Охотники за курганами - Владимир Николаевич Дегтярев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Получить подтверждение, что именно тот человек из их каравана наделен правом оторвать голову ученому посланнику, — узнать будет очень интересно. Очень интересно Полоччио, а потом и Колонелло. А уж под конец знания — его шпаге. Или кинжалу. Или яду. Как придется, при каком случае.
Но зато теперь возникла надоба с русским майором жить пока в условной дружбе. Полоччио пока нужна крепкая защита.
Интригу, значит, для случайной гибели майора пока придется отставить.
Полоччио потер щеку. Оброс щетиной, как варвар. Все русские люди в обозе, от места последней черты, вдруг отпустили бороды, незнамо с чего. С лени? Но негоже ученому посланнику потакать обычаям варваров.
Полоччио два раза дернул за шнурок. Кучер его отстегнул с пояса турий рог, и над караваном пронесся густой унывный звук. Так вызывался личный слуга Полоччио — немой франк. Он не только умел ловко щипать перо с гусей, но мог и брить хозяина на ходу, чем Полоччио невнятно, но гордился.
***
Разведка пришла в срок. Уморенные конники вынырнули у вечерних костров каравана, разожженных напротив поворота огромной реки У луг Кем к востоку.
Князь Гарусов, не ужинавший, в томлении ожидания разведчиков, сразу поманил с собой есаула Олейникова и теперешнего молодого предводителя джунгар — Байгала. Они пошли к костру, что развел Фогтов для Полоччио.
Ученый посланник ужинал на пару с Герберговым, и более никого, окромя немого повара, к костру не пускал.
Артем Владимирыч, не спросясь, сел у костра Полоччио. Махнул рукой своим людям — садиться. Полоччио неспешно срезал с жареной бараньей лопатки мясо, долго жевал. Гербертов отринулся в темноту, чем-то хрустел в зубах.
— Говори, — махнул рукой князь есаулу Олейникову.
— Пять дней пути идти караваном до курганов. Сакмы туда нет, но колесный ход будет ровен. Степь на три дня ляжет под колесами, опосля — мелкий камень, — равнодушно сообщил есаул, глядя повыше языков пламени.
Джунгарии Байгал, с кровью впитавший обычай гостеприимства у костра, с ненавистью начал гортанный отчет. Говорил он, глядя прямо на Полоччио, ноговорил на мунгальском наречии. Специально — только для князя.
Отговорив, встал и пошел прочь от огня.
Полоччио оторвался от мяса, ровно, с показным бешенством промычал сквозь зубы:
— Куда он? Без позволения? Дисциплина плоха в моем отряде, майор! Не держишь ты дисциплину. Следующий раз накажу тебя! А пока сообщи, что сказал этот кочевник.
Князь, в огне костра видно — ликом побелел, оглянулся на Гербергова. Лицо того было совсем скрыто в тени.
Вместо князя ответил есаул Олейников:
— Нойон сказал…
В стороне Гербергова звякнуло — он уронил нож на камень.
— Нойон сказал, — повторил есаул, — следы вокруг курганов давние, даже не прошлого года. Им, тем следам, годов пять. Знаков пребывания военных отрядов нет. Пустая, стало быть, там страна. Опаски нам нет.
Сказал это и тоже отошел от костра.
Полоччио наконец бросил обглоданную кость в сторону:
— Ну, майор, теперь поворачивай мой отряд на курганы. С этой минуты ни одного действа без моего указу не производить! Головой перед своей Императрицей ответишь, ежели применишь самоуправство!
Князь через огонь посмотрел на ожившее от хороших известий лицо Полоччио, поднялся на ноги, не наклоняясь, снял треуголку, плюнул в огонь, надел треуголку и задвинулся в тень, из круга огня.
Полоччио, довольный происшествием с князем и отчетом разведчиков, потянулся к серебряной походной чаше, допил вино и только потом спросил Гербергова:
— Нож у тебя выпал. Какой испуг тебя захватил? Да что ты в темень залез? Сядь к огню! Докладывай!
Гербергов, ошарашенный плевком князя в огонь, что у русских явно выражало презрение к сидящим у костра и даже приглашение к драке, на коленях приблизился к костру. Но о значении плевка забыл и говорить. Лицо его, верно, выражало изумление. Он кашлянул, нашел глазами свою чашу с вином, залпом выпил. Руки его тряслись. А как прознает Полоччио — что значит плевок в костер? Неужто сей злой приметы не ведает человек, садившийся у костров многих народов? Как он сам о том подхвастывал? Или Полоччио не садился у костров… разных народов?
— Нойон! Внук Акмурзы — нойон! — сглотнув слюну, пояснил ученому посланнику Александр Александрович.
— Это как — нойон? Царь? Князь? Или как? Что тебе воспалило кровь?
Гербертов перевел дух. Его внезапно взбесила игривость Полоччио. Он вспомнил ночь битвы с разбойниками, джунгарина Акмурзу, обнажившего саблю за его, Гербергова, невинные слова ко князю Гарусову. И глаза князя вспомнил. Бешеные до крови. Видимо, нарушил тогда Гербертов некий жестокий устав. И ежели бы тогда, князь не отвел беду — Бас нойон Акмурза снес бы ему, Гербергову, голову. Мигом. Так, значит, вот про какой случай вспомнил князь во время шутейной казни белого барана! Князь Гарусов, и точно, спас тогда ему, Гербергову, жизнь!
— У здешних инородцев, Ваше степенство, — со всей учтивостью ответил Полоччио Гербергов, — больше, чем у русских, путаницы в названиях вождей. И в степени их подчинения друг другу. Но если этот ребенок, внук Акмурзы, нойон, то нас охраняет действительно царь, если следовать иерархии здешних мест. Сие нам огромная помога. Сиречь — в глазах инородцев мы выглядим еще выше, чем ихний володетель — всего лишь князь! Выше всех теперь окрест нас по званию — лишь китайский император!
Полоччио понял. Он нечаянно заставил ближайшего родственника Акмурзы стоять, не предложил ему мяса. Возможно, для тупых жителей этих просторов сие обидно. Но раз Полоччио свысока обошелся с большим чином, значит — продемонстрировал, что имеет много больший чин и власть, чем сам думал. Да и как не иметь? Русская Императрица ему спину прикрывает, а брюхо прикрывает вся римская Церковь, пределов влияния на земле не имеющая!
Полоччио налил вина из бутыли в две походные чаши — открыто, не вынося бутыль в темень, за пределы огня.
— Прозит, майне либер фройнд! — весело стукнул Полоччио своей чашей о край чаши Гербергова, приглашая того торжественно выпить.
Гербергову пришлось подчиниться. Но, прежде чем поднести чашу к губам, он суетливо оглянулся.
Князь Гарусов, только выхлебав горячую рыбную похлебку из деревянной мисы, заботливо поданной Егером, сумел подавить гнев на дурня-иностранца. Его, русского князя, околокостровые этикеты иностранца заботили мало, только тешили. А вот джунгарина — того ученому посланнику так оскорблять не следовало.
Князь, насытившись, огляделся. У их костра сидели ближние — Егер,
