Очарованная - Джиана Дарлинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В безопасности, — повторил он, его сильные руки наконец обхватили меня тугой подпружинкой.
Это было странное волшебство, особенно объятия этого мужчины.
Он поселил воюющих демонов внутри меня, спел им колыбельную и уложил спать. Поэтому, когда Александр, наконец, провел рукой по моей голове и запустил ее в мои волосы сзади, чтобы наклонить мое лицо для поцелуя, я была готова к этому.
Его плюшевый рот ел мой, как будто у нас было все время в мире, покусывая мои губы зубами, терся своим извилистым языком о мой и дыша своим сладким мятным дыханием на мою щеку.
Он соблазнил меня этим поцелуем, заставив довериться ему и нуждаться в нем. Небольшой огонь вспыхнул в моем центре и наполнил мое замерзшее тело восхитительным жаром.
— Ты моя, — сказал он мне в губы, покусывая их между словами, пока они не стали нежными, как ушибленные лепестки. — Ты моя, чтобы защищать и утешать так же, как ты моя, чтобы играть и использовать. Скажи это, Козима.
— Я твоя, Мастер, — прошептала я в его открытый рот, вонзая свои слова, как декадентский шоколад, который тает на его языке.
Он смаковал его, облизывая губы, когда его глаза потемнели. — Хорошо, Мышонок. Теперь я честно выиграл эту киску. Ложись и покажи мне мой приз.
Затем рука в моих волосах потянулась сильнее, манипулируя моим желанием, как кукольник веревкой. Моя потребность вспыхнула сильнее, и я захныкала ему в рот, когда его поцелуй стал жестоким.
Он толкнул меня в грязь, но в этом не было необходимости, мои ноги уже были раздвинуты, холодный зимний воздух впивался в медовые складки моей киски. Я хотела, чтобы он увидел меня, увидеть, как горят его глаза, когда пальцы скользят по влаге, размазывая мое возбуждение по всей моей пизде и внутренней части бедер, как какой-то языческий поклонник.
Мой рот наполнился слюной, когда он спустил свои штаны для верховой езды настолько, чтобы освободить свой толстый член, а затем грубо сжал его кулаком в своей большой руке. Его лицо было диким в темноте и с желанием, когда он поднес руку к моему лицу, а другой использовал свой член, чтобы сделать надрез на моем входе.
— Ты можешь кричать сколько хочешь, Красавица, никто не придет тебе на помощь, пообещал он, а затем погрузился прямо в конец моей пизды.
Я закричала, но на этот раз он разгладил края моих разорванных легких и я почувствовала, как мед покрывает мое горло.
Я закричала, когда он врезался в меня посреди зимней шотландской ночи, наше совместное тепло растопило иней на сосновых иголках над головой, так что они стекали по нашим телам, как очищающий дождь.
Я закричала, когда он наклонил голову, чтобы взять мои соски зубами, боль раскололась, как орех между его коренными зубами, в божественное наслаждение, и я закричала еще сильнее, когда он использовал руку на моей киске, чтобы ввести еще один палец в мою пизду рядом с его членом, и я стала осхитительно переполнена.
Я не закричала, когда потоком кончила на его член и бедра, так как все, что было во мне некрасивым и нечистым, вылетело из меня при исходе.
Вместо этого я со вздохом произнесла его имя и позволила напуганному разуму найти утешение в его дисциплине над моим телом.
Смутно я ощущала горячий всплеск его спермы внутри меня, когда он достиг оргазма, держа меня близко и крепко, так что я могла чувствовать резкое напряжение его возбуждения, а затем расслабиться от удовлетворения.
А потом, думаю, я потеряла сознание.
Когда я снова открыла глаза, это было потому, что Александр поднял меня на свою лошадь. Я медленно моргнула, когда он не сел на него сам, а вместо этого повернулся, чтобы пройти на близкое расстояние.
И снова моргнула, когда увидела, что что-то висит на дереве.
Это была оранжевая вспышка, которая привлекла мое внимание и вытащила мой погружённый разум в ясность.
Я узнала цвет волос по загону, по бедной девушке, которая предложила разделить со мной свое убежище.
Она свисала с дерева за разорванное и завязанное узлом платье, ее молочно-белое тело блестело в лунном свете и было покрыто пятнами грязи, покачиваясь на холодном ветру.
Кровь почернела на внутренней стороне ее бедер, и я не сомневалась, что ее использовали и бросили в сторону в третий раз за такое количество охот.
Третий удар оказался слишком сильным для девушки с мертвыми глазами, и она уступила своим демонам, покончив с собой.
Мое сердце скрутилось, окровавленное и изношенное, как старая ткань, когда я смотрела, как Александр срезал ее с дерева и осторожно положил ее на отдых под старой рябиной. Я пригладила ее пряные волосы, скрестила руки на груди, а затем склонила голову над ее распростертым телом в безмолвной молитве.
— Они хуже зверей, — пробормотала я сквозь туман своего изнеможения, когда Александр подъехал ко мне сзади на лошади. — Потому что они знают больше и все еще действуют таким образом.
— Да, — согласился Александр, крепко обняв меня и взяв поводья, пока мы шли по лесу.
Случайные крики все еще эхом раздавались в темноте, но уже меньше, так как большинство девушек уже были схвачены несколько часов назад. Я знала, что Астор ведет разведку впереди и, вероятно, предупредит Александра о приближающихся охотниках, поэтому позволила себе немного расслабиться, прижавшись к его теплому телу.
— Зачем ты это с ними делаешь? — спросила я.
Я должна была знать, мое сердце превращалось в два, одно темное и одно светлое, наполовину Александрово и наполовину мое. Мне нужно было узнать тонкости его злодеяний, прежде чем я позволю себе погрузиться глубже во тьму.
— Говорю же тебе, я родился здесь и вырос по их правилам. Для меня должно быть заведено быть одним из учеников Ордена, так же как многие другие вещи в моей жизни являются моими врожденными обязательствами.
— Должно быть, — проверила я, уткнув голову ему под подбородок и натягивая куртку, которую он когда-то накинул мне на плечо, ближе к себе. — Но это не так.
— В течение многих лет я думал, что мне суждено стать сыном своего отца, и я ненавидел эту мысль. Потом моя мама умерла, и человек, который не знал, как любить, стал единственным человеком, оставшимся в моей семье. Из-за этого мне было еще труднее избавиться от бремени быть сыном и наследником моего отца.
— Может быть, семья — это еще не все, — пробормотала я, не осознавая, как мои слова могли быть применимы ко мне, когда