Забытые по воскресеньям - Валери Перрен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элен касается губами чернильницы Франсин Перье с мыслью о еще двадцати семи и внезапно вздрагивает, испугавшись непонятного звука. Что-то ударилось о стекло одного из окон. Камень? За ней наблюдают? У Элен заходится сердце. Она ставит чернильницу на место и прячется под учительский стол.
Проходит десять минут. Ни звука.
В конце концов она вылезает из укрытия и подходит к окну. Снаружи никого. Двор пуст. Со старого дуба облетают последние листья. Элен провожает взглядом полет одного из них. Он спускается на землю одновременно с наступлением ночи. Листок касается белой лужицы. Элен смотрит на нее несколько секунд и понимает, что это птица, упавшая на землю. Она еще жива. Девочка бежит во двор по коридору с пустыми вешалками. Сегодня она не надела плащ, чтобы не пришлось оставлять его в коридоре, ведь так кто-нибудь обязательно заметил бы, что она задержалась после уроков.
Под дубом Элен останавливается в нескольких сантиметрах от птицы. Это чайка. Ее чайка! Та, что с детства тенью следует за ней. Та, на которую она смотрит в небе, когда хочет отмыть глаза от нечитаемых фраз. Та, которую она показывает в своем театре теней на стене мастерской. Чайка существует. Она не плод ее воображения. Чайка ранена, но жива. Она смотрит на Элен, приоткрыв клюв, и дышит прерывисто, как будто не может совладать с сердцебиением. Кажется, чайка больна, а Элен вдруг понимает, что птичка бросилась на стекло, вызволяя ее из проклятой школы. А может, решила умереть одновременно с ней.
Чайка и девочка смотрят друг на друга. Элен опускается на коленки, но не решается коснуться маленького тельца, боится сделать еще хуже, но и оставить ее не может.
У Элен нет ни братьев, ни сестер. Нельзя бросать своего двойника.
В конце концов она осторожно берет чайку в ладони и опускает в большой внутренний карман блузы, поближе к сердцу.
Глава 11
Комната № 19.
Голубоглазый призрак здесь, сидит рядом с Элен. Он закрывает книгу, которую читал ей.
– Еще раз – последний – прошу прощения за то, что приняла вас за Люсьена.
– Бывает, я тоже путаю людей.
Ему не кажется странным, что я могла принять его за человека, которому, будь он жив, исполнилось бы… сто два года. Он проводит рукой по волосам – я впервые вижу этот жест, но он мне кажется привычным.
– Откуда вам известно, день сейчас на ее пляже или ночь? Мне она сегодня не сказала ни слова. Похоже, спит.
– На пляже Элен всегда белый день.
– Давно она… Ну, на…
– В отпуске? По-моему, они гуляли там с Люсьеном в 1936 году.
Он долго молча смотрит на нее, потом переводит взгляд голубых глаз на меня. Голову даю на отсечение, что море Элен в точности того же цвета, что его глаза, поэтому она никогда не вернется.
– Откуда вы знаете?
– Она много со мной разговаривает.
– Правда? И что еще вы от нее слышали?
– На пляже… отцы семейств бегают за мячиками, а матери пьют прохладительные напитки. Взрослые ребята слушают модные хиты или проматывают кассеты… Иногда она спотыкается о гальку и шепчет: «Ай, больно! Какие они сегодня горячие!» или «Черт, я наглоталась песка!». Бывает, Элен общается с окружающими – мороженщиком или женщиной, расстелившей полотенце рядом с ней. Элен спрашивает: «Вы часто сюда приходите?» Отвечают ей редко.
Призрак молчит, пока я наливаю в графин свежую воду.
– Не мы должны читать ей романы, а она нам, – говорит он.
Звучит забавно, но я не смеюсь – уж слишком впечатлили меня его голубые глаза. Обычно к такому привыкаешь, но мое смятение только усиливается.
– А… что она делает на пляже?
– Читает любовные романы, пока Люсьен с малышкой купаются.
Он в изумлении – не ждал, что я отвечу, а вопрос задавал «в никуда».
– С малышкой?
– С Розой. Вашей матерью. Ведь Роза – ваша мать?
– Да.
Я осторожно, по глоточку, помогаю Элен утолить жажду, думая: «Он наверняка считает нас обеих сумасшедшими…»
– Какие именно любовные романы?
– Те самые, которые ваша мать читает ей, когда приходит сюда.
– Вы будто зарифмованную инструкцию сейчас произнесли.
Да, он из нашего мира, где не принято верить своим глазам. Из мира идиотов, наивных простаков, оптимистов.
Глава 12
Элен толкает дверь родительской лавочки и видит в примерочной клиентку и свою мать, которая подкалывает подол, стоя на коленях.
Сидящий за кассой отец сдавленно вскрикивает при виде дочери.
Элен врет ему. Все лодыри врут. Ложь – их вторая натура, потому у них и воображение богаче. Она говорит, что другие дети завязали ей глаза и заставили глотать мелки, что она больше никогда не пойдет в школу, что все там ужасно жестокие и не нужно ее уговаривать! Элен заявляет, что будет работать в мастерской и вести себя послушно, а если отец откажет, она себя убьет.
Пусть родители посоветуются между собой. Элен прекрасно знает, что они друг другу скажут, – сумела подслушать:
«Мсье Трибу уверен, что аттестата ей не видать… Даже если останется на второй год… Не сумеет… Ни за что… Она даже время определять не умеет… В девять-то лет…»
Она поднимается по лестнице, чувствуя, как чайка трепыхается в кармане. Элен трогает тельце кончиками пальцев и чувствует, какое оно горячее. Сердце бьется спокойно. Крылья целы. Девочка вымачивает хлеб в молоке и кормит птицу. Она не видела существа красивее этой белой чайки с оранжевым клювом. Даже деревья не так прекрасны. Даже подвенечное платье. Даже графиня, которая иногда приезжает в мастерскую на красивой машине, хотя у нее потрясающие ноги и кукольное личико. Ни один пейзаж не сравнится с чайкой Элен, и она открывает окно, чтобы отпустить ее на волю.
– Ты летаешь в небесах, так попроси Бога починить мои глаза и научить меня читать. Пожалуйста!
Птица выпархивает из комнаты и летает кругами. В свете полной луны она кажется еще одной сияющей звездой.
Глава 13
Этим утром призрак ждал меня у двери комнаты № 19. Я удивилась – почти неприятно. Иногда все, что слишком, раздражает, даже красивое лицо и яркая голубизна глаз. Я предчувствую чертову прорву проблем с этим человеком, он способен переменить ваши привычки щелчком пальцев.
– Здравствуйте, Жюстин, уделите мне пять минут?
Я слышу за спиной хихиканье
