Куда приводят сундуки - Вера Мельникова

Дама купила вафельный стаканчик и медленно пошла в сторону Екатерининского парка. Я оставалась на противоположной стороне улицы и с улыбкой наблюдала, как все пешеходы мужского пола, шедшие ей навстечу, неизменно потом оборачивались. А она плыла, наверное, в своём образе, безразличная, ни на кого не обращая внимания.

Мечта художника! Я перешла на её сторону улицы.

– Здравствуйте, Вы меня помните?

– Ваш визит забыть невозможно, – высокомерно ответила дама, не здороваясь.

Но я решила не обращать внимание на эти мелочи.

– Да, я думаю, что доставила тогда немало хлопот… Как ваши дела?

– Дела? Какие у меня могут быть дела? Вот, вышла пройтись, погреться на солнце.

– А я иду навестить свою бабушку, это рядом.

– Как приятно! А я подумала, что Вы следите за мной.

– Нет, не слежу. А как Ирина?

– Ирина у своего отца, в Салтыковке. Её отец теперь писатель. Сочиняет какую-то ересь, а Ирина печатает под его диктовку. Вот у них и спрашивайте про дела.

– Я не знаю, где находится Салтыковка. Я – Вера, если Вам интересно.

– Нет, мне это совершенно не интересно. Посетите их, если желаете. Им всё интересно.

– Хорошо, давайте адрес, у меня ближайшие выходные свободны.

– Я уже дала! Салтыковка. Платформа Салтыковка. Кажется, Курский вокзал. Вы сойдёте с платформы и смело идите по самой большой улице. Будет поворот… Больничный переулок… Или Докторский… Что-то вроде этого… И вот в этом переулке стоит ропетовский теремок, где Вас, наверное, и будут ждать. Именно теремок, совершенно не похож на другие дома.

– А почему ропетовский?

– А потому что он построен в стиле архитектора Петрова.

– ?

– Неужели не ясно: Петров переименовал себя в Ропета в прошлом веке и тем самым обессмертил свои творения. Ну, полистайте дома какую-нибудь энциклопедию, найдёте. В энциклопедиях говорится обо всём.

– А номер дома?

– Я не помню номера дома, но клянусь, что Вы не заблудитесь. И передайте им, что я не скучаю… И, кстати, ваш сундук – там, в Салтыковке, на даче номер десять. Я его туда отправляла с грузчиками лет пять назад…

– Вы бы мне сразу сказали…

– А вот не сказала, представьте себе! – дама перешла на крик, и я поняла, что встреча подошла к своему логическому завершению.

– Благодарю, мадам, – ответила я с деланной улыбкой.

Мадам? Это вместо реверанса? Ирина мама действовала на меня магически. Мне уже не хотелось никакого сундука, рядом со словами «Салтыковка, Медицинский переулок», которые я записала в тетради, я поставила большущий знак вопроса моей любимой красной ручкой.

А потом решила ехать. Просто собралась в одночасье и села в пригородную электричку Горьковского направления. Я подумала, что если не найду теремка, какого-то ропетовского, то уж погуляю во всяком случае. Давно не гуляла безо всякой цели! Да и вообще все мои прогулки этой зимой ограничивались уроками физкультуры в парке: когда не хотелось ехать с классом на лыжах, я просто вышагивала челноком по аллее.

На кухне всё было готово к вечерней диктовке: механическая печатная машинка, ровесница отца (отец не доверял современной электронике), две большущие чашки крепкого чёрного чая, с половиной содержимого сахарницы – каждая, раскрытые тетради, испещрённые стремительным отцовским почерком с разноцветными пометками: стрелками, кружками, палочками и какими-то раковинами неизвестных науке моллюсков прямо поверх текста; плоская хрустальная ваза, давно приспособленная под сухарницу…

Отец уже ходил по кухне, руки в карманах. Иногда он останавливался и, чуть приседая, наклонял корпус назад и вперёд, как будто кланяясь или раскачиваясь. Одновременно он морщил лоб и надувал щёки…

– Пап, мне не нравится в предыдущей главе их разговор… Помнишь, ты говорил, что у тебя однажды их диалог уже не складывался: может, им вообще не надо пока ничего обсуждать, как думаешь?

– Разговор? Ты права. Давай уберём его полностью. Действительно, ещё успеют наговориться. Я вот что решил: мы их сегодня посадим в поезд, а уже в поезде подкинем им яблочко раздора. Как тебе? И вот очень меня будет в сложившейся ситуации интересовать, что они наврут друг другу теперь, эти герои.

– А я бы их до самого конца в полном молчании довезла, а уже там, утром…

– Сейчас посмотрим. Давай так: «Ленинградский вокзал пустел. Мурманский поезд…»

Стук в дверь прервал диктовку. Отец застыл посреди кухни, удивлённо подняв брови. Пёс молча вылез из-под обеденного стола, зевнул, потянулся и начал оглашать дом грозным лаем. Ирина и отец переглянулись.

– Ну и охранника ты привела, – улыбнулся отец, направляясь к входной двери.

Пёс опередил отца и выскочил в тёмный сад, уверенно взяв курс на калитку. На крыльце никого не оказалось. Зато на улице, под фонарём, отец увидел маленькую фигурку, размахивающую руками, и пса, который виляя хвостом и припадая на передние лапы, прыгал вокруг прохожего.

– Шарик, фу!! Шарик, фу!! Фу, тебе говорят, бестолочь, пальто порвёшь! Лев Георгиевич! Лёва! Да что же это?!.

– Ирина, нашего пса, оказывается, здесь именуют Шариком, – сказал отец, одевая на ходу телогрейку. – Надо идти отзывать его, пока не пришлось покупать кому-то новое пальто.

Но пёс, выполнив свою охранную повинность, отлаяв положенное, сам вернулся на свой прежний пост, под стол. Под фонарём же осталась старушка, прижимавшая к груди маленькую сумочку неопределённого цвета. Поверх её меховой шапки был туго натянут серый пуховой – бывший когда-то пуховым – платок. Под подбородком у бабульки красовалась загадочно мерцавшая крупная брошь.

– Лёва! Вы взяли Шарика? Зачем Вам эта обуза? – жалобно пропищала женщина.

– А, Надежда Платоновна! Здравствуйте! Это Вы стучали сейчас?

– Я. Но я услышала, что у Вас собака и побежала обратно.

«Это правильно», – подумал про себя Лев Георгиевич.

– Пальто то ваше цело?

– Да, не беспокойтесь.

На самом деле целым – его трудно было назвать: моль опередила Шарика и тут уж ничего нельзя было поделать.

– Вы уж извините за такой приём, мы с дочерью и сами не ожидали, что он вот так…

– Вы, Лёва, опрометчивы. Он же бесхозный, поймите. А ведь это блохи! Бло-хи! Вы бы его керосинчиком потёрли, что ли…

«А Вы бы себя – нафталинчиком», – ухмыльнулся про себя Лев Георгиевич.

– Надежда Платоновна, Вы что же здесь так поздно бродите одна? Не страшно?

– Так ведь заседание наше только что закончилось, решение вынесли, вот я и обхожу всех наших.

– Ух ты, а я и забыл совсем, извините! У вас же сегодня на восемь сбор был назначен.

– Не у «вас», Лев Георгиевич, а у «нас», – с укоризной и обидой в голосе сказала дама.

– Надежда Платоновна, миленькая, простите, мы с дочерью работать сели, увлеклись.

– Ничего, ничего, я вот как раз и пришла к Вам сама, чтобы всю информацию пересказать.

– Надежда Платоновна, а завтра – никак? Я бы сам к Вам пожаловал, а? Вы бы меня кофейком вашим замечательным угостили. У Вас же лучший кофе в Салтыковке!..

– Нет, Лев Георгиевич. Вы забыли наш Устав? Там сказано: общество обязано оповестить всех своих членов в день принятия решения, если те, на момент принятия решения, отсутствовали. А этот день – сегодня.

– Понял. Виноват. Пойдёмте к нам на кухню.

– А пёсик? – шёпотом спросила старушка.

– Думаю, пёсика дочь уже изолировала. На всякий случай, я войду в дом первым!

– Ирина, знакомься, это Надежда Платоновна Каренина, председатель Общества старых дач. Вы, Надежда Платоновна, присаживайтесь и излагайте суть дела.

– А Вы бы, Лев Георгиевич, конспектировали эту суть, а то ведь моя информация и Вас лично касаться будет. Или девушка пусть записывает, – строго сказала дама, вынимая из сумочки пожелтевший блокнот, с обложки которого бодро улыбался олимпийский мишка.

– Слушаю и повинуюсь, – ответила Ирина, плохо скрывая раздражение. Она прекрасно знала, насколько отец не переносил любые помехи в те вечера, когда они оба работали на кухне или веранде. В эти дни на любых гостях лежал запрет.

– Итак, первое: мы сегодня имели наше шестидесятое весеннее заседание. Следующее будет летом, в июле, тоже юбилейное. Девушка в курсе?

– Ирина, Общество собирается раз в сезон, здесь, у нас, в местной библиотеке. Организовано оно было шестьдесят лет назад мамой Надежды Платоновны, царство ей небесное, – скороговоркой пояснил отец, выделяя, однако, три последних слова.

– Спасибо, Лев Георгиевич. Я напоминаю Вам, что ваш покойный папа стоял у истоков нашего Общества, как и моя мама, и Вы, соответственно, потомственный его участник. Что же мы обсуждали сегодня?.. Надо отметить юбилейный год традиционной велогонкой «Никольские ласточки»…

– Не рано ли сейчас об этом говорить – там снег ещё не растаял, – качнула головой в сторону чёрного запотевшего окна Ирина.