Звёздный зверь - Роберт Хайнлайн

— Кто-нибудь пострадал?

— Не думаю. Мне во всяком случае никто ничего не говорил.

— Они бы наверняка сказали. — Бетти выпрямилась на своем сиденье. — Ну, тогда не о чем и беспокоиться.

— Не о чем? Это когда он набил горшков на сотни, да что там сотни — на тысячи? Интересно, а что бы ты считала достаточной причиной для беспокойства?

— Если бы пострадали люди, — ответила Бетти. — Все остальное можно уладить. Может быть, мы объявим Ламмокса банкротом?

— Чего? Это еще что за глупость?

— Если ты считаешь, что это — глупость, значит, ты никогда не был в суде.

— А ты?

— Погоди, не сбивай с мысли. Так вот, опять же на жизнь Ламмокса было совершено покушение. С применением оружия.

— Так он же не пострадал; только маленький ожог.

— Неважно. Безо всяких сомнений, он испытал глубокое душевное потрясение. Не думаю, чтобы он нес ответственность за все, что случилось после этого выстрела. А теперь помолчи, я буду думать.

— Вы не возражаете, если я тоже немного подумаю?

— Не возражаю, только не скрипи слишком громко шестеренками. Все, молчи.

Дальше до самого дома Стюартов процессия двигалась в полном молчании. Перед тем как слезть с Ламмокса, Бетти дала Джону последнее указание.

— От всего отказывайся. От всего. И ничего не подписывай. Буду нужна — кричи.

Миссис Стюарт встречать их не вышла. Шеф Дрейзер отправился изучать пролом в решетке; Джон Томас и Ламмокс топтались у него за спиной. После шеф молча наблюдал, как Джон Томас взял шнурок и натянул его поперек проема.

— Ну вот. Теперь он не выйдет.

Дрейзер подергал свою нижнюю губу.

— Сынок, ты что, совсем?

— Сэр, вы просто не понимаете. Решетку, чини не чини, но, если он захочет уйти, она его не задержит. Ему ничто не помешает. Только этот шнурок. Ламмокс!

— Что, Джонни?

— Видишь этот шнурок?

— Да, Джонни.

— Так вот, если его порвешь, я оторву твою глупую башку. Понимаешь?

— Да, Джонни.

— И ты не будешь больше уходить со двора. Только, если я сам тебя выведу.

— Хорошо, Джонни.

— Клянешься? Сердцем и селезенкой?

— Сердцем и селезенкой.

— Вообще-то сердца у него нет, — сказал Джонни Дрейзеру. — У него нецентрализованная система кровообращения. Это вроде как…

— Знаешь, меня это мало интересует, пусть у него там хоть центробежный насос, лишь бы не вылезал на улицу.

— Не вылезет. Хотя он и без сердца, но клятву «сердцем и селезенкой» он еще ни разу не нарушал.

Дрейзер задумчиво покусал большой палец правой руки.

— Придется поверить, — вздохнул он. — Я оставлю здесь кого-нибудь из своих с рацией. А завтра мы заделаем эту дырку стальными двутавровыми балками.

Джон чуть было не закричал: Только не сталь! — но сдержался.

— Что это ты дергаешься? — спросил Дрейзер.

— Так, ничего.

— Ты все-таки за ним приглядывай.

— Он никуда не уйдет.

— Да уж будем надеяться. Ты, конечно, понимаешь, что оба вы находитесь под арестом. Просто мне некуда запереть это чудище.

Джон Томас не ответил. Такое ему просто не приходило в голову, но, если разобраться, иначе и быть не могло.

— Да ты не расстраивайся, — добавил Дрейзер; голос его стал мягче. — Ты вроде парень ничего, и отца твоего все уважали. А теперь я пойду поговорю с твоей матерью. Ты побудь пока здесь, за тобой придет мой человек. Ты как-нибудь познакомь его с… ну, с этой штукой. — Он с сомнением окинул Ламмокса взглядом.

Шеф полиции отправился в дом, а Джон Томас остался во дворе. Вроде было самое подходящее время, чтобы выдать Ламмоксу все, что он заслужил, но как-то вдруг расхотелось. Когда-нибудь потом, может быть.

2. МИНИСТЕРСТВО КОСМОСА

Из-за несчастий, по милости Ламмокса свалившихся на Джона Стюарта XI, ему казалось, что жизнь его погублена окончательно, но даже в таком крохотном городке, как Вествилл, далеко не один он пребывал в печали.

Маленький мистер Ито мучался от болезни, у которой конец один — смерть. Болезнь эта была старость. И очень скоро она сделает свое черное дело.

За несчетными дверями Вествилла люди впадали в отчаяние из-за денег или семейных дрязг, здоровья или стыда.

Далеко от Вествилла, в столице штата, губернатор обреченно смотрел на бумаги с доказательствами того, что самый старый, самый близкий его друг — преступник, и ему придется посадить друга в тюрьму.

Еще дальше, на Марсе, колонист вылез из разбитого дюнохода и готовился к далекому пешему переходу на Станцию. Он не знает, что не дойдет.

А на гигантском расстоянии в двадцать семь световых лет от Земли межзвездный корабль «Боливар»{2} входил в межпространственный переход. Из-за мелкой неисправности крохотное реле замкнется на долю секунды позже, чем надо, и «Боливар» многие годы будет блуждать от звезды к звезде, но не найдет дороги домой.

И в совсем уж невообразимой дали, отделенная от Земли половиной поперечника Галактики раса древолазающих ракообразных шаг за шагом уступала более молодым двоякодышащим. Пройдет еще не одна тысяча земных лет, пока ракообразные не исчезнут, но исход противостояния сомнений уже не вызывал. Факт — с точки зрения землян — достойный сожаления; ментальные и духовные способности этих ракообразных очень удачно дополняли способности людей, что позволяло надеяться на выгодное и плодотворное сотрудничество. Но к тому времени, когда первые обитатели Земли доберутся дотуда (это будет через одиннадцать тысяч лет), последние ракообразные будут давно уже мертвы.

Если вернуться поближе, в столицу Федерации, то Его Превосходительство достопочтенный Генри Гладстоун{3} Кику — магистр искусств (Оксфорд), доктор литературы honoris causa{4} (Кейптаун), кавалер ордена Британской Империи и первый заместитель министра Космических дел — совершенно не тревожился о судьбе обреченных ракообразных; он не знал и так никогда и не узнает об их существовании. Не беспокоился он пока и о потерявшемся «Боливаре», это ему еще предстоит. И даже не столько корабль, сколько утрата одного из его пассажиров на долгие годы станет причиной головных болей как самого мистера Кику, так и его сотрудников.

Сферой забот и ответственности мистера Кику было все, находящееся вне пределов ионосферы Земли. Он заведовал также всем, что касалось связей Земли с любой исследованной частью Вселенной. Даже дела на первый взгляд сугубо земные не могли миновать круга его забот, если были хоть в малой степени связаны с чем-либо внеземным, межпланетным или межзвездным — диапазон, мягко сказать, широкий.