Охотники за курганами - Владимир Николаевич Дегтярев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это здраво! Руки — руками, а ведь нас тогда поджимало! Не дай бог, увидят турки, что мы их землю ковыряем, порубают нас. Турки тогда разъездами накатывались в те скифские степи. Башибузуки, надо сказать. Рубили всех, без разбору… Да, далее так — нашили мы из обрывков одежи навроде варежек и снова пошли камни кидать. И вот, докидались. Встала перед нами стена из камня уже тесаного. Значит, мерекаем, до упокойного дома добрались. Весь интерес нам был в том, что камни те тесаные, вроде кирпича, длиной в аршин, а вширь, да ввысь — в половину аршина, меж собой крепились серебряными скобами. Серебряными, товарищи! В локоть длиной та скоба, да в толщину — в мой большой палец. А скоб тех мы наковыряли — полета штук. На скобах письмена гравированы, да тех письмен нам было не разобрать, потому и не убоялись мы предупреждений скифа, что надо работать теперь тонко, тихо. А мы — давай ковырять оглоблями тую кирпичную стену. Четверо топорами меж кирпичей бьют, дыру пробивают. Камень, из какового плитовая кладка строена, названием был — известняк. Мягок был камень, податлив. Опять тому радуемся. Пробили наши топорники отверстия, сунули мы в них оглобли да поднажали…
Баальник перекрестился двумя перстами. Снова приложился к чашке со взваром.
Вокруг костра сидящие люди даже шевеления прекратили. Кто-то прерывисто, как лошадь, вздохнул.
Князь тоже замер. Вот ведь: а не послушай он уговоров кержака Хлынова, кто народу науку незнаемую преподал бы?
— Ну, надавили мы на оглобли. По трое человек встало на каждую оглоблю. Чтобы выдавить кладку наружу. Шесть человек на оглоблях да рядом на подхват встали человек двадцать. Я, слава Богу, отошел, я топором камень рубил, мне в глаз отлетела крошка, больно стало. Так и остался жив. А тех, почитай, три на десять человек — враз задавило.
Кладочная стена поддалась жиму оглобель, пошла вперед. А потом как бы — хлынуло. Огромный такой вал камней, земли, плит каменных, гранитных, хлынул на людей.
Баальник помолчал. Рассказчик он оказался опытный, знал, как умолчанием на время заставить народ уши навострить.
— Курган — это с виду просто. А у него своя, и немалая, крепость имеется. Вот у русской срубной избы: выбей нижний венец — ничего не выйдет для разрухи. Как стояла, так и будет изба стоять. Токмо покосится. А курган, он тоже устроен просто, да хитро. В ем один камень стронь — весь курган за тем камнем поползет. В общем, пока мы товарищей пытались достать из-под завала, половина дня прошла. И достали своих товарищей мертвых. Вож наш — Долото — избесился весь, подавай ему раскоп, и все тут. Мы ведь не только своих подельников вынули, мы и кости старые, конские, повытаскивали из могильной земли. И в одном конском черепе валялась золотая фигура. Весом, помню, — фунта два. Лик леопарда был вылит так явно, что когда оттерли от земли, прямо все любовались.
Над костром повисли людские вздохи. И вздохи эти, понял князь, надо помнить, как надо помнить о компасе. Подлые то были вздохи, завистливые.
— Оставили мы пока курган, ночь подошла, — тем же урочным голосом продолжал рассказывать Баальник. — Но поспать нам не довелось. Всю ночь рыли канаву под могилу для наших товарищей, потом укладывали их да засыпали ровно. Так, дабы никто не догадался, что здесь могила свежих людей. А поутру снова накинулись на курган. Эва, парень! Ты каравай хлеба держишь! Подай сюда!
Солдат, что собрался отрезать ломоть хлеба от артельного каравая в четверть пуда, передал хлеб вместе с ножом Ведуну.
— Вот, — подняв каравай повыше, сказал Ведун, — это как бы есть курган, как нарочно в тесте сработанный. Вот отсюда мы пошли ломать и вот так сломали.
Ведун наглядно отрезал от каравая ломоть.
— Края обреза, вишь, ровные. Я вот нарочно подрезаю теперь криво — от верхушки книзу. Так надо подбираться к кургану сбоку. То бишь — от вершины на землю надо делать обязательно сколь возможный скос. Для удержу веса верхушки кургана. Иначе — каюк.
Ведун, опять же косо, срезал еще две части от каравая, как бы углубившись в него острым углом.
— А вот так, тихонько, можно грызть хоть каравай, хоть землю. Мы и стали тогда углом грызть. То, про что скиф нам приказ давал, теперь и выполняли. Наш вож — Долото — молчал. А куда денешься? Ему злато-серебро скоро надоть! Да без людских потерь надо. Самому ему, что ль, копаться в земле? Прочистили мы в угол край кургана, кости коней вынесли наружу, стену могильную из тесаного камня убрали и что же? Уперлись во вторую стену! Так же кладеную из тесаного камня, так же крепы тех плит были из серебряных скоб.
Баальник отчего-то снова перекрестился — двоеперстно. За ним, только троеперстно, осенились слушатели.
— Вож наш, Долото, рылся в конских костях, сымал с доверенными людями золотые бляшки да разные побрякушки со сгнившей упряжи да убранства коней. А мы репы чесали перед второй стеной. Скиф прямо нам сказал, что за второй стеной могла иметь место хитрая засадень для охочих людей, навроде нас. Ибо, ежелив смотреть бы сверху на курган, то мы копались с краю. Вот так, как я на каравае обозначил. А могила сама строена бывает всегда по центру. А то, что с краю, это в тех краях, тавридских, это под тризну строилось. Знание сие сейчас у меня есть, а тогда — какое знание я мог иметь, беглый раб с тульских заводов Афоньки Демидова?
— Никаких! — неожиданно, увлеченный рассказом, проворчал князь. — Тихо всем! Слушать в оба уха!
— Да, так вот, — ободренный князем, продолжил Баальник. — Скиф нам кричит — думать надо, обождать ломать. А вож наш, Долото, — он долотом узким, плотницким обычно людей бил насмерть, — тот орет — давай!
Ну, мы дали. Опять скрепы серебряные вытащили, топором дыры пробили и снова оглоблями ломанули кладочные камни. Вывернули их наружу, а сами — тикать. Но — ничего! Камни выпали, дыра на их месте появилась, а курган — хоть бы хучь. Камешек не двинулся. На прутиках отыграли мы жребий: кому короткий прутик — тому идти внутрь. И опять меня судьба упасла. Пятеро жеребьевщиков вошли в пролом, орут, что там пусто, а далее, по ходу к центру кургана, — новая стена. Вож наш, Долото, подвскинулся и сам — туда, в пролом. Говорят, видели, что он до той, новой,