Звёздный зверь - Роберт Хайнлайн

Роберт Хайнлайн

«Звёздный зверь»

Диане и Кларку

1. Л-ДЕНЬ

Скучно было Ламмоксу, скучно и хотелось есть. В последнем не было ничего удивительного: его соплеменники всегда готовы перекусить, пусть даже после хорошего обеда. Но то, что Ламмокс скучал, — случай действительно необыкновенный. А скучал он потому, что лучшего его приятеля, Джона Томаса Стюарта, весь день не было дома; тот где-то пропадал со своею подружкой Бетти.

Конечно, один день — не в счет. Один день Ламмокс мог обойтись даже без дыхания. Но он ведь прекрасно понимал, к чему идет дело. Джон Томас достиг таких размеров и возраста, что станет теперь проводить все больше и больше времени с Бетти или другими ей подобными, и все меньше и меньше с ним, Ламмоксом. Затем предстоит довольно долгий период, когда Ламмокс не будет видеться с Джоном Томасом, а если и будет, то очень редко, но в конце концов должен появиться еще один, новый Джон Томас, который со временем подрастет и с ним станет интересно играть.

Из долгого своего опыта Ламмокс знал, что такие циклы неизбежны, от них никуда не денешься. Только знание знанием, а все равно ближайшее будущее представлялось ему жутко тоскливым. Ламмокс вяло слонялся по двору, выискивая хоть что-нибудь, стоящее внимания: кузнечика или там воробья — ему было все равно что. Он немного понаблюдал за муравейником. Муравьи, похоже, переезжали на новую квартиру. Бесконечной цепью ползли они в одну сторону, нагруженные маленькими белыми личинками, и обратно — порожняком. На такое вот увлекательное зрелище Ламмокс убил полчаса.

Когда глядеть на муравьев стало уж совсем тошно, Ламмокс поплелся к дому. Поворачиваясь, он седьмой своей ногой наступил на муравейник и раздавил его, даже не заметив. В свой дом Ламмокс едва помещался, да и то — если заходить туда, пятясь. Домов этих у него было много: от теперешнего, самого большого, до самого маленького, дальнего, размером с конуру для щенка.

Рядом с домом стояли четыре копны сена. Ламмокс выдернул из ближней небольшой клок и меланхолично его сжевал. Этим он и ограничился: возьмешь больше — заметят, а так никто не узнает. Ламмокс мог съесть всю копну, мог и вообще все сено, ничто ему вроде не мешало, но тогда Джон Томас уж точно рассердится и будет долго ругаться. А то на неделю, или даже больше, откажется чесать Ламмоксу спину граблями. Порядки в доме заведены были строгие: Ламмокс имел право есть только подножный корм или то, что положили в кормушку. Приходилось подчиняться. Ламмокс не любил, когда на него сердились, а когда ругали — тем более.

Да и не хотелось этого самого сена. Сено вчера, сено сегодня, и завтра — тоже, наверняка, сено. Посущественнее бы чего, повкуснее. Ламмокс протопал к хилому заборчику, отделявшему задний двор от аккуратного садика миссис Стюарт, перевесил голову на другую сторону и вожделенно засмотрелся на розы. Значение этот заборчик имел чисто условное: линия, за которую нельзя. Как-то, пару лет назад, Ламмокс пересек эту линию и попробовал розовые кусты. Именно попробовал, самую малость, но миссис Стюарт устроила такое… даже теперь подумать страшно. Содрогнувшись от ужасных воспоминаний, Ламмокс торопливо отошел от забора.

Вот тут-то он и вспомнил другие розовые кусты — кусты, не принадлежавшие миссис Стюарт и, следовательно, ничьи. Росли они в саду миссис Донахью, их соседки. И был, вообще говоря, способ добраться до этих бесхозных кустов. Последнее время Ламмокс подолгу обдумывал этот способ.

Вокруг всего участка Стюартов шла десятифутовая бетонная стена. Ламмокс никогда не пытался перелезть через эту стенку, хотя и поотщипывал кое-где от ее верхнего края. Но в дальнем углу границу участка пересекала дренажная канава, и там в стене был проем. Проем заделали здоровенной решеткой из деревянных брусьев восемь на восемь дюймов, скрепленных чудовищного вида болтами. Вертикальные брусья были вкопаны в дно канавы, и подрядчик, мастеривший этот шедевр, убедил миссис Стюарт, что решетка Ламмокса остановит. Да что Ламмокса, она и стадо диких слонов сдержит. И вообще остановит любое существо, лишь бы оно не могло проскользнуть между брусьев.

Ламмокс знал, что подрядчик неправ, но его же никто не спрашивал — вот он и молчал. Что касается Джона Томаса, тот свое мнение тоже держал при себе, но, похоже, догадывался, что и как. Во всяком случае он твердо наказал Ламмоксу не ломать эту решетку.

Ламмокс послушался. Конечно, он попробовал ее на вкус, но брусья пропитали какой-то гадостью, и вкус поэтому был хуже некуда. После этого он быстро оставил решетку в покое.

А вот за природные явления Ламмокс не отвечал. Еще месяца три назад он заметил, что весенние дожди так размыли дно канавы, что два вертикальных бруса теперь едва доставали грунта. Ламмокс несколько недель обдумывал такое положение вещей, а потом выяснил, что от самого легонького толчка брусья эти вроде как раздвигаются снизу. И очень похоже, что толчок посильнее раздвинет их на достаточное расстояние и, главное, решетка при этом совсем даже не будет поломана.

Ламмокс побрел проверить, как там сейчас. Последний дождь еще сильнее размыл дно канавы, один из брусьев вообще висел теперь в нескольких дюймах от земли, а другой — едва ее касался. Ламмокс широко ухмыльнулся, под стать огородному пугалу, и тихонечко, осторожненько просунул голову в щель между брусьями. И так же осторожно толкнул.

Наверху послышался громкий треск ломающегося дерева и вдруг почему-то оказалось, что дальше голова проходит совсем свободно. Удивленный Ламмокс вытащил голову из щели и посмотрел вверх. Один из брусьев сорвался с болтов и держался теперь только на верхней горизонтальной перекладине. Да, хорошенькое дело… но тут уж ничего не попишешь. Горевать над случившимся было бесполезно, да и вообще Ламмокс не имел такой скверной привычки. Как пить дать, Джон Томас потом разозлится, но это потом, а на данный момент имелась дыра в решетке. Пригнув голову, словно игрок в регби, Ламмокс неспешно двинул в проем. Раздался страдальческий треск рвущейся древесины и резкие, словно выстрелы, звуки ломающихся болтов, но теперь Ламмокс не обращал на это внимания. Он был по другую сторону забора.

Тут Ламмокс помедлил, приподнял, наподобие гусеницы, переднюю часть тела, оторвав от земли первую, третью, вторую и четвертую ноги, и огляделся. На новом месте было очень интересно; и чего ради он не ходил сюда раньше. Ведь Джон Томас так давно не выводил его даже на короткую прогулку.

Ламмокс все еще оглядывался, вдыхая воздух свободы, когда на него невесть откуда налетел, захлебываясь от яростного лая некий уж очень недружелюбно настроенный тип. Ламмокс сразу узнал его. Этот мощный, даже для своей породы, огромный мастиф, как и положено псу-бродяге, шнырял свободно по всей округе. Ламмокс частенько обменивался с ним оскорблениями сквозь только что уничтоженную решетку. Против собак как таковых Ламмокс ничего не имел; за долгую жизнь у Стюартов он довольно близко сошелся с несколькими из собачьей породы и считал, что с ними можно вполне прилично провести время — если, конечно, рядом нет Джона Томаса. Но тут был совсем другой случай. Этот мастиф воображал себя самым главным, гонял всех прочих собак, терроризировал кошек и не раз вызывал Ламмокса выйти наружу для честного, как собака с собакой, боя.