Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Алексей Нагорный

– Почему ты так говоришь? – неуверенно произнес Трепанов. – Ты еще мальчишка, вся жизнь впереди. А время… Оно, брат, у каждого поколения свое. – Трепанов открыл сейф, вручил Коле часы и грамоту: – Владей, заслужил. – Посмотрел на стенные часы и добавил: – Сейчас на съезде утреннее заседание началось, у меня есть пригласительный. Держи!

…Семнадцатый съезд проходил в Кремле, в Свердловском зале Большого Кремлевского дворца. Сотрудник ГПУ проверил у Коли документы и пропустил в зал. Выступала женщина – Коля был слишком далеко, чтобы рассмотреть ее как следует, но голос ее, усиленный микрофонами, был слышен хорошо.

– Живем неплохо, – говорила делегатка. – Купила я себе гардероб, дубовый стол, три железных кровати, шифоньерку, швейную машину, трюмо даже у меня есть, есть радио и телефон. Моя жизнь совершенно переменилась. Живу теперь по-новому, по-советски, читаю газеты.

Коля вспомнил избу Лукича. Пол – углом вверх. Потолок – углом вниз. У полуразвалившейся печи – куча тряпья. То, о чем рассказывала сейчас эта женщина, было удивительным, невероятным достижением! Это достижение не могло померкнуть даже рядом с Днепрогэсом и Беломоро-Балтийским каналом. «Нет, – подумал Коля, – прекрасное время! Великое! Люди начинают жить хорошо, а это, в конечном счете, самое главное!»

Спустя два часа по дороге в гостиницу он снова и снова вспоминал рассказ делегатки и с гордостью и радостью думал о том, что в ее счастье, в счастье многих, которое пришло так трудно, добыто такой дорогой ценой, есть частичка и его, Колиного, труда, труда его товарищей. Денисова и Гриценко, погибших от пуль Кутькова; Гриши, Никиты и Васи, которых убил Пантелеев; Афиногена и сотен других, никому не известных милиционеров и работников, в любую секунду готовых загородить от вражеской пули, прийти на помощь попавшему в беду. «Будущим поколениям, – думал Коля, – возможно, все это покажется не слишком значительным – железные кровати, шифоньеры, репродукторы. В будущем, наверное, будет совсем иной отсчет ценности материальных благ. Но духовной красоте тех, кто, имея совсем мало, думал о многом и многое делал – вот этому в будущем, наверное, еще не раз позавидуют».

Поезд пришел в четыре часа дня. Перрон завалило снегом выше колен, вдоль матово поблескивающих рельсов порывистый ветер гнал вечный вокзальный мусор – обрывки бумаг, шелуху от яиц и шкурки от воблы. Коля вышел из вагона и сразу же увидел Витьку. Тот бросился к нему.

– Дома все хорошо. На Невском машиностроительном – несчастье. Бушмакин и мать сейчас в обкоме, докладывают. – Витька хотел взять чемодан, но Коля не отдал.

– Машина где?

– На площади. Домой заедете или прямо на Дворцовую?

– На завод, – сказал Коля. – По дороге расскажешь.

Сели в старенький «фордик» управления. Водитель покосился на Колю:

– Поздравляю с наградой, товарищ начальник! Как поедем? Со свистом?

Водитель потянул поводок сирены и, забирая от тротуара резко влево, выехал на Невский. Ехали быстро – километров под восемьдесят. Редкие автомобили прижимались ближе к тротуару, их водители провожали машину УГРО тревожными взглядами.

– Рассказывай, – попросил Коля.

И Витька рассказал. Всего лишь два часа назад рабочий бригады сварщиков Невского машиностроительного завода Вовка Анохин, бухгалтер Ровский и десяток других рабочих и служащих, не дождавшись, пока кассир Тихоныч откроет кассу, по общему решению выломали дверь. То, что они увидели, было страшным. Тихоныч, младший кассир Евстигнеев и два охранника из заводского караула лежали на полу. Все четверо были мертвы. У всех имелись следы пулевых ранений. Деньги – семьсот тысяч рублей – исчезли.

– Место происшествия осмотрено, составлен протокол, – сказал Витька. – Все сфотографировано, трупы отправлены в морг, результаты вскрытия будут известны вечером. Спецаппарат и доверенных лиц мы проинструктировали.

– Свидетели? – Коля наклонился к водителю. – Поторопись.

Взвыла сирена, автомобиль резко прибавил ход.

– Начали допрашивать, – ответил Витька. – Вы подключитесь?

Кондратьев молча кивнул.

Въехали на территорию завода. Это было старинное петербургское предприятие, в свое время принадлежавшее знаменитому Ивану Пермитину, тому самому, который, получив заказ на поставку котлов для строящихся военных кораблей, проворовался и очень подвел не только себя, но и своего благодетеля – графа Витте. Говорили, что «дело Пермитина» в немалой степени способствовало преждевременной отставке некогда всесильного министра.

Подъехали к дому, в котором помещалась касса. Его специально для этой цели выстроил еще дед Пермитина – дом стоял особняком. На первом этаже – вход с торца – помещалась бухгалтерия и расчетная часть. На втором – отдельный вход сбоку – находилась касса: небольшая с зарешеченным окном комната, к которой вели коридор и двухметровая лестница.

Приехал Сергеев, с ним Бушмакин и Маруська. Сергеев молча все осмотрел, спросил угрюмо:

– Что, Бушмакин? Есть надежда?

– Есть уверенность, – спокойно сказал Бушмакин. – Весь вопрос в сроках.

– Поговорим, – бросил Сергеев и направился к заводоуправлению. Там уже собрались рабочие и служащие, – две с лишним тысячи человек пришли из утренней и из вечерней смены. Все стояли молча, плотной стеной.

– Случилась беда, – начал Сергеев. – Враги народа убили ни в чем не повинных людей, украли деньги. Ваши кровью и потом заработанные деньги, товарищи. Обком партии и руководство завода прекрасно понимают – без денег не купишь продуктов и, значит, ваши семьи, ваши дети останутся голодными. Нет, товарищи, не останутся! Не старое время! Но ситуация тем не менее грозная: с деньгами в стране сейчас трудно. Мы не можем их взять на другом предприятии и отдать вам, а финансовых резервов в Ленинграде в данный момент нет.

– Что же нам, помирать? – раздался голос из толпы.

Рабочие зашумели. Сергеев поднял руку:

– Те, кто совершил это черное дело, рассчитывали, что вызовут ваше недовольство и сорвут выполнение срочного заказа для кораблей красного флота!

– Не сорвут! Не будет этого! – закричали в толпе.

– За бесплатно пусть партенные работают, – заорал кто-то. – Они идейные! А я, к примеру, жрать хочу!

– Мы рассчитываем на вашу революционную сознательность, товарищи, – не обращая внимания на выкрик, сказал Сергеев. – Мы уверены: рабочие-ленинградцы выполнят свой долг!

Рядом с Сергеевым встал чубатый парень в кожаной шоферской кепке.

– Агитировать нас не надо! – крикнул он. – Все мы будем работать, как положено! Кому совсем туго – найдете денег? Ну хоть на два дня?

– Всем выдадут на шесть дней! – крикнул Сергеев. – В течение шести дней уголовный розыск отыщет и деньги и виновных!

– Все! – парень широко улыбнулся, взмахнул кепкой. – Давай по цехам, братва! Слово товарища Сергеева – закон!

– Твоя-то как фамилия? – улыбнулся Сергеев.

– Анохины мы… – смутился парень. – Вовкой зовут.

– Спасибо за доверие, Вовка. – Сергеев пожал ему руку. – Иди работай, ты правильно сказал: слово большевика – закон! – Сергеев подошел к Бушмакину и Коле:

– Вот и решен вопрос о сроках. Шесть дней, только шесть дней.

– Как было? – повторил Анохин вопрос Коли. – Ну, шел политчас. Бригадир говорит: иди, Анохин, узнай в кассе, не будет ли после обеда получки? Я говорю: а как уйти? Неудобно! Да и интересно – про Гитлера разговор шел, про национал-социализм. Ну, все же пошел. Тихоныч в кассе сидел, чего-то ждал. Спрашиваю: деньги будут? «Вали, говорит, отсюда, когда объявят, тогда придешь».

Анохин перевел дух и продолжал:

– Он старик вообще-то добрый… был, – Анохин вздохнул, – я к нему и пристал. Нагрузки, говорю, у меня общественные, мне надо все успеть и потому – очередь вовремя занять. А вот стоит ли занимать? Подскажи. Он мне подмигнул, ну я понял, что стоит, и ушел. А назад иду – навстречу поднимается по лестнице Евстигнеев с мешком и два наших охранника. Само собой – я пулей в бригаду, ору: «Давай, очередь занимай! Есть деньги!» Ну, бригадир меня и отправил назад – на всех, говорит, займи… Всё, товарищ начальник. Остальное вы знаете. – Анохин опустил голову, сказал с болью: – Жалко их всех… Все, кроме Тихоныча, еще нестарые, жить да жить.

Коля внимательно посмотрел на парня:

– Слушай. Ты не думай, что мы долдоны или с головой у нас плохо. Просто в нашем деле подчас самая мелкая подробность – ключ к решению всего дела. Я к чему? Ты вспомни и подробно расскажи, что и как было после того, как ты снова пришел в кассу.

Анохин почесал в затылке:

– Пожалуйста. Ну, первое, очередь собралась – хвост на улицу. Я вижу такое дело, – нырь вперед! Все орут, отвечаю: у меня занято! Так на самом же деле! Я же был первый! Подгребаю к окошечку, а там, как всегда, первым стоит Ровский – пожилой такой, из бухгалтерии. Ну, ему и книги в руки, я не обиделся. Встал рядом, жду. Десять минут ждем, двадцать. Ровский стучать начал в окошечко, возмущаться.