Порожденная иллюзией (ЛП) - Тери Браун

– Очень приятно было познакомиться, мисс Ван Хаусен. – Коул протягивает руку.

Я сглатываю. Обычно я стараюсь избегать человеческих прикосновений – так проще всего уклоняться от лавины чужих эмоций. И в отличие от видений, этим «подарочком» я действительно могу управлять, хотя иногда – как сейчас, например – столкновение неизбежно.

– Взаимно, – отвечаю своим самым благопристойным тоном.

Стоит нашим пальцам соприкоснуться, и между нами искры вспыхивают с такой силой, что мое сердце пропускает удары. Мы застываем, пока первое потрясение перетекает в легкие электрические импульсы, что проходят между нашими ладонями и щекочут кожу, словно шипучие пузырьки. Я отдергиваю руку.

От удивления глаза Коула расширяются, но он быстро справляется с собой и склоняет голову все в той же чрезмерно учтивой манере.

Мистер Дарби смотрит на нас с недоумением на морщинистом лице.

Я киваю в ответ. Обычно, когда я прикасаюсь к кому-нибудь, то всего лишь получаю некоторое представление о чувствах этого человека, а никак не электрический разряд. Но если Коул может сделать вид, будто ничего не произошло, то и я могу. Все еще дрожа, я поднимаюсь вверх по лестнице в свою квартиру.

Открывая дверь, украдкой бросаю косой взгляд вниз. Коул смотрит на меня; из все еще распахнутой настежь парадной двери льется свет, создавая вокруг него сияющий ореол. Сосед еще раз кивает мне, я вхожу в квартиру под дикий стук собственного сердца и раздраженно прислоняюсь спиной к двери.

Необычное видение, возвращение в город Гарри Гудини и странный парень, поселившийся на первом этаже. И ведь еще даже не полдень. Возможно, жить тихо и достойно – задачка посложнее, чем я себе представляла.

Войдя в квартиру, первым делом прислушиваюсь. Где же мама? Воспоминания о видении и ее испуганном лице все еще крутятся в моей голове. Из гостиной доносятся обрывки разговора, и облегчение, которое я испытываю при звуке родного голоса, быстро сменяется раздражением, стоит расслышать французский акцент нашего нового импресарио.

Встряхнувшись, я отправляюсь на кухню, разбираю покупки и вытираю полки. Надеюсь, что такие рутинные бытовые дела со временем станут привычными, ведь я приехала сюда успокоить нервы. Прежде у меня никогда не было собственной кухни, и хотя эта похожа скорее на камбуз, чем на комнату, она солнечная и яркая. И я люблю ее обыкновенность.

Но, несмотря на то, что мои руки заняты, мысленно я вновь возвращаюсь к нашему новому соседу. Конечно, произошедшее не назовешь нормальным общением с парнем… С другой стороны, что я знаю о нормальном общении с кем бы то ни было?

Но теперь все изменится. Предполагается, что мы с матерью должны войти в светское общество. Добавив себе немного респектабельности, мы сможем расширить круг потенциальных клиентов, включив в него сливки нью-йоркского общества, и как следствие, сможем брать все больше денег за свою работу.

Нахмурившись, я ставлю чайник и чашки на поднос и вместе с ним выхожу в коридор.

– Доброе утро, дорогая, – приветствует мама, когда я вхожу в комнату.

Я не знаю, как будет воспринято мое присутствие, но мама спокойно благодарит меня за чай, и ни в чем не чувствуется вчерашнего напряжения.

Жак встает и забирает у меня поднос. Ставит его на стол и наливает себе чай в мою чашку.

– Доброе утро, Анна. Надеюсь, ты хорошо спала, oui?

От его слов веет ледяной вежливостью, и я отвечаю тем же:

– Да, сэр. Благодарю.

– Пожалуйста, Анна, зови меня Жак.

Я улыбаюсь, но ничего не говорю. Мы с месье Мовэ настороженно кружим друг возле друга уже несколько месяцев, с тех пор, как впервые встретились в Чикаго. Жак творит чудеса для нашей карьеры, но это не значит, что он обязан мне нравиться хоть сколько-нибудь. Как по мне, так это просто еще один агент из длинной череды льстивых мошенников, что мечтают нас обокрасть. Глядя на мать, я вскидываю бровь.

Мама знает, как мне любопытно, что здесь делает французишка, но ничего не говорит. Сигаретный дым окружает ее темноволосую голову словно ореол. Ниспадающие локоны, с которыми я играла когда-то в детстве, остались в прошлом. Мода диктует свои правила, и сегодня женщины стараются стричься как можно короче, хотя и не всем это идет так, как моей матери. Я скучаю по ее длинным волосам. Благодаря им она выглядела более… по-матерински.

– Да, Анна, как спалось? Ты казалась немного взвинченной, когда вчера уходила в свою комнату.

Желудок сжимается от беспокойства. Значит, она не забыла прошлый вечер.

– Я же сказала, что спала прекрасно!

К счастью, в разговор вклинивается Жак:

– Ох, чуть не забыл, зачем пришел. Я хочу вставить еще два номера перед вашим выступлением, чтобы в глазах публики ведущая роль в шоу стала еще значимее. Это добавит вам престижа.

Благодарная агенту за своевременное вмешательство, я устраиваюсь в глубоком мягком кожаном кресле напротив мамы и Жака и мысленно возвращаюсь к нашему спору.

Все началось, когда я спросила маму, почему она не позволяет мне расширить свой магический репертуар, добавив более сложные фокусы. Я стояла в коридоре и наблюдала, как она готовится ко сну, сидя перед туалетным столиком и нанося на лицо холодный крем «Пондс».

Мама поджала губы:

– Потому что это пустое. Вся твоя магия является лишь прелюдией к главному событию – моему выступлению. Ну в самом деле, дорогая, мы ведь это уже обсуждали. Почему мы опять к этому возвращаемся?

«Потому что я хочу, чтобы хоть один раз ты признала, что я очень и очень хороша и мои фокусы – важная часть шоу».

Но признания от нее не дождаться, так что я решила сменить тактику:

– Если мы расширим мой репертуар, то сможем охватить большую аудиторию, а значит, шоу станет успешнее, и у нас не будет необходимости проводить частные сеансы.

– Твое сопротивление сеансам становится утомительным. Мы с Жаком разработали план, и сеансы являются важной его частью. Честно говоря, не понимаю, почему они так сильно тебя беспокоят.

Может, потому, что я устала от того, что мою мать в любую минуту могут бросить в тюрьму за нарушение закона? Или потому, что у меня в кои-то веки появился настоящий дом, а скандал будет стоить нам регулярных выступлений? А может, потому, что сейчас у меня есть шанс на нормальную жизнь, и я не хочу, чтобы жажда славы моей матери его уничтожила? Я не смела прямо высказать ни одну из этих мыслей, поэтому просто обиженно замолчала. Как всегда.

Мама хлопает в ладоши, возвращая меня в настоящее.

– Добавить еще несколько номеров в самом начале – потрясающая идея! – говорит она.

Да, идея хорошая, но я не собираюсь сообщать об этом Жаку.

– А разве для этого не поздновато? – подстрекаю я. – Готовясь к завтрашней премьере, мы целый месяц рекламировали шоу по всему городу. Разве программа не должна была давным-давно устояться?

Я прячу улыбку, видя, как вспыхивает Жак. Его темные глаза выразительны, но не выдают истинных чувств, а черные волосы зачесаны назад и завиваются у воротника элегантного костюма. Жак переехал в США несколько лет назад, желая ускорить продвижение своих французских артистов и зацепиться в процветающей американской индустрии развлечений.

– Не будь такой вредной, дорогая. – Мама отмахивается от меня легким движением руки и переключает внимание на Жака. – Итак, какой номер лучше всего добавить? Хм-м...

Я откидываюсь на спинку кресла и закипаю от злости, наблюдая, как француз потягивает мой чай. Пальцы начинают подрагивать, и я хватаю со стола колоду карт. Перетасовка успокаивает.

– Нам не нужен еще один медиум или менталист, – продолжает мама, не дожидаясь ответа. – Может, фокусник? Или нет, почему бы нам не попробовать что-то совсем иное?

На ней красный халат-кимоно с вышивкой и королевские домашние туфли. Я замечаю, насколько безупречен ее макияж. Мама наверняка знала, что импресарио заглянет этим утром.

Жак одобрительно кивает:

– Блестяще. Я тоже думаю, что фокусник ни к чему. Мы же не хотим, чтобы кто-то составил Анне конкуренцию, хотя я видел не слишком много магов, на это способных.

Мама хмурится, но Жак этого не замечает. Он должен был сказать, мол, не хочет, чтобы кто-то составлял конкуренцию ей. Она ведь «гвоздь программы» и очень ревностно охраняет этот статус. И судя по морщинам на ее лбу, Жак только что придал моей роли в шоу слишком большое значение, и маму это не устраивает.

– Может, нам стоит пригласить молодого певца? – продолжает агент, по-прежнему не замечая своей бестактности. – А после него могли бы выступить какие-нибудь танцоры. Подарим зрителям немного новых ощущений. Главное не переборщить. Мы же не хотим, чтобы они стали беспокойными.