Святыни и древности Турции - Евгений Викторович Старшов

Из книги Фатиха Чимока «Saint Paul in Anatolia and Cyprus» явствует, какова была продукция Димитрия и его коллег: «Влияние Павла вызвало враждебность гильдии среброкузнецов, которые делали миниатюрные ковчежцы и приношения для посвящения Артемиде. Надпись, найденная в театре и перенесенная на расположенную рядом нижнюю агору, датируется 40 годами после мятежа и упоминает о едином приношении 29 изображений, возможно, подобных тем, что изготовляли Димитрий и его мастеровые. Сделанные из золота и серебра и весящие от полутора до четырех кг каждое, они представляли собой фигурки богини с двумя оленями-самцами и разнообразием символических фигур. Эти объекты, посвященные Артемиде, носились в публичных процессиях по всему городу и затем ставились в ее храме».

Сделаем, при случае, небольшое отступление. Так называемая Артемида Эфесская не имела ничего общего с греческой богиней, кроме имени, что мы уже отмечали в главе про Милет, рассуждая о странной Баубо. Так вот, Артемида Эфесская, эта местная богиня, настоящего имени которой мы уже никогда не узнаем, тоже была весьма причудливым созданием, поскольку имела как символ плодородия огромное количество персей. Вольно-невольно опять согласишься со Страбоном, писавшим, что и Эфес мог быть обязан своим возникновением амазонкам, да и Каллимах писал, что именно Артемида Эфесская была покровительницей амазонок. Возникшее не так давно мнение о том, что Артемида обвешана не персями, но тестикулами, что, мол, тоже символизирует плодородие, идет вразрез с известным эпитетом Артемиды Эфесской – «πολύμαστα», то есть «многогрудая». Хотя оригинал давно погиб, изображение этой Артемиды сохранилось в многочисленных античных копиях и на монетах Эфеса (наряду с символом города – пчелой). Еще один важный момент: культ культом, а и денежный вопрос существует; фактически, выражаясь современным языком, храм Артемиды Эфесской исполнял функции банка, не только принимая средства на хранение, но и ссужая их – явно не безвозмездно.

Вот что пишет А. Ранович в своем труде «Восточные провинции Римской империи в I–III вв.», цитируя античные источники: «Громадные средства накопились в казне храма Артемиды Эфесской. “Вы знаете, вероятно, – пишет Дион Хризостом, – про эфесян, что у них вложено в храме Артемиды много денег частных лиц, не только эфесян, но и иностранцев и людей откуда угодно, а также деньги, принадлежащие народам и царям. Все помещающие вклады помещают их ради верности, так как никто никогда не осмелится обидеть это место, хотя были бесчисленные войны и город не раз был взят. Ясно, что деньги лежат просто на счете, но обычно их дают взаймы эфесянам под заемные письма”. Элий Аристид говорит, что Эфес – “общая казни Азии… убежище в нужде” (Правда, еще Страбон отмечал, что правившие Эфесом цари – значит, либо Селевкиды, либо Птолемеи, либо Атталиды, а потом еще и римские откупщики – пытались наложить руку на благосостояние эфесской богини: «За устьем Каистра идет озеро, образовавшееся от разлива моря, под названием Селинусия; рядом лежит другое озеро, соединяющееся с первым; оба озера приносят большие доходы. Эти озера, хотя и священные, цари отняли у богини, римляне же возвратили их назад. А государственные откупщики снова путем насилия овладели налогами, но в результате посольства Артемидора в Рим, как он сам говорит, ему удалось не только вернуть озера богине, но даже выиграть по решению суда отпавшую от Эфеса Гераклеотиду. В благодарность за это город воздвиг ему в храме золотую статую. В самой отдаленной части озера находится святилище царя, построенное, как говорят, Агамемноном»). Так что Павел, с точки зрения эфесцев, покушался не только на духовное, но как бы и на материальное, подтверждением чему – нижеприведенная аргументация ювелира Димитрия.

Итак, мы переходим к эфесскому мятежу против Павла в городском театре (в русской Библии «театр» передается как «зрелище», в славянской – «позорище»). Св. Лука описывает это событие так: «В то время произошел немалый мятеж против пути Господня, ибо некто серебряник, именем Димитрий, делавший серебряные храмы Артемиды и доставлявший художникам немалую прибыль, собрав их и других подобных ремесленников, сказал: друзья! вы знаете, что от этого ремесла зависит благосостояние наше; между тем вы видите и слышите, что не только в Ефесе, но почти во всей Асии этот Павел своими убеждениями совратил немалое число людей, говоря, что делаемые руками человеческими не суть боги. А это нам угрожает тем, что не только ремесло наше придет в презрение, но и храм великой богини Артемиды ничего не будет значить, и испровергнется величие той, которую почитает вся Асия и вселенная. Выслушав это, они исполнились ярости и стали кричать, говоря: велика Артемида Ефесская! И весь город наполнился смятением. Схватив Македонян Гаия и Аристарха, спутников Павловых, они единодушно устремились на зрелище. Когда же Павел хотел войти в народ, ученики не допустили его. Также и некоторые из Асийских начальников, будучи друзьями его, послав к нему, просили не показываться на зрелище. Между тем одни кричали одно, а другие другое, ибо собрание было беспорядочное, и большая часть собравшихся не знали, зачем собрались. По предложению Иудеев, из народа вызван был Александр. Дав знак рукою, Александр хотел говорить к народу. Когда же узнали, что он Иудей, то закричали все в один голос, и около двух часов кричали: велика Артемида Ефесская! Блюститель же порядка, утишив народ, сказал: мужи Ефесские! какой человек не знает, что город Ефес есть служитель великой богини Артемиды и Диопета? Если же в этом нет спора, то надобно вам быть спокойными и не поступать опрометчиво. А вы привели этих мужей, которые ни храма Артемидина не обокрали, ни богини вашей не хулили. Если же Димитрий и другие с ним художники имеют жалобу на кого-нибудь, то есть судебные собрания и есть проконсулы: пусть жалуются друг на друга. А если вы ищете чего-нибудь другого, то это будет решено в законном собрании. Ибо мы находимся в опасности – за происшедшее ныне быть обвиненными в возмущении, так как нет никакой причины, которою мы могли бы оправдать такое сборище. Сказав это, он распустил собрание. По прекращении мятежа Павел, призвав учеников и дав им наставления и простившись с ними, вышел и пошел в Македонию» (Деян. 19: 23–20: 1). Следует обратить внимание, что эфесцы вообще были народ, легко возбуждаемый к разного рода мятежам, – подтверждением тому может служить надпись II века н. э. из города Магнесия с сообщением о бунте эфесских хлебопеков под предводительством некоего Ермия.

В этом описании, как указывает Ф. Чимок, весьма интересно упоминание об «Асийских начальниках» – Азиархах, доброжелательно отнесшихся к Павлу, хотя они, по сути, были не только представителями римской власти, но и, по совместительству, жрецами официального императорского культа. Фактически они защитили его от нападок иудеев. Так завершилось миссионерское служение апостола Павла в Эфесе – несколько, возможно, преждевременно и не настолько плодотворно, как ожидалось, но, даже уйдя из враждебного города, он не оставил его без пастырского попечения и, оказавшись через какое-то время снова в тех же краях, хоть сам и не решился идти в Эфес (Лука, как очевидец, приводит этому объективную причину), но вызвал в соседний город Милет эфесских пресвитеров, где дал им последние наставления (см. главу о Милете). Пребывая в заключении в Риме, апостол пишет послание эфесянам, отличающееся, по меткому определению архимандрита Никифора, «…особенною высотою предметов и глубоким его прозрением в тайны Божественныя. Здесь апостол с одной