи были всем в те долгие дни, когда Питт уезжал по делам, — живые голоса, жизнерадостный смех, своевременная помощь, когда она не знала, как управиться с теми или иными делами, когда у Джемаймы начали резаться зубки, а она терялась, не зная, что делать… Здесь не было сестер милосердия или нянек, которых можно было позвать на подмогу, — только миссис Смит с ее бабушкиными лекарствами и многолетней практикой. Ее простота и покорная смиренность перед трудностями поначалу очень раздражали Шарлотту, но терпение соседки, а также ее уверенность и знание того, что нужно делать в случае небольших домашних неприятностей, чему Шарлотту никогда раньше не учили, примиряли последнюю с этими качествами миссис Смит.

Началось все с того, что вся улица считала Шарлотту высокомерной, равнодушной и холодной, не догадываясь, что она сторонилась соседей из-за своей застенчивости — так же, как и они стеснялись ее. Прошло почти два года, прежде чем они приняли новенькую. Беспокоило то, что местные были — по-своему, конечно — такими же чопорными, как мама и ее друзья; они так же пытались задрапировать с помощью жантильного обращения неприятную правду и обидную социальную разницу, проявлявшуюся на каждом шагу. Шарлотта легко могла ненамеренно обидеть их каким-нибудь своим суждением, совершенно невинным.