Порожденная иллюзией (ЛП) - Тери Браун

Как правило, первые эмоции, которые исходят от зрителя-добровольца, всегда одинаковы: волнение, оттого что его выбрали, и сомнение в том, что я действительно справлюсь с задачей. Этот мужчина – а, судя по руке, это именно мужчина – другой. Его мучает жгучее любопытство по поводу меня. Я ощущаю плохо скрываемое нетерпение. Еще от него исходит низкий гул подавляемой энергии, как если бы он был плотиной, которую вот-вот прорвет. Я никогда не чувствовала ничего подобного. Озадаченная, я позволяю незнакомцу провести меня по залу, пытаясь «прощупать» другие его эмоции. Обычно, стоит нам оказаться рядом с иголкой, проводник начинает нервничать, но сегодня этого не случится. Он кажется спокойным и терпеливым. Но я чувствую и еще кое-что... Эмоцию, которой никак не могу подобрать название... Меня охватывает паника, сердце начинает биться быстрее. Все это слишком затянулось! Мне что, бродить по роскошному театральному залу, пока публика не поймет, что я потерпела неудачу?

Я пробую снова и снова; пальцы сжимаются на руке проводника, над верхней губой выступают капельки пота. И вдруг на меня находит озарение: все становится так четко и ясно, будто незнакомец сам прошептал мне эти слова.

– Хитрец! – говорю я так, чтобы услышал каждый. – Джентльмен спрятал две иголки! Одна – там. – Я примерно указываю куда-то в центр зала. – А вторая в кармане. Ту, что в кармане, я и искала, а другая – просто приманка!

Смеясь, я срываю повязку с глаз.

И упираюсь взглядом прямо в красивое лицо Колина Арчера.

Какое-то мгновение он изучает меня, а затем склоняет голову и касается моей руки формальным поцелуем.

– Что ж, отлично сработано, мисс Ван Хаусен, – говорит низким голосом. – Действительно впечатляет. Вы выдержали это испытание с честью.

Его слова настолько поражают меня, что я молчу всю обратную дорогу к сцене, пока зрители бурно аплодируют. Испытание? «А мама знала об этом испытании?» – думаю, присоединяясь к ней на сцене. И в чем это испытание вообще заключалось?

Я безучастно приседаю в реверансе перед взволнованной толпой. У меня нет времени обдумывать слова Колина – пришла пора следующей части шоу, в которой моя мать будет удивлять и внушать трепет.

Я выношу ей корзину с записками из зала и снова сливаюсь со стенкой, пока мама отвечает на заранее отмеченные вопросы. Потом приглушается свет, и она вызывает зрителей и якобы читает их мысли. Все эти люди тоже выбраны еще до выступления. Один из служащих пообщался с ними, как только они пришли в театр, а потом передал информацию моей матери. Жак тоже внес свой вклад. Он ведь знает всех и вся в нью-йоркском обществе и рассылал индивидуальные приглашения на премьеру. А потом, как только видел среди толпы знакомое лицо, тут же скармливал нам пикантные сплетни об этом человеке – и вот теперь они стали частью шоу.

Я прячу улыбку, когда неподражаемая мадам Ван Хаусен делится новыми откровениями с дородной дамой в тюрбане, сверкающем стразами при каждом движении. Публика задыхается от потрясения и восхищения способностями моей матери.

Вот только она на самом деле не является ни менталистом, ни медиумом, ни даже фокусником. Мама – всего лишь актриса и умеет заставить людей верить в то, во что ей хочется.

И когда шоу окончено, мы кланяемся под гром аплодисментов, и у нас появляется еще несколько сотен «верующих».

Глава 4

Шоу закончено, и вечер превращается в череду незапоминающихся поздравлений, наилучших пожеланий и интервью. Я встречаю все вопросы газетчиков заранее отрепетированными ответами:

– Да, конечно, я люблю выступать вместе с мамой.

– Нет, я не считаю, что у меня не было нормального детства. Я обожаю путешествовать!

– Мне всегда нравились фокусы, так что казалось естественным добавить их в мамино представление...

А потом мы с мамой позируем для фотографий. Щелчок, вспышка, пф-ф.

К тому моменту, когда мы наконец возвращаемся домой, я без сил.

– Сделай кофе, – раздражается мама после моего третьего зевка. Газетчиков уже нет рядом, и все ее очарование испарилось. Она щелкает выключателем, и комнату заливает электрический свет. – От тебя полусонной никакого проку.

Ну конечно, как же иначе. Подходит время грандиозного финала сегодняшнего вечера – «кристально честного» спиритического сеанса для самых искушенных богатеев Нью-Йорка.

Интересно, что она сделает, если я откажусь участвовать?

Поразмыслив, прихожу к выводу, что не хочу это выяснять. У матери отвратительный характер, и хотя она никогда не била меня, я видела, как она сбивает с ног взрослых мужчин одним легким точно направленным ударом.

До прибытия «гостей», ожидаемых в полночь, остается около часа. Я делаю кофе и наполняю чашку для матери, чтобы потом отнести к ней в комнату, где мадам Ван Хаусен будет готовиться к следующему «акту». Для сеансов она, как правило, переодевается во что-нибудь более таинственное. Я же могу надевать все, что угодно.

Мама выходит в коридор, замирает и оборачивается, в замешательстве хмуря лоб:

– Откуда ты узнала про две иголки?

Рука дергается, и я проливаю кофе мимо чашки. С грохотом ставлю кофейник на стол и хватаю тряпку, чтобы вытереть лужу. Значит, мама не знает... Я начинаю лепетать, стараясь не встречаться с ней взглядом:

– Что ты имеешь в виду? Так же, как и всегда. Это совсем не сложно. И с тем парнем было очень легко...

– Хм, – вот и весь ответ.

Тишина.

А затем мама удаляется по коридору, размеренно стуча каблуками.

Я делаю глубокий вдох. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять – разговор не окончен.

Весь следующий час мать не выходит из своей комнаты, дав мне шанс настроиться в одиночестве и достаточно времени, чтобы подумать о Колине Арчере. Мама знает, что он живет прямо под нами? По какой еще причине она могла выбрать его из нескольких сотен зрителей? Я не верю в совпадения, но с другой стороны – она, кажется, действительно не догадывалась о двух иголках.

Когда раздается первый стук в дверь, я уже бодра и готова, как никогда. Несколько гостей входят в нашу гостиную, и по моей спине ползут мурашки. Слишком много плохих воспоминаний связано с этими сеансами – я никогда не смогу воспринимать их как должное.

Однажды нас взяли с поличным после такого вот сеанса. Маму бросили в тюрьму, а меня из самых лучших побуждений закутала потеплее и забрала к себе домой одна горожанка. Мне было только семь, но она никак не могла заставить меня оторваться от ее переднего окна. Я даже спала рядом с ним, в кресле, прижавшись к стеклу щекой. Думаю, в глубине души я безумно боялась, что мама просто бросила меня и уехала. А три дня спустя со мной случилась первая и единственная в жизни истерика, когда я увидела, как мама идет по аллее с нашими чемоданами в руках.

С тех пор я постоянно по привычке оцениваю наших гостей, а в голове стучит один-единственный жизненно важный вопрос: не опасны ли они для нас?

Я украдкой оглядываю комнату и представителей высшего света, собравшихся здесь, чтобы насладиться уникальными талантами моей матери.

Скучающий господин и повисшая на его руке словно модный аксессуар маленькая блондинка, усыпанная драгоценностями... Мужчина выглядит как важная шишка и явно за всю жизнь палец о палец не ударил, так что, вероятно, не побежит жаловаться властям, даже если посчитает, что на то есть причины.

Пышногрудая дама в пенсне, что так и норовит соскользнуть с ее носа, кажется слишком добродушной, чтобы сдать нас.

Жак тоже маячит где-то на заднем плане, но я все еще озадачена таким скудным числом участников. Да, мы хотели добиться «эксклюзивности» наших сеансов, но ради трех человек вряд ли стоило что-то затевать. Словно в ответ на эти мысли раздается стук в дверь, и мама знаком требует, чтобы я открыла.

Колин Арчер.

Я потрясенно глазею на него, застыв в проеме и лишившись дара речи. Что задумала моя мать?

– Мисс Ван Хаусен.

Он тихо здоровается, и непонятно почему дрожь пробегает по моей спине. Кто этот парень? Почему мы все время сталкиваемся? Он полицейский? Ко мне наконец возвращается дар речи:

– Вы здесь для...

– Сеанса. Да.

А я-то надеялась, что он пришел занять что-нибудь по-соседски. Пульс ускоряется, но я всего лишь киваю новому гостю:

– Пожалуйста, входите.

Я веду его по коридору в гостиную, где все остальные общаются. На мамином лице на мгновение появляется замешательство, но тут вперед выходит Жак и протягивает руку:

– Мистер Арчер. Спасибо, что присоединились к нам сегодня.

Я со стороны наблюдаю, как он знакомит Колина с мамой. Выходит, она не знала, что он придет.

Но Жак знал. Он шепчет что-то маме на ухо, ее брови взлетают, и она чуть заметно улыбается и кивает. Что они задумали?