У кромки моря узкий лепесток - Исабель Альенде
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карме случайно познакомилась в Андорре с одной из матерей, которым повезло, и та рассказала ей, что не потеряла сына только благодаря медсестре Элизабет. Карме связалась с этой медсестрой, которую звали так же, как ту, что общалась с ее семьей во Франции, чтобы узнать, пересекла ли семья границу. Она написала в Красный Крест, на разные адреса организации в разных странах, и благодаря огромному объему ее корреспонденции, отправленной во все концы Европы и преодолевшей все бюрократические препоны, ей удалось узнать, что Элизабет находится в Вене; в ответном письме та подтвердила, что по крайней мере один из ее сыновей, Виктор, жив и женат на Росер, которая родила мальчика, его назвали Марсель, и все трое проживают в Чили. Элизабет не знала, как их разыскать, но посоветовала Карме связаться с семьей квакеров, у которых Росер жила после того, как покинула лагерь в Аржелес-сюр-Мер, и которым сообщила свой новый адрес. Найти их не составило труда, ведь квакеры жили в Лондоне. Они перевернули весь чердак и нашли письмо Росер с единственным адресом, который у них имелся, — дом Фелипе дель Солара в Сантьяго. Так, с опозданием на несколько лет, Элизабет Эйденбенц соединила семью Далмау.
В середине шестидесятых годов Росер отправилась в Каракас по приглашению своего друга Валентина Санчеса, бывшего посла Венесуэлы, оставившего дипломатическую карьеру и целиком посвятившего себя музыке. За двадцать пять лет, прошедших с тех пор, как Росер сошла с борта «Виннипега» на берег в Вальпараисо, она стала чилийкой больше, чем те женщины, которые родились на этой земле, и со многими испанскими беженцами произошло то же самое; они не просто увеличили население городов, но многие из них исполнили мечту Неруды и смогли разбудить чилийское общество, пребывавшее в спячке. Уже никто не помнил, что когда-то был настроен против испанцев, которых Неруда позвал в Чили, никто не оспаривал и огромный вклад, внесенный в развитие страны этими людьми. Три года Росер и Валентин Санчес разрабатывали план, переписывались со всеми заинтересованными лицами, ездили по разным странам, и наконец им удалось создать первый на континенте оркестр старинной музыки при финансовой поддержке нефтедобытчиков — это неисчерпаемое черное сокровище било фонтаном и текло потоками из венесуэльской земли. В то время как Валентин Санчес объезжал Европу, приобретая ценные инструменты и откапывая забытые партитуры, Росер строго отбирала исполнителей, занимая новую для себя должность заместителя декана в Музыкальной школе Сантьяго. Недостатка в претендентах не было, люди приезжали из разных стран в надежде поступить в этот фантастический оркестр. В Чили не хватало средств для осуществления подобного предприятия; в области культуры существовали иные приоритеты, а в тех немногих случаях, когда Росер удавалось кого-то заинтересовать своим проектом, случалось землетрясение или сменялось правительство — и все летело под откос. Но в Венесуэле, при наличии связей с влиятельными людьми, в которых у Валентина Санчеса не было недостатка, все могло получиться. Этот человек являл собой пример одного из тех немногих политиков, кто способен, не навлекая на себя неприятности, лавировать между диктатурами, военными переворотами, попытками демократического устройства и временными правительствами, в последнем из которых у него был личный друг. В его родной стране, как и в других странах континента, шла партизанская война, возникшая под влиянием кубинской революции, однако в Чили только что возникшее революционное движение было скорее теоретическим, чем реально действующим. Но ничто не могло помешать процветанию Венесуэлы и любви ее жителей к музыке, в том числе и старинной. Валентин часто приезжал в Чили; у него была квартира в Сантьяго, которую он держал незанятой, чтобы можно было в любой момент там поселиться. Росер виделась с ним в Каракасе, и вдвоем они ездили по Европе по делам оркестра. Она в конце концов притерпелась к полетам на самолете благодаря успокоительным и джину.
Эта дружба не беспокоила Виктора Далмау, поскольку приятель его жены был гомосексуалистом, но интуиция заставляла предполагать наличие гипотетического любовника. Из Венесуэлы Росер всегда возвращалась помолодевшая, привозила новую одежду, духи с ароматом одалиски или какое-нибудь скромное украшение, например кулон в виде золотого сердечка на тонкой цепочке, какое Росер никогда не купила бы себе сама, поскольку была настоящим спартанцем в вопросе личных трат. Самым показательным фактом появления у Росер новой страсти стало для Виктора то, что после очередного возвращения домой она вела себя с ним так, словно применяла приемы, выученные с кем-то другим, а в иных случаях словно хотела искупить какую-то вину перед ним. Учитывая ту свободу отношений, которая установилась между ними, ревность с его стороны была просто смешна. Если бы Виктора спросили, кем они являются друг другу, он бы сказал, что они товарищи. Однако сейчас он чувствовал, как права была его мать, когда говорила: ревность кусается хуже блох. Росер нравилась роль супруги. Во времена бедности, когда Виктор был влюблен в Офелию дель Солар, она купила на ежемесячно откладываемые деньги, не спросив его, два обручальных кольца и потребовала, чтобы Виктор носил свое до тех пор, пока они не разведутся. В соответствии с уговором всегда говорить друг другу правду, который они заключили с самого начала, Росер должна была сказать ему о любовнике, но она придерживалась мнения, что сострадательное умолчание лучше бесполезной и жестокой правды, и Виктор сделал вывод, что раз уж она следовала этому правилу даже в вещах не столь незначительных, то наверняка применит его и в случае неверности. Их брак был договорной, однако они прожили вместе двадцать шесть лет, и их любовь друг к другу была больше, чем спокойное принятие супружества в индейском духе. Марселю уже давно исполнилось восемнадцать лет, и эта годовщина означала окончание компромисса, достигнутого между ними, — быть вместе до наступления этой даты; прожитые годы служили лишь подтверждением их взаимной нежности и намерения продолжать жить в браке, в надежде на то, что, откладывая развод все дальше и дальше, он так никогда и не
