Мозаика Парсифаля - Роберт Ладлэм

— Что еще за этим скрывается? — В голосе русского звучало нечто похожее на сочувствие. — Ничего сложного. В сущности принято наиболее рациональное решение, сэкономившее время и средства. Вместо того, чтобы менять коды, перестраивать структуры и системы, они решили устранить человека, который знает чересчур много. Шестнадцать лет безупречной оперативной работы и в награду «не подлежит исправлению».

Майкл еще ниже опустил руку с пистолетом, бессильно опустил голову, однако глаза продолжали косить в сторону зеркала.

— Я должен подумать, — прошептал он. — Все выглядит как сплошное безумие, представляется какой-то нелепостью.

Ложь номер четыре — самая красноречивая! Русский потянулся к пистолету!

Хейвелок развернулся, и выстрелил. Офицер ВКР схватился за локоть. Кровь проступила сквозь рукав и закапала на пол.

— Моя рука! — воскликнул он.

— Мы только приступили! — произнес Майкл, его голос, казалось, гремел, хотя слова были произнесены шепотом. Он подошел к русскому, толкнул его к стене, вытащил у него из кобуры пистолет и швырнул его в дальний угол. — Вы слишком уверены в себе, товарищ, и слишком складно излагаете факты! Так нельзя! Надо хоть чуть-чуть колебаться, чтобы объяснить возможные ошибки. У вас было их несколько.

Русский не произнес ни слова. Во взгляде его можно было прочесть ненависть и безразличие, как обычно у людей, всю жизнь учившихся ненавидеть и умирать. Они существуют под разными вывесками: Гестапо, Ниппон Кай, ООП, Военная... Есть и другие организации, но они выступают в иной весовой категории. Смерть там не входит в условия игры. Только ненависть. Их сотрудники не фанатики, готовые маршировать к смерти под грохот барабанов всепоглощающей священной ненависти.

Майкл ответил молчанием на молчание — взглядом на взгляд. Потом спокойно сказал:

— Не расходуйте зря адреналин. Я не стану вас убивать. Уже не один год вы чувствуете себя обреченным. Но будь я проклят, если пойду навстречу этой вашей обреченности. Нет. Но я прострелю вначале ваши коленные чашечки, затем кисти обеих рук. Вы не готовы к жизни с подобными травмами. Да и кто готов, по совести говоря? Особенно при нашей профессии. Вы только представьте, что самые обычные действия окажутся для вас невозможными. Действия самые простые.

Подойти к дверям, выдвинуть ящик письменного стола, набрать номер телефона, сходить в туалет. Не говоря уже о том, чтобы достать револьвер и нажать на спусковой крючок.

Русский побледнел, его нижняя губа задрожала.

— Не надо... — хрипло прошептал он по-русски.

— Надо, — тоже по-русски ответил Хейвелок. — Но вы можете избежать этого, если расскажете правду про Коста-Брава.

— Я же сказал вам, что ничего не знаю!

Майкл опустил «магнум» и выстрелил разведчику в бедро. Кровь брызнула на стену. Русский вскрикнул и рухнул на пол. Хейвелок схватил его левой рукой за лицо.

— Жаль, не попал в колено. В следующий раз попаду, причем в оба.

Хейвелок направил пистолет вниз.

— Не надо! Прекратите! — Офицер Военной контрразведки откатился в сторону, зажав раненую ногу. Он сломался. Обещанная Майклом перспектива куда страшнее смерти. — Я скажу все, что мне известно!

— Я сумею отличить правду от лжи. Мой палец на спусковом крючке, кисть вашей правой руки под прицелом. Солжете — останетесь без нее.

— Я сказал вам сущую правду. Нас не было той ночью на Коста-Брава.

— Ваш код расшифровали. Это сделал Вашингтон. Я видел его и лично послал сообщение.

— Вашингтон ничего не расшифровывал. Код был сменен за семь дней до четвертого января. Никакой телеграммы от вас мы не получали. Но если бы даже получили и поверили в нее, все равно не смогли бы ничего предпринять.

— Почему?

— Нас не было в том районе. Ни единого человека. Нас выслали из сектора. — Русский закашлялся, и лицо его исказилось от боли. — На период, о котором мы ведем речь, всякая деятельность была приостановлена. Нам категорически запретили появляться ближе чем в двадцати милях от пляжа Монтебелло на Коста-Брава.

— Лжешь!

— Нет, — ответил офицер ВКР. Он лежал скорчившись, поджав под себя раненую ногу, не сводя глаз с Майкла. — Нет, я не лгу. Таков приказ из Москвы.

Книга вторая

Глава 15

В тот вечер в Вашингтоне лил дождь. Косые яростные струи ломались под напором постоянно меняющего направление ветра. Ни пешеходы, ни водители не могли в таких условиях полностью доверять своему зрению. Лучи фар встречных машин, преломляясь, неожиданно меняли угол и ударяли в глаза. Шофер за рулем лимузина, двигающегося по Четырнадцатой улице по направлению к восточному въезду в Белый дом страдал от этого не меньше остальных. Он нажал на тормоза и крутанул руль, чтобы избежать столкновения со встречным автомобильчиком с зажженными фарами, который в струях дождя был похож на большого атакующего жука. На самом же деле автомобильчик был далеко слева и все время оставался на своей стороне проезжей части улицы. Маневр лимузина оказался излишним, и шофер беспокоился, не заметили ли важные пассажиры его ошибки.

— Прошу извинить, джентльмены, — проговорил он в интерком, переведя взгляд с зеркала заднего вида на толстое стекло, отделяющее его от пассажиров.

Ни один из них не ответил, будто не слышал, но по синему огоньку на аппарате внутренней связи шофер знал, что это не так. Зато шофер не мог слышать голосов за разделительным стеклом. Красная лампочка, само собой, оставалась темной. Она зажигалась лишь в те моменты, когда отдавались распоряжения. И еще дважды в день во время проверки всех систем в гараже перед выездами. Говорили, что в аппарате находился чувствительный прерыватель, который включался при малейшей попытке вмешаться в действие интеркома.

Люди, которые пользовались этими лимузинами, назначались президентом Соединенных Штатов Америки, а надежность шоферов постоянно проверялась Службой безопасности. Каждый водитель был холост, не имел детей, каждый обладал опытом боевых действий, был ветераном, прошедшим через огонь и знавшим тактику террористов и диверсантов. Экипажи, которые они водили, создавались с расчетом на максимальную безопасность. Стекла окон выдерживали удар крупнокалиберной пули, по низу всей рамы располагались направляющие устройства с соплами, выбрасывающими при повороте тумблера струи газа двух типов. Один из них слегка оглушал и предназначался против уличных волнений или чересчур буйных демонстрантов, второй был почти смертельным и использовался при нападении террористов. Шоферы получили приказ защищать пассажиров ценой собственной жизни, потому что это были личные советники президента. Они везли важные государственные тайны, и к их услугам президент прибегал лишь в кризисных ситуациях.

Водитель посмотрел на часы, вмонтированные в приборную доску. Почти девять двадцать. Прошло четыре часа с того времени, когда, завершив предыдущую ездку, он, после электронной проверки машины, собирался отправиться домой. Через тридцать пять минут шофер уже принимал аперитив в ресторане на Кей-стрит. Он хотел было заказать ужин, когда из сигнального устройства, прикрепленного к поясу, последовал короткий однотонный сигнал. Водитель позвонил по известному ему номеру в диспетчерскую Службы безопасности и получил приказ немедленно явиться в гараж: «Чрезвычайное положение Водолей один, Скорпион нисходит». Он сразу понял значение слов, лишенных содержания и смысла. Хозяин Овального кабинета нажал на кнопку. Всех старших водителей вызывают на работу. Предыдущие распоряжения отменены.

Вернувшись в гараж, водитель был слегка удивлен: к рейсу подготовили всего два лимузина. Между тем он ожидал увидеть шесть или семь длинных машин, выведенных из боксов и готовых к выезду. Одному из них следовало отправиться по адресу на Бервин-Хайтс, а второму — на военно-воздушную базу Эндрюс. На базе им предстояло дождаться прибытия двух человек на самолетах ВВС с островов Карибского моря. Время прилета обозначалось по часовому поясу Восточного побережья. Между приземлениями было пятнадцать минут.

Пассажир помоложе прибыл первым. Водитель узнал его сразу, у него был на редкость наметанный глаз. Имя пассажира звучало как название порта приписки парусной яхты — Хэльярд. Славы он достиг на твердой земле. Генерал-лейтенант Малколм Хэльярд был ветераном Второй мировой войны, войн в Корее и во Вьетнаме. Отважный солдат начал с того, что командовал взводами и ротами во Франции и за Рейном, батальонами в Кэсоне и Инчхоне и, наконец, армиями в Юго-Восточной Азии. Там, в Дананге, водитель и видел его несколько раз. В верхних эшелонах армии генерал слыл чудаком. Никто не знал, давал ли он когда-либо пресс-конференции, зато всем было известно, что он, где бы ни находился, гнал от себя фотокорреспондентов — как гражданских, так и военных. Хэльярд, получивший прозвище Канатоходец, был блестящим тактиком, одним из первых он заявил для «Конгрешнл рекорд» о том, что война во Вьетнаме — идиотизм и ее невозможно выиграть. Он избегал публичности с упорством, которое продемонстрировал на полях сражений. Манера поведения боевого генерала очень нравилась президенту.