Охотники за курганами - Владимир Николаевич Дегтярев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Егер подтолкнул князя:
— Опосля, барин, станешь голову греть. Ныне держи-ка ее в холоде… И разреши холопу твоему верному и вечному из сих пистолей пристрел совершить. Руки так и чешутся!
Глава 18
Лагерный шум при подъеме обозников на заре обычно Полоччио не будил. А тут — случилось проснуться. Шум в лагере стоял несвычный, громкий и матерный.
Шум разбудил и Гербергова. Тот спал, как и ученый посланник, раздевшись до исподнего. В железной повозке стояла духота.
— Пойди посмотри, что за маета, отчего людям спать не дают? — сказал Полоччио Гербергову.
Тот отвернулся, скорчил рожу, но стал послушно одеваться.
***
Почти рассвело. Лошади уже запряжены, половина повозок круто развернута на восток. Люди — солдаты, повозочные — строились в общее каре.
Посреди людского квадрата стоял мрачный князь Гарусов в новом генеральском мундире. Стоял он возле толстого пенька. В пеньке, отсвечивая лезвием рассветное солнце, торчал топор.
Гербертов от ужаса взглотнул, поперхнулся, подался назад, в «сундук».
— Казнь намечается, — хрипло вымолвил он.
Полоччио с удивлением глянул на маленького толстого человека и продолжал одеваться. Натянул высокие башмаки, сказал:
— Вяжи!
Гербертов бездумно, по-лакейски, присел на коленки, принялся завязывать шнуровку аглицкого капитанского корабельного башмака.
На улице поднялся шум. Полоччио оттолкнул Гербергова, сам захватил узлом второй башмак, прицепил шпагу и шагнул из вагенбурга. Глядя ему в спину, Гербертов с припозданием понял прозвание ученого посланника — прохиндей Колонелло.
Ведь Полоччио вышагнул наружу в полном мундире полковника войск Венецианской республики.
Князь Тару сов краем глаза уловил выход обмундированного ученого посланника наружу, но продолжал говорить, раздельно и громко:
— Мною распоряжено, что на походе человецы животы свои блюдут по древлянскому обычаю, заведенному нашими предками искони и навечно. Сей закон в Сиберии имеет первейшее условие соблюдения, ибо идем мы в земли незнаемые, против народцев немирных. Идем ратью, а не татьской подлой ходьбой. Посему приказ мой о трезвенности на походе должен выполняться до отдачи головы. О чем я предупреждал на последней черте.
***
Полоччио, в голубом мундире, шитом золотом и при серебряных кантах, толкая солдат, вошел в каре и встал в пяти шагах напротив князя.
Глядя ему в глаза, князь окончил речь:
— Два солдата, Веня Коновал да Сидор Бесштанный, сей наказ предков и мой приказ выполнить не старались. Пили тайно вино и других к тому подстрекали…
Полоччио на время растерялся. От лошадей несло терпкой вонью мочи, утренняя роса выдавливала из степных растений одуряющие запахи.
Туда, на восход солнца, далеко — тянулась зеленая равнина, плоская и безмерная.
Огромного роста монах в черной рясе держал в одной руке раскрытую книгу в черном переплете, в другой — золоченый крест. Перед ним на коленях, босые, до пояса обнаженные, молились два солдата. Быстро крестились русским обычаем.
Полоччио оторвался от этого дикого зрелища и огляделся, ища Гурю.
Того не виделось.
— Егер! — зычно крикнул ссыльный майор в генеральском мундире. — Веди ко плахе первого!
Егер, в красной рубахе до колен, подпоясанной ремнем при серебряной пряжке, взялся за рукоять мясницкого топора, крикнул:
— Веня! Коновал! Подь сюды!
Веня Коновал, плотный угрюмый парень, поднялся с колен, отряхнул штаны и, набычив голову, подошел к пеньку.
— Вину свою признаешь? — спросил Артем Владимирыч.
— Да, — отозвался солдат, прищуренно глядя на топор.
— Клади башку! — распорядился Егер.
Веня Коновал опять опустился на колени, обхватил руками пенек, поворочал головой, поудобнее устраивая ее на шершавом спиле пня.
Егер расставил в полушаг ноги, поднял топор.
Люди в каре шумно выдохнули. Ближние лошади, почуяв нервность людей, забили копытами.
— Стой! — крикнул в лицо князю одаренный видением Полоччио. — Именем Императрицы — стой!
Егер так, с поднятым топором, оглянулся на князя. Тот держал лицо строго и беспечно.
Полоччио дошагал под взглядами людей вплоть до князя и зло зашипел, путая слова:
— Мой приказ! Мой приказ — вести на поход быдлос, абер нихт морт! Либерти — свободу — дай дизес зольдатен!
Князь Гарусов медленно снял перед ученым посланником шляпу:
— Это наша страна, герр ученый. Мы живем по нашим наказам… законам. Нам тут никто свой, иноземный, наказ дать не может. Куда идти — твой указ, как идти — наш наказ.
— Пошел вон! — проорал Полоччио и подсек язык.
Две сотни людей глядели на него с ненавистью!
Предводитель отряда Артем Владимирыч Гарусов одним толчком вернул шляпу на место.
***
А ведь не этого добивался Полоччио! Не огульной к себе ненависти! Полоччио желал на походе привести как можно более народа в свое полыцение, под свою руку! В далекой сейчас Европе быдло солдатское и повозочное уже валялось бы перед ним в ногах за выказанную милость — пощаду виновным. А эти русские? Они что — умом тронулись? Глядят так, будто сейчас его, Полоччио, сомнут и затопчут!
За рядом солдатского каре, напротив Полоччио, приподнялся на цыпочки Гербертов. Он поднял на миг руки и сделал ученому посланнику общий для всех торгашей знак: потер пальцы рук.
Венька Коновал поднял голову с пенька, сказал Полоччио грубо:
— Уйди, блядомор, дай спокойно сдохнуть! Егер, рубай, душа не терпит!
Егер снова примерился топором.
— Стой! — снова закричал ученый посланник. — Я русские законы понимать! Буду думать, как вы все! Но и мой закон прошу знать и выполнять — я буду купить этих людей!
Егер выматерился. Князь тихо сказал в его сторону:
— Покупает, значит, чего ты его матушку невзлюбил? — и громко крикнул: — Сие есть солдаты Государевы, Ваше ученое степенство! Продаже, по закону, они не подлежат!
Полоччио осекся. Тут дело правое. Солдат — раб государства. Мертвого солдата укупить можно, живого — никак.
Слева от Полоччио ряд каре раздвинулся. В разрыв солдатской линии вошел и мерно двинулся на середину людского квадрата
