Carpe Jugulum. Хватай за горло! - Терри Пратчетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Молодой человек, не мог бы ты помочь мне выбраться отсюда?
На это потребовалось некоторое время – и помощь ветки стоявшего рядом дерева. Да и то, несмотря на отчаянные усилия Овса, первую ногу удалось извлечь только без башмака. После того как один башмак исчез в торфяной болотине, за ним – видимо, из чувства солидарности – последовал и второй.
В итоге матушка наконец оказалась на относительно сухой и относительно твердой земле. Овес опустил взгляд на ее ноги и увидел перед собой пару самых толстых в мире носков. Эти носки выглядели так, словно без труда могли отразить удар молотком.
– Хорошие были башмаки, – сказала матушка, разглядывая пузырьки. – Ну ладно, пошли.
Сделав первые шаги, она пошатнулась, но, к восхищению Овса, все же сохранила вертикальное положение. У него начинало формироваться несколько иное отношение к этой женщине – впрочем, «несколько иное» отношение к ней формировалось каждые полчаса. Последнее, к примеру, заключалось в следующем: матушка постоянно должна была кого-нибудь бить. Если бить было некого, она начинала бить себя.
– Жаль эту твою святую книжицу… – промолвила она, когда они еще немного спустились по тропинке.
Овес ответил только после долгой паузы.
– Я легко могу достать другую, – спокойно произнес он.
– Должно быть, тяжело остаться без любимой книжки.
– Это всего лишь бумага.
– Я попрошу короля подарить тебе другую книгу со священными писаниями, – пообещала она.
– Это ерунда, не стоит беспокоиться.
– Тебе пришлось сжечь столько слов…
– Истинные слова не горят.
– А ты не так уж глуп, хотя шляпа у тебя дурацкая.
– Матушка Ветровоск, я понимаю, когда меня пытаются достать.
– Молодец.
Они молча продолжили путь. Мокрый снег пополам с градом барабанили по остроконечной шляпе матушки и широкополой шляпе Овса.
– Зря ты пытаешься заставить меня поверить в этого твоего Ома, – сказала наконец матушка.
– Ом запрещает мне это, госпожа Ветровоск. Я ведь даже не пытался вручить вам религиозную брошюру.
– Нет, но ты пытался заставить меня подумать: «О, какой приятный молодой человек, его бог, должно быть, очень хороший, раз такие приятные молодые люди помогают таким старым женщинам, как я».
– Неправда.
– Да ну? А и ладно, все равно у тебя ничего не вышло. Можно верить в людей, но только не в богов. И вот еще что, господин Овес…
– Что? – вздохнув, спросил он.
Она резко повернулась к нему, словно бы ощутила прилив сил.
– Тебе самому будет лучше, если я не буду верить в твоего бога, – сказала она, постучав по его груди острым пальцем. – Этот Ом… его кто-нибудь видел?
– Считается, что три тысячи человек были свидетелями его проявления у Великого Храма, когда он заключил Договор с пророком Брутой и спас последнего от мучительной смерти на железной черепахе…
– Готова поклясться, потом эти три тысячи долго спорили, что же они видели на самом деле. Я права?
– Да, конечно, существует много версий…
– Поняла, поняла. В этом все люди. Вот если бы я увидела его тогда, действительно увидела бы, меня охватил бы всепоглощающий жар. Если бы я узнала, что действительно существует бог, которому не наплевать на людей, который следит за ними, как отец, и заботится о них, как мать… О нет, ты бы не услышал от меня таких слов, как: «У каждой проблемы есть две стороны» или «Мы должны с уважением относиться к убеждениям других людей». Если бы во мне горело пламя, подобное всесокрушающему мечу, ты бы от меня доброты не дождался. Я бы не стала ждать, когда все разрешится само собой. Это если бы пламя действительно горело. Вот ты говоришь, вы больше не приносите людей в жертву, больше не сжигаете их на кострах, но именно в этом заключается истинная вера. Приносить в жертву пламени собственную жизнь каждый божий день, превозносить его истинность, трудиться во имя его, впитывать его… Это и называется религией. А все остальное лишь… доброе отношение. И способ поддерживать хорошие отношения с соседями.
Немного помолчав и успокоившись, матушка добавила тихим голосом:
– Как бы то ни было, если бы я действительно верила, то поступала бы именно так. Я не думаю, что сейчас считается модным так поступать, потому что, мне кажется, увидев зло, ты начнешь заламывать руки и причитать: «Ой-ей-ей, надо же сначала все обсудить!» Вот мое мнение, господин Овес, хотя, быть может, оно и ломаного гроша не стоит. Пусть все идет своим чередом, и ты найдешь свое счастье. Не гоняйся за верой, потому что тебе никогда ее не поймать, – промолвила она, но обращалась как будто не к нему, а к самой себе. – Впрочем, возможно, ты сумеешь жить согласно своей вере.
У нее стучали зубы от холода, ветер хлопал мокрым платьем по ее ногам.
– У тебя есть при себе еще одна книга со священными писаниями? – спросила матушка.
– Нет, – ответил еще не оправившийся от потрясения Овес.
«Боже мой, – подумал он, – если она когда-нибудь обретет веру, что спустится с этих гор и прокатится по равнинам?! Боже мой… я ведь только что сказал „Боже мой“…»
– Или псалтырь?
– Нет.
– Тонкий молитвенник? Походный вариант?
– Нет, матушка Ветровоск.
– Проклятье. – Матушка Ветровоск медленно начала падать, складываясь как пустое платье.
Он бросился вперед и успел подхватить ее, прежде чем она рухнула в грязь. Тонкие бледные пальцы обхватили его запястье так сильно, что он даже вскрикнул. А потом матушка обмякла в его руках.
Что-то заставило Овса поднять взгляд.
Совсем рядом он увидел всадника в капюшоне и на белой лошади. Всадника окружало едва заметное синее сияние.
– Убирайся! – закричал Овес. – Убирайся немедленно… иначе…
Он опустил тело матушки на более или менее сухую кочку, зачерпнул горсть грязи и швырнул ее в темноту. Потом бросился вперед, отчаянно нанося удары по силуэту, который вдруг превратился в тени и клочки тумана.
Затем Овес метнулся назад, закинул матушку Ветровоск на плечо и побежал вниз по склону.
Клочки тумана за его спиной снова сложились в фигуру на белой лошади.
Смерть покачал головой.
– Я ДАЖЕ СКАЗАТЬ НИЧЕГО НЕ УСПЕЛ.
Волны черного тепла захлестнули Агнессу. Потом появилась яма и последовало падение в жаркую, душную темноту.
Она ощутила желание. Оно несло ее вперед, будто течение.
«Хорошо, – сонно подумала она. – По крайней мере, сброшу лишний вес…»
«Ага, – согласилась Пердита. – А как насчет пары фунтов глазной туши, которые тебе придется отныне таскать на своем лице?»
Голод охватывал ее существо, заставлял быстрее двигаться вперед.
И был свет за ее спиной, лучи которого проходили мимо. Она почувствовала, что падение постепенно замедляется, словно она летела сквозь невидимые перья, но вдруг мир перевернулся, и она снова стала взлетать, понеслась быстрее, чем стрела, к расширяющемуся кругу холодного белого…
Вряд ли это были слова. Звуки тут отсутствовали как класс, только тихо что-то шуршало. Но то были тени слов, следы, которые слова оставляют, после того как их произносят, и она почувствовала, как ее собственный голос пытается заполнить пространство, которое внезапно начинало обретать форму. «Я… этого… не… допущу…»
Свет взорвался.
Кто-то собирался вбить кол прямо ей в сердце.
– Стдт? – пробормотала Агнесса, откидывая руку с колом в сторону.
Попыталась еще что-то произнести – не получилось. Наконец ей удалось выплюнуть изо рта лимон.
– А ну, прекрати! – крикнула она на этот раз со всей убедительностью, на которую только была способна. – Что ты делаешь, черт тебя возьми? Я что, похожа на вампира?
Мужчина с колом и киянкой замялся, а потом постучал пальцем себе по шее.
Агнесса подняла руку к горлу и нащупала два припухших рубца.
– Он промахнулся! – сказала она, еще раз отводя в сторону кол. – Кто снял с меня чулки? И это запах кипящего уксуса? А что делают маковые семена в моем лифчике? Ну, если чулки снимала не женщина, вас всех ждут серьезные неприятности, уж я обещаю!
Толпившиеся вокруг стола люди растерянно переглянулись, немного подрастеряв свою уверенность, – настолько яростно она сопротивлялась.
Агнесса почувствовала, как что-то коснулась ее уха, и подняла взгляд. Над ней висели звезды, кресты, кольца и еще какие-то предметы более сложной формы, в которых он узнала религиозные символы. Она никогда не испытывала тяги к вере, но знала, как выглядят многие религиозные атрибуты.
– А все это, – она обвела вокруг себя рукой, – абсолютная безвкусица.
– Она не похожа на вампиров, – признал мужчина. – Совсем не похожа. И она дралась с ними.
– Мы видели, как один из них укусил ее! – выкрикнула какая-то женщина.