Тихая моя родина - Сергей Юрьевич Катканов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Антонию не было необходимости принимать на себя миссионерские труды. Когда римский инок ещё только прибыл в Новгород, а было это ночью, начали звонить к заутрене, весь город наполнился колокольным звоном, возвещая торжество Православия. К этому торжеству он и стремился, убегая из еретического Рима. Видимо, труды преподобного Антония были угодны Богу, поскольку основанный им монастырь просуществовал до наших дней. Но Герасимовы пути были направлены в сторону прямо обратную — из Киева, где православие и так уже торжествовало, в Вологду, где истину ещё только предстояло утвердить.
***
Когда лесная хижина преподобного Герасима благодаря своей близости к посаду стала известна вологжанам, многие из них стали посещать его. Сначала из любопытства, потом, когда увидели в нем опытного старца, ради советов и наставлений. И сам преподобный иногда бывал в посаде — в храме на службе и для покупки еды. Постепенно он близко познакомился с вологжанами, увидел их духовную бедность, наивные, недостаточные представления о вере и жизни христианской. Поболел преподобный душой о наших предках и возгорелся желанием послужить их спасению. Он решил построить храм во имя Святой Троицы и основать при нем иноческую обитель. Для крещеной, но не достаточно ещё просвещенной Северной Руси это было самым насущным делом. А в это время великий киевский князь Изяслав затеял дело весьма несвоевременное.
***
В июне 1147 года князь созвал в Киеве собор русских епископов. (Преподобный Герасим, по всей видимости, только что покинул Киев). Изяслав предложил архиереям самим, без патриарха Константинопольского, избрать и поставить для Руси нового митрополита на освободившуюся кафедру. Князь хотел, чтобы теперь это был русский, а не грек, как раньше. Как на достойного, он указал на схимника Климента Смолятича, про которого говорили, что он такой «книжник и философ», какого прежде на Руси не бывало.
Но на соборе мнения архиереев разделились. Черниговский епископ Онуфрий сказал: «Епископам, собравшимся вместе, принадлежит власть поставлять митрополитов». На это новгородский епископ Нифонт ответил: «Нет такого в законе, чтобы митрополита ставить епископам без патриарха».
На соборе было девять епископов. Только шесть из них согласились с великим князем на постановление Климента Смолятича русским митрополитом. Формально Климент стал киевским первосвятителем, но в некоторых епархиях его так и не признали. Епископ Нифонт Новгородский был самым рьяным противником нового митрополита, который, по его мнению, был поставлен незаконно. Патриарх Константинопольский даже слал Нифонту грамоты, в которых уподоблял его святым за подвиг мужественной верности церковным канонам.
Дело было, однако, отнюдь не только в Нифонте. Митрополит Климент не получил на Руси общецерковный поддержки, то есть не был признан всем народом Божиим. Многие русские люди видели в Константинополе столицу Православия, а потому смотрели на попытки великого князя посадить «своего» митрополита, как на беззаконие. А когда киевским князем стал Юрий Долгорукий (1155 г.), немедленно дано было знать в Константинополь, что Киев готов принять митрополита от патриарха, и Климент был изгнан во Владимир Волынский.
Разрушилось это дело, видимо, не без Божьей воли. Раньше времени оторвавшись от Матери-Церкви Цареградской, Русская Церковь, а с ней и Русское государство могли захиреть духовно. Русь, не будучи ещё самодостаточной, могла заплатить жестокую цену за политические амбиции князя Изяслава. Видимо, Юрий Долгорукий, мудрый православный политик, это прекрасно понимал, а потому и не счел за унижение поклониться Цареграду.
Убогое духовное состояние северных русичей, открывшееся преподобному Герасиму, лучше всего подтверждает, что наш час ещё не пробил. Мало было иметь на первосвятительской кафедре в Киеве одного весьма ученого «философа» Климента. Надо было ещё всему народу русскому возрасти духовно. Ещё только начинали монахи-подвижники просвещать глухомани. Ещё предстояло вырасти под Москвой Сергиевой обители, великой лавре северной, на смену разгромленной татарами южной лавре Киевской. И когда разлетятся птенцы гнезда Сергиева по самым дремучим уголкам Руси, привлекая к Богу простой деревенский люд, тогда Москва станет Третьим Римом на смену одряхлевшему Константинополю. И будет в русской столице свой патриарх.
***
Преподобный Герасим начал рубить лес и очищать место дляпостроение храма и обители. Ho, когда он сказал об этом вологжанам и стал просить помощи и содействия, его желание показалось странным, ненужным, а главное — неслыханным. Ведь на севере Руси не было тогда ещё ни одной обители иноческой. Сначала преподобный не только не нашёл в местных жителях никакого сочувствия своему предприятию, но и встретил противодействие. Некто Пятышев, богатый земледелец и христианин (?!) пожалел места для храма Божия, начал с преподобным спор о земле, хотя она не приносила Пятышеву ни какой выгоды.
Преподобный Герасим не пал духом и не отчаялся в успехе строительства. Он возложил свои надежды на Бога и усердно продолжал начатое, трудясь с утра до вечера. Когда приходили к нему вологжане, он старался объяснить им, что трудится не для самого себя — у него на родине в Киеве много храмов и монастырей. Это строительство начато по воле Божьей ради них — северян. И нечего было нашим предкам возразить на справедливые слова киевского старца.
***
А в самом Киеве, между тем, кипели страсти. Вступивший на великокняжеский престол князь Игорь Ольгович был, однако, разбит на поле брани соперником Изяславом, который и стал в Киеве княжить. Игоря пленили и отвезли в Переяславль, заключив в темницу. Благоверный — князь, наученный православием спокойно относиться к превратностям судьбы, без скорби и даже духовно радуясь воспринял своё новое положение. «Давно и в самом счастии хотел я посвятить душу мою Богу. Ныне в темнице и при дверях гроба могу ли желать другого?» Игорь (в крещении — Георгий) принял схиму с именем Гавриил. Он как бы умер для всего мирского, но мир не желал оставить его в покое.
Родственники Игоря, Ольговичи, грубо потребовали отпустить их брата. Киевляне тут же выразили готовность идти против Ольговичей войной, а для начала решили убить несчастного князя схимника. Князя Изяслава не было тогда в Киеве. Напрасно брат его, Владимир, говорил народу, что эта расправа противна воле Изяслава. Темный люд, помраченный жаждой крови, нагло отвечал: «Мы знаем, что он того не хочет,
