Год багульника. Тринадцатая луна - Джен Коруна

Пусть оружия было мало, в том, что все же осталось, Сигарту не было равных. Особо ему нравились метательные ножи из темного металла, которые были заложены за широкую перевязь. Сигарт гордился своими клинками — он специально ходил за ними в гномьи мастерские в самом сердце Бурых гор. Острые, словно бритва, точные как сокол, падающий на добычу, они были удобны в обращении: лезвия хэурских ножей делали такого же веса, что и ручку, чтобы их можно было метать, держа за рукоять: клинок неизменно входил в плоть врага острием вперед.

Не меньше гордился Сигарт и скромного вида мечем. В отличие от большинства хэуров, он носил его не на поясе, а в сумке за плечом, чтобы не мешал во время длинных пеших переходов. Несмотря на невзрачный вид меча, глаза знатоков неизменно вспыхивали завистью при виде светлого лезвия с квадратным клеймом мастерской самого Амарда по прозвищу Молот. Это был столь любимый гномьими оружейниками меч-восьмиручка, длиной в восемь ладоней, с прочным тонким лезвием, кромки которого слегка закруглялись к острию. Хотя обычно хэуры предпочитали более длинные мечи, Сигарт выбрал именно его за легкость и гибкость. Его лезвие было практически не тупилось — гномьи мастера довели его до бритвенной остроты на драгоценном точильном камне, истинное название которого было столь сложным, что его никто не употреблял. Вместо этого камень называли йок-ла-йок, в переводе с риани — «сталь-на-сталь» — вероятно, из-за серого металлического отблеска на сколах. За маленький брусок йок-ла-йока можно было прикупить целый табун чистокровных лошадей, но он того стоил: только с него сходили настоящие гномьи клинки — злые и долговечные.

Холодное весеннее солнце начинало постепенно катиться к горизонту, когда, миновав голые покосы и сиротливо чернеющие поля, Сигарт ступил под еще прозрачную лесную сень. Ему не очень нравилась эта местность — плоская, как стол, леса жидкие и невысокие, точно яблоневые сады. Рыси предпочитали густые чащи, где можно часами охотиться скрадом за добычей, не будучи замеченным среди деревьев. К тому же, Сигарт вовсе не горел желанием встречаться с людьми. В таких, как он, жители окрестных сел видели лишь опасность. Посему Сигарт старался держаться подальше от полей и дорог.

Войдя в лес, он успокоился и стал размышлять о предстоящем путешествии. Впрочем, размышлять-то, собственно, было не о чем — дорога к Озеру была только одна, через Галлемару, в Риан, а затем дальше, на север. За годы странствий Сигарт успел досконально изучить местную географию: населенная людьми Галлемара, где он сейчас находился, его не привлекала, куда более по нраву ему был Риан — край, раскинувшийся на север от людских поселений. Конечно, люди добирались и туда, но редко: естественной границей между Рианом и Галлемарой являлся заснеженный хребет, перебраться через который было не так уж и просто. Подобные горные цепи окружали Риан с запада и востока, образуя своеобразную круглую чашу. Горы, расположенные на западе, именовались Бурыми; за ними начинались Пропащие земли. Единственными воротами, соединявшими эти мрачные места с Рианом, был Ненастный перевал — под ним и приютилась рысья Цитадель.

Риан являлся родиной Сигарта и, по его мнению, был много интереснее и разнообразнее, нежели человечьи земли. На обширной территории уместился не один десяток городов, населенных самыми разнообразными существами — от эльфов и хэуров до гномов и странных народностей, названия которых никто даже и не знал. Так что Сигарт с радостью воспринял приказ возвращаться домой и теперь с удовольствием шагал через лес. Через четыре, максимум пять дней пути он доберется до Имрана, грязного городишки по дороге к северной границе людского края… По памяти Сигарт прикинул, что до него не более ста лиронгов. А потом до самых гор встречаются лишь одинокие постоялые дворы, призванные обеспечить путников самым необходимым. Зато какие там леса! Если все пойдет гладко, на третью полную луну он подойдет к подножью гор, перейдет Милданас — перевал, соединяющий южный Риан с Галлемарой — а там все просто! От перевала до самой Сиэлл-Ахэль тянулся основной тракт, на который неизбежно выходили все желающие попасть в земли людей или вернуться обратно. Сигарт недовольно встряхнул головой: только бы спокойно пройти через Серебристый лес, начинающийся прямо от спуска с Милданаса: об этом месте ходила дурная слава, и рыси старались в нем не задерживаться. Но до него еще была не одна сотня лиронгов и не одна луна времени…

По привычке обходя пятна рыхлого снега, чтобы не оставлять следов, Сигарт вспоминал все, услышанное за сегодня. Вспомнив воинственный азарт Барета, он невольно усмехнулся — неплохой он все-таки, хоть и пошловат. Рыси, как и всякий хищник, не сильно жалуют себе подобных, но в глубине души Сигарт был рад встрече с товарищем. Странно, что он до сих пор не сталкивался с ним в этих землях, ведь у них, похоже, было общее задание. «Да уж, скрываться рыси умеют, — подумал Сигарт, — что от чужих, что от своих!»

Из всех воинов Сиэлл-Ахэль Барет был, пожалуй, единственным, кого он мог действительно называть другом. Много зим назад Сигарт помог росх-хэуру в одной неприятной ситуации, и с тех пор их связывали приятельские отношения. Они не раз оказывались вместе в переделках, знали цену друг другу, а главное, им было нечего делить: интересы росх-хэуров пересекались с интересами обычных рысей примерно так же, как интересы медведя и волка — не тронь мою добычу, и я не трону тебя. Правда, в последнее время Сигарт видел товарища крайне редко, с тех пор как его отправили следопытом в Галлемару, он вообще ни разу толком не общался с хэурами. Разве что со скучающим начальством, словно в ссылке сидящим в людских городах — да и то, они лишь равнодушно выслушивали отчеты Сигарта и кивали головой, обещая при первой же оказии доставить их в Сиэлл-Ахэль.

Но, несмотря на вынужденную изоляцию, Сигарт был доволен своей судьбой. Путешествия были ему по нраву, еще в молодости он первым вызывался забирать заказы из оружейных мастерских в Бурых горах; постоянное движение было для него — как воздух, и нынешнее назначение не слишком тяготило. Идеальная бродяжья жизнь — никакой муштры, гуляй себе где хочешь, хоть рысью, хоть человеком, режь сулунгов для собственного удовольствия, да раз в две луны приходи в ближайший город с отчетом. Иногда, правда, Сигарт просыпался от жжения в груди — на коже проступали свежие следы рысьих когтей — значит, следовало срочно явиться в ближайший город для получения особых указаний. Обычно они ограничивались приказом зачистить окрестный лес от сулунгов, неожиданно нагрянувших из-за гор, или проследить за подозрительной магией, замеченной в городе — как бы она ни оказалась происками гарвов, воинов Моррога. Но на сей раз все было куда серьезнее: Сигарт понимал, что его беззаботному бытию пришел конец. Да и не только его… Он ясно чувствовал — то, о чем говорил Тив, изменит жизнь всего Риана. Эта мысль невольно будоражила Сигарта. «Кровавая луна! Даже в голове не укладывается! — думал он. — Столько времени все было тихо-мирно, а тут те раз, и все сразу стало по-другому! И это после тысяч зим ожидания!..»

Все хэуры знали историю возникновения своего народа. Историю, столь же давнюю, сколь и странную. Никто и не ведал точно, когда на небо взошла алая, как кровь, луна, однако она навсегда изменила судьбу Риана. В тот самый год Сын Неба — азарлар Сотт — сразил змея Катхана, вместе с бессчетными темными ордами приплывшего из-за моря на погибель всему живому. По сей день неизвестно, откуда явились на берег Ин-Ириля — Северного моря — непрошеные гости на черных кораблях с носами в виде вороньих голов. Явились, чтобы с помощью непобедимого чудища ширить свою темную власть над землями Риана, растить черные крепости и угонять в плен свободные народы. Никто из живущих ныне не знает, как выглядел монстр — его вид был столь ужасен, что и описывать строжайше запрещено. Его не брала даже смерть, ибо он сам был ее порождением! Не в силах убить монстра, Сотт силой божественного слова заточил его в воды Северного моря. Уходя, он приказал ста высшим магам оберегать это заклятие — с тех пор они пребывают в вечном сне на островах, что качаются на волнах Ин-Ириля; названные Непробуждаемыми, они берегут дыхание самой жизни.

Тяжела была борьба Сотта, но не он один тогда выступил против завоевателей. Плечом к плечу с ним сражался великий воин эльфов, избранный сын лунной богини Эллар — лучезарный Лагх. Много лет правил он Рас-Сильваном — городом лунных эльфов, и когда тьма накрыла Риан, он собрал под своими знаменами все эльфийские народы, объединив их в армию столь могучую, что слава о ней не померкла и доныне. Лагх привел эльфов, всех до единого, сражаться на берег моря. Решающий бой был дан в устье реки Айлит-Ириль, в Рысьем доле — покрытом лесами обиталище бессчетного количества рысей. Здесь, в месте, где могучие ели смыкались с широкими прибрежными дюнами, и сражался Лагх, стоя насмерть перед лицом врага. Стрелы его воинов летели стремительней ветра, заклятия ясноликих дочерей эльфийского народа были прочнее стали, а меч Лагха, прозванный Нар-Исталь — Полночная Молния — разил врагов без счета. Но воля богов жестока: когда змей, прежде чем погрузиться в пучину вод, издал последний ужасающий крик, земля на берегу моря на мгновенье раскололась, и древняя сила, некогда создавшая мир, вырвалась на свободу, смешав все в первозданном хаосе.