Призраки истории - Сергей Баймухаметов

С тех пор, с того моего открытия, прошло добрых два десятка лет. И только через двадцать лет, году этак в 1995-м, придя на телевидение, получив возможность, я сразу же и задумал снять об этом фильм. Показать.

Смешно вспоминать сейчас… Тут многое, опять же, совпало. И бедность телерадиокомпании «Мир», и мой телевизионный дилетантизм пополам с самоуверенностью, и моя же совковая привычка экономить казенные деньги. Для такого-то фильма большая бригада создается: директор, администратор, режиссеры, помощники, и прочие, и прочие. У нас же вся съемочная группа состояла из водителя Александра Иваныча Дидко, оператора Саши Терентьева и меня. Видеокамеру взяли, которая похуже и подешевле необходимой раз в десять. Настоящую, дорогую, побоялись утопить или испортить. И верно, могли. По реке Луже мы с Сашей часа три шли под холодным осенним дождем. О себе не думали — простынем да и все, — мы камеру своими телами прикрывали. А на Протве запросто могли японскую чудо-технику булькнуть в глыбь. Саша раза четыре едва не вываливался за борт. Мы ведь съемки вели не с твердого настила плоскодонки или катера, а с двух моих хлипких резиновых лодчонок, скатамараненных при помощи весла. Накануне мы все окрестности Боровска обрыскали, в две-три деревни наведались, чтобы нанять лодку или катер, — и не нашли: не держит нынче народ на Протве лодок…

Но так или иначе, фильм мы сняли. Сама мысль, идея-открытие, натура сама такая, что их трудно было испортить. Многие мои знакомые звонили и говорили, что впервые осознали, впервые увидели… Действительно, я ведь дал другую точку зрения — в самом прямом, буквальном смысле слова.

Попробуйте по той же Москве-реке пройти на прогулочном теплоходике — и вы увидите… Что все не случайно и не просто так. И уж тем более на Волге, Днепре, Клязьме… Нижний Новгород, Киев, Владимир… где кремлевские зубчатые стены высятся на речных кручах, — это города особые, для них, по-моему, существует даже особый термин в архитектуре — богатырская архитектура…

Ведь монастыри на Руси называли еще сторожами… То есть военными крепостными укреплениями, сторожащими округу и все в округе. И само собой разумеется, прежде всего как цитадели, как неприступные крепости строились городские кремли.

Если с Клязьмы смотреть на Владимир, на золотые купола и мощные зубцы крепостных стен, то очень легко представить, каким он, город, был семь-восемь веков назад. Конечно, речные откосы сейчас застроены уродскими сараями, складами, кочегарками, густо поросли кустарниками и высокими деревьями. В древнем Владимире здесь не то что изб и деревьев — даже кустов не было. Все вырубали и расчищали. Чтобы просмотр был полный, чтобы не мог, прячась за кустами, подойти к стенам враг. А такую кручу, да еще под открытым обстрелом, никакой противник не одолеет. А в мирные дни никакое наводнение не страшно городу на высоком берегу. Здесь раньше всего сходит снег по весне и раньше всего уходят вешние воды. Всегда сухо, тепло, нет болотной лихорадки и других болезней от сырости и знобкости. На таком яру весь город всегда продувает ветром, и не висит тучами мошка и комар с речных низин. А если посмотреть с городских стен, то открываются и дальние излуки Клязьмы, и устье, где впадает Нерль, и луга заречные, и леса разноцветные сверкают на солнце… Вот на каком месте поставлен город Владимир.

В сознании древнего человека красота и польза были неразделимы…

Красота и польза. Если посмотреть на историю человечества сквозь призму только этих двух слов, то станет очевидным, что выражение «новые города» — глупость несусветная. Новых городов — нет. Если вы более или менее разумный человек и заложили новый город на удобном для жизни месте, то, построив жилые районы, возведя храмы, школы, стадионы, больницы и заводы, попробуйте копнуть землю у крыльца вашего дома. Не надо далеко ходить. Углубитесь в землю у крыльца вашего дома. И вы найдете… Уж черепки глиняные — точно. Все поглощает и растворяет земля за тьмы веков, но глиняные черепки — остаются. И вы поймете, что здесь до вас уже жили люди. Что это удобное и красивое место еще до вас уже выбирали люди.

Поезжайте просто так по земле. Вдоль рек больших и малых. Найдите над любой рекой семь холмов, как в Риме или в Москве. Или один большой холм, возвышенность просторную, на которой можно поставить город. Начните копать землю в этом чистом поле, на семи ветрах и семи холмах — и вы найдете все то же. И убедитесь, что здесь уже жили люди. Это место уже миллион лет назад было выбрано для стоянки человека…

Кажется, мой фильм не затерялся в общем телевизионном потоке. Во всяком случае, мне тогда позвонили сразу аж из трех журналов, чтобы я написал для них о древнерусской архитектуре, именно о взгляде. Я обещал, но не смог сделать, потому что очень тяжело, трудно писать, изображать картины словами после фильма, где все — показано. И правда, какими словами нарисовать тихую речку Колокшу, что в Юрьеве-Польском. Возле города и в городе она, перегороженная плотинкой, с почти остановившимся течением, грязненькая и мутненькая. А в фильме — светится! Потому что в окнах церквей, в каменных бойницах колоколен, которые стоят на самом берегу, загорелось закатное солнце — и все это вместе отражается в воде; и на экране, перед глазами, сразу два храма: один — плывет вместе с легкими облаками в голубом небе, второй — мерцает в таинственной синеве реки, по которой скользят, кружась, узкие желтые ивовые листья.

Река, река… Дорога ушедших времен и ушедших людей. И храм Покрова на Нерли, восьмое чудо света, поставлен так, что ярче всего и полнее всего подтверждает непреложное правило древних зодчих.

От окраины села Боголюбова мы шли на веслах по Нерли часа полтора — и на всем пути он открывался нам с разных сторон, как бы сопровождал нас. Или — встречал… Потом мы высадились на берег. А можно и дальше идти по реке, огибая полуостров, до впадения Нерли в Клязьму — и все время тонкий силуэт церкви будет парить над речными излуками и прибрежными лугами и перелесками. А она ведь маленькая, очень маленькая.

И с Нерли ее видно, и с Клязьмы!

В ту поездку я взял с собой жену Машу и дочку Динку. Счастливица Динка, она в одиннадцать лет увидела и узнала то, до чего ее отец своим умом и случайным опытом доходил четверть века.

— Не мог человек задумать и сделать такое, — сказала Маша. — Если только по Божьему промыслу. Страшно представить, что же должен был почувствовать Андрей Боголюбский, когда завершилась церковь, когда он понял, что как бы выполнил Божий промысел… И что же чувствовали мастера, когда увидели и поняли, что это они своими руками сделали ее?

Не представляю. Даже боюсь представить. Андрей Боголюбский, человек, близкий к Богу, наверно, молился, сливался в молитвах с Богом, и душа его полнилась какой-то высшей благодатью.

А мастера… Они тоже молились. А потом — в чем я почти уверен — упились вдребадан. Вусмерть. И долго еще пили, чтобы заглушить себя. Не чувствовать.

И так ведь, спустя восемь веков, смотришь, и кажется, что душа не выдержит…

Глава 23

Русская Атлантида

Город, которого нет

Жители Юрьева-Польского живут в городе, которого никогда не было в истории, и неизвестно, есть он сейчас или нет.

Хотите верьте, а хотите нет, но почти во всех энциклопедиях и справочниках он называется — Юрьев-Польский. Мало того, сами горожане именуют его только так. А чтобы отдельные приезжие не сомневались, на въездах в город высятся бетонные надолбы с установленными на них ажурными металлическими буквами: Юрьев-Польский.

При чем здесь поляки!? Они на Северо-Восточной Руси отродясь не бывали! А название города происходит от «поля». Вернее, «ополья». Край так и называется — Владимирское ополье. Пространство за лесами. Переславль-Залесский, Юрьев-Польской…

А может, вернее и точнее будет так — Юрьев-Опольский?!

Иногда мне казалось, что я умом тронулся. Абсурд ведь бьет по мозгам так, что и сам не знаешь, что с тобой творится. Я почему-то ни разу не сказал, никого не спросил из горожан, чего же они свой город эдак-то переиначили? Хотя самая естественная реакция — спросить, удивиться. Но как будто кто-то мне диктовал: молчи. До сих пор не понимаю. Наверно, это был такой вид истерики. Потому что по правде-то надо бы выйти на городскую площадь, раздеться догола и орать: «Люди, вы что, с ума посходили?!»

Так ведь все равно внимания не обратят. Просто в кутузку отведут.

Готовя книгу к печати, я звонил в Юрьев-Польской (Опольский), в музей тамошний. Автоматика не срабатывала, и я заказал переговоры на станции. Дежурная телефонистка откликнулась тут же. «Какой-какой? — переспросила она. — Так вам нужен Юрьев-Польский? Абонента правильно называть надо!»