Carpe Jugulum. Хватай за горло! - Терри Пратчетт

– Ну, я мог упоминать, что наши поступки в Ланкре вряд ли можно назвать благоразумными…

– О! – воскликнула графиня. – Да что ты смыслишь в благоразумии, мальчишка! Ты прожил чуть больше двухсот лет.

– Вряд ли? – переспросил граф.

– И это еще ласково! Лично я бы назвала это просто глупостью! – фыркнула Лакримоза. – Маленькие значки? Подарки? Мы ничего не должны давать! Мы – вампиры! Мы берем то, что хотим! Вот так…

Она протянула руку, схватила стоявшего рядом мужчину и повернулась к нему – с развевающимися волосами и широко открытым ртом.

И замерла, как будто вдруг окаменела.

Потом выгнулась, схватилась рукой за горло и с ненавистью посмотрела на отца.

– Что… что ты сделал? – прохрипела она. – Мое горло… Ты что-то сделал!

Граф провел ладонью по лбу и сжал пальцами переносицу.

– Лакки…

– Не смей меня так называть! Ты знаешь, как я ненавижу это имя!

Коротко вскрикнул один из обычных вампиров. Агнесса не могла вспомнить его имя, – то ли Фенрир, то ли Клятый, но она помнила, что он предпочитал, чтобы его называли Джеральдом. Он опустился на колени, схватившись руками за горло. Остальные вампиры тоже выглядели не слишком-то весело. Некоторые из них уже стояли на коленях и стонали – к немалому удивлению горожан.

– Я чувствую себя… нехорошо, – сказала, слегка покачиваясь, графиня. – Я же говорила, не надо было пить это вино…

Граф повернулся и уставился на Агнессу. Она невольно сделала шаг назад.

– Это ты, да?

– Конечно она! – простонала Лакримоза. – Ты же знаешь, старуха куда-то запрятала свою сущность, а она знала, что Влад запал на эту толстуху!

«Ее ведь здесь нет, верно?» – спросила Пердита. «А как ты сама считаешь?» – подумала Агнесса, отступая еще на шаг. «Не знаю, здесь она или нет, но сейчас это я думаю или кто?» – «Послушай, она спряталась в священнослужителе, нам обоим это известно». – «Это только твоя гипотеза. Ты просто решила, что это будет умный ход, поскольку все решат, что она спряталась в девочке».

– А почему бы тебе не забраться обратно в свой гроб и не сгнить там, мерзкий, вонючий опарыш! – гаркнула Агнесса. Фраза получилась не слишком удачной, но импровизированные оскорбления редко бывают складными.

Лакримоза бросилась на нее, но с ней явно было что-то не так. Вместо того чтобы скользить по воздуху, подобно бархатной погибели, она ковыляла, словно птица с перебитым крылом. Подгоняемая яростью, Лакримоза все-таки добралась до Агнессы, оставалось сделать последний прыжок…

Агнесса нанесла удар, вложив в него всю свою силу, и почувствовала, что Пердита тоже приняла в этом участие. Она даже не надеялась на успех. Вампирша была настолько ловкой, что могла три раза обежать вокруг Агнессы, пока та замахивалась… Но почему-то удар угодил прямо в цель.

Под изумленными взорами всех жителей Воронау Лакримоза попятилась. На губах ее проступила кровь.

Городской голова нахмурился.

Сжав кулаки, Агнесса встала в боевую стойку.

– Я не знаю, куда исчезла матушка Ветровоск, – сказала она. – Может, она здесь, внутри меня. – Внезапно на нее снизошло некое безумное озарение, и она гаркнула резким матушкиным голосом: – И если вы еще раз посмеете хоть пальцем меня тронуть, я откушу вам руки по самый локоть!

– Хорошая попытка, госпожа Нитт, – сказал, направляясь к ней, граф. – Но я не думаю, что…

Он замер и схватился обеими руками за золотую цепь, которая вдруг стала затягиваться у него на горле.

Стоявший за его спиной городской голова еще сильнее дернул за цепь, заставив вампира опуститься на колени.

Горожане переглянулись и мгновенно принялись действовать.

Вампиры поднялись в воздух, пытаясь набрать высоту. Они били ногами, откидывая от себя горожан. Факела были мгновенно сорваны со стен домов. Ночную тишину сменил жуткий рев толпы.

Агнесса посмотрела на замершего в ужасе Влада, Лакримозу окружало быстро сужавшееся людское кольцо.

– Беги, пока не поздно, – сказала она. – Иначе они…

Он повернулся и прыгнул. И последним, что она увидела, были его клыки.

Спускаться по склону оказалось тяжелее, чем подниматься. Из каждой ямки били ключи, каждая тропка превратилась в ручей.

Пока они с матушкой переваливались из лужи в канаву и обратно, Овес вспоминал «Книгу Ома», вернее, ту ее часть, в которой описывалось странствие пророка Брута с Омом по голой пустыне. Это странствие навсегда изменило омнианство. Мечи сменились проповедями, что привело к значительному сокращению смертности, ну, разве что за исключением тех случаев, когда проповедь слишком уж затягивалась. Но вместе с тем церковь раскололась на тысячу частей, которые принялись спорить друг с другом, что вызвало появление огромного количества овсов, которые спорили сами с собой.

«Интересно, – подумал Овес, – далеко ли ушел Брута, если бы поддерживал под руку матушку Ветровоск?» Было в этой старушке что-то несгибаемое, твердое, как камень. Наверное, примерно на полпути благословенный пророк поддался бы искушению и… сказал бы что-нибудь неприятное либо сделал многозначительный жест. Отогревшись у костра, матушка стала крайне раздражительной. Ее что-то очень беспокоило.

Дождь прекратился, зато усилился ветер – иногда он приносил заряды мокрого снега и града.

– Наверное, уже недалеко осталось, – тяжело дыша, выдавил Овес.

– Тебе-то откуда знать? – сварливо осведомилась матушка, шлепая через черную торфяную лужу.

– Ты абсолютно права, неоткуда. Я сказал это, только чтобы тебя подбодрить.

– У тебя не получилось, – откликнулась матушка.

– Госпожа Ветровоск, ты хочешь, чтобы я бросил тебя здесь?

– Поступай как знаешь, – фыркнула матушка. – Мне все равно.

– Так хочешь или нет?

– Это не моя гора. Я не могу указывать людям, где они должны находиться.

– Что ж, если хочешь, я уйду, – обиделся Овес.

– Что характерно, я тебя с собой не звала, – пожала плечами матушка.

– Но ты бы умерла, не будь меня рядом!

– А вот это тебя не касается.

– О мой бог, госпожа Ветровоск, ты кого хочешь изведешь.

– Это твой бог, господин Овес, как правило, изводит людей. И другие боги тоже. Поэтому я стараюсь не иметь с ними никаких дел. А еще они очень любят устанавливать всякие правила.

– Но правила необходимы, госпожа Ветровоск.

– Ну-ка, назови самое первое правило, которое предписывает тебе твой бог.

– Верующие не должны поклоняться никакому другому богу, кроме Ома, – без запинки ответил Овес.

– Да неужели? Что ж, не у одного Ома такое правило. Все боги крайне эгоистичны.

– Я думаю, это необходимо, чтобы привлечь внимание людей. Но также существует довольно много заповедей, касающихся отношений людей друг с другом.

– Правда? А предположим, человек не хочет верить в Ома, но пытается вести праведную жизнь?

– Согласно утверждению пророка Бруты, дабы вести праведную жизнь, нужно верить в Ома.

– Ого, толково придумано! Все предусмотрели, – кивнула матушка. – Только очень умный человек мог придумать такое. Молодец. А какие еще умные вещи он изрек?

– Он изрекал вовсе не для того, чтобы показаться кому-то умным, – горячо возразил Овес. – Но если хочешь знать, в своем Письме к Симонитам он говорит, что мы становимся людьми только через других людей.

– Вот тут он абсолютно прав.

– А еще он говорит, что мы должны нести свет в темноту.

Матушка промолчала.

– Кажется, ты и сама говорила о том же, – продолжал Овес. – Потому что, когда ты… стояла на коленях, ну, там, в кузнице… то бормотала что-то очень похожее…

Матушка остановилась так резко, что Овес едва не упал.

– Что я делала?

– Бормотала и…

– Я говорила… во сне?

– Да. Мол, тьма царит там, где должен быть свет. Я это хорошо запомнил, потому что в «Книге Ома»…

– И ты все слышал?

– Я, конечно, не прислушивался, но тебя нельзя было не слышать. Ты говорила так, словно с кем-то спорила…

– А ты помнишь все, что я говорила?

– Думаю, да.

Матушка сделала еще несколько шагов и остановилась прямо посреди лужи черной воды. Грязь мигом начала ее засасывать.

– А ты можешь это забыть?

– Что-что?

– Не будешь ли ты столь любезен забыть тот вздор, что несла бедная старая женщина, которая к тому же была несколько не в своем уме? – медленно произнесла матушка.

Овес на мгновение задумался.

– Какой такой вздор, госпожа Ветровоск?

Он заметил, что напряженные плечи матушки сразу обмякли.

– А что, я разве что-то спросила?

Черные пузыри поднимались на поверхность болотины вокруг ног матушки. Всемогучий Овес и матушка Ветровоск внимательно смотрели друг на друга. На том самом месте и в той самой луже было заключено своего рода перемирие.