Черные сны - Андрей Лабин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все, Модест, баста. Мне хватит. Червяков убьет. Я только обход начал.
– Не начал, а зачал. Не то же самое, что забеременеть. – Хазин поднял палец и пьяно хихикнул. Его физиономия сплющилась и поплыла. Таким пьяным старика Егор никогда раньше не видел. Тот, скрючившись в каталке, опустил голову, прищурил левый глаз, как бы прицеливаясь, рукой-крюком наполнил стопку. – Вот, так, – крякнул он, опуская бутылку на стол и выпрямляясь.
– Модест, а где кошара твой?
– Черт его знает. Сбег вроде. В форточку фр.
– Что, прямо из окна? У тебя же второй этаж.
– Фр, – пьяный старик сделал рукой неопределенный жест, показывая, как все происходило. – Лично созерцал.
– Что ему не жилось у тебя? И кормежка, и тепло.
– Индивидуальная имманентность, видите ли. Сижу, хлебаю щи, нечаянно заносится Тесло, весь вздыбившийся, глаза на выкате. Херак, херак на подоконник и в форточку. Даже не задумывался, фр и в низ. Думал, ушибся. Куда там. Хвост пистолетом через улицу и в подворотню. – Старик помолчал. – Да, что-то все от меня бегут. Жена на тот свет, дочь к тунеядцу, кот в подворотню. Знать, стою того. – Хазин печально вздохнул, – дай, что ли закурить. – Он поднял покачивающуюся на тонкой морщинистой шее голову. Посмотрел на Егора мутными тоскливыми глазами, сдвинул брови, казалось, не мог поймать его в фокус. – Сегодня я в разнос.
Егор протянул старику сигарету, дал прикурить. – Как со сном у тебя Модест?
– Это второй вопрос?
– Нет к слову. Осень, перемена погоды, многие старики на бессонницу жалуются.
– Раньше было, теперь нет. Только сомкну веки и в пропасть. Abyssus abyssum invocat, – язык старика сильно заплетался.
– Модест, хорош выпендриваться. Что сказал то?
– Бездна взывает к бездне.
– Во как.
– Кесарево Кесарю, – промямлил Хазин и стукнулся лбом о столешницу.
– Модест, Модест не отрубайся. Ты мне еще не ответил, – Егор затряс старика за костлявое плечо.
– Да!? – встрепенулся Хазин и в непонимании завертел головой.
– Куда она уехала?
– Дочка то? В Пыхтино.
– Это совсем, рядом. Рукой подать.
– Глупый ты, Егорка, – и он снова бахнулся на стол.
– Эй, эй. – Егор осторожно тронул старика за плечо. Тот не реагировал. Егор постоял еще с минуту возле, затем достал из кармана очки и натянул резинку на голову. Подождал пока глаз привыкнет к диоптриям и медленно обвел взглядом кухню. Он не мог определиться, то ли тонкий запах животного действительно витает в воздухе, то ли кажется. Слишком много было сильных посторонних запахов. Мало того, что хозяин держал настоящее животное, часто забывал очищать лоток и вместо наполнителя рвал газету.
Егор обошел мирно сопевшего старика, заглянул в просвет между холодильником и стеной. По очереди распахнул все шкафы, посмотрел под мойкой. Не обнаружив паскудника, бесшумно ступая, прошел в комнату. План работал. Он остановился у двери. Она была нараспашку. Заваленная журналами, книгами, газетами комната старика представляла собой свалку макулатуры. Егор опустился на колени и заглянул под кровать. В полумраке поблескивала стальными прутьями клеть. Он подполз ближе и вытянул руку. Пальцы коснулись холодного металла. Егор подцепил и вытащил на свет решетку. Обычная решетка из железной проволоки с фанерным дном, с квадратной гнутой ручкой, с дверцей. Поднес к лицу и несколько раз втянул ноздрями воздух. Пахло собачатиной. Егор поставил ее рядом и припал к полу, просматривая через линзу пространство между поверхностью пыльного выцветшего ковра и низом кровати.
– Timeo Danaos et dona ferentes. Бойтесь данайцев дары приносящих, – послышался за спиной развязный голос Хазина.
– Что это у вас за нахлобучина, абаим коварный?
– А?! – от неожиданности Егор вздрогнул. Он не слышал, как подкатился старик. Порывистым движением сдернул с головы устройство и обернулся. Его лицо было обескуражено и выглядело глупым.
– Марочки ищем? – прищурив по ухарски правый глаз, развалившись в кресле – каталке вещал Модест. – Может, объяснитесь, милейший?
– Модест, – промямлил Егор, пряча очки в карман куртки, – мне марки твои не нужны. Ты вряд ли поймешь… Если не знаешь, то… и объяснять нечего.
– Чего это я не знаю? – с наигранным любопытством старик подался вперед. – Ась?
– Я пойду, – под прожигающим взглядом Модеста Егор поднялся, протиснулся между каталкой и косяком, быстрым шагом прошел по коридору. Хозяин его не провожал. Егор взял пакет с продуктами для Богдана, захлопнул дверь и сконфуженный, заподозренный в воровстве сбежал по лестнице. От стыда горели уши. В слепой злобе нащупал в кармане устройство и с силой сжал кулак, намереваясь раздавить. Не вышло. Украдкой он поднял глаза вверх. Рыбы не было, лишь рваные лохмотья вымоченной в луже ваты плыли по небу. Солнце белым пятном мерцало за белесой поволокой.
По расквасившейся тропинке Егор спустился в овраг. Перепрыгнул через мутный ручей. От хмеля не осталось и следа. Прохладный влажный воздух бодрил. Цепляясь за сухие стебли коневника, он взобрался на склон. Специально пошел короткой дорогой, чтобы до обеда успеть к одноногому таксисту.
Вышел на асфальт и застучал ногами, отбивая с ботинок шматы рыжей глины. Обтер подошву о траву, отцепил от брючины репейник, окинул себя придирчивым взглядом. – Чертова осень, – процедил сквозь зубы, еще потопал и направился вдоль дороги, оставляя за собой на мокром асфальте ржавые отпечатки. Машины обгоняли, обдавая шлейфом водяной пыли. Егор отворачивался и ругал погоду, лужи, водителей.
Дверь была приоткрыта. Егор толкнул ее и вошел в дом.
– Богдан, ты здесь?
До слуха доносился разговор. У таксиста явно были гости. Егор пошел на голоса и оказался на кухне. Он замер у порога, не решаясь войти. Богдан сидел на своем месте спиной к окну под отремонтированным трамвайным держателем. Правая рука лежала на столе, трость с рукояткой от коробки передач облокотилась на его широкое бедро. Рядом сидела Нина. Она накрыла руку отца своей и внимательно слушала. Богдан, потупив взгляд, о чем-то говорил. Девушка кивала и временами сильнее сжимала руку отца, глаза ее блестели.
От умиления по лицу Егора растеклась улыбка. Осторожно, стараясь не шуметь, он попятился. Незамеченный вышел на террасу, оставил пакет с продуктами и покинул дом инвалида. У калитки встретил мальчика лет четырех, который спрыгнул с трехколесного велосипеда с седлом перемотанным изолентой и, зажав коленями колесо, пытался выровнять руль. Егор помог ему. Легкая улыбка блуждала на его губах, когда шел по песчаной укатанной проселочной дороге. День преобразился. Он шел и думал о том, что теперь у Богдана будет все хорошо. Радовался за Нину, за ее сына.
Телефон зазвонил, когда он подходил к автобусной остановке:
– Алло, Егор?
– Да, привет.
– Привет, Татьяна Михайловна
