Призраки истории - Сергей Баймухаметов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это люди из той России, — говорит Сережа Овчаров, новгородский журналист. — Из XIX века. Таких уже не будет…
Мы стоим под гулкими холодными сводами Георгиевского собора Свято-Юрьева монастыря. Вверху, на головокружительной высоте, восстановленная роспись соборного купола.
— Весь день в этом холоде, на высоте висели в люльках девчонки-художницы, — рассказывает Сережа. — Работали смеясь. А смеялись в основном над своей зарплатой…
От главных ворот Свято-Юрьева монастыря открывается вид на широкий Волхов, пересеченный мощными «быками» — опорами несуществующего моста. Новгородцы рассказывают, что перед Первой мировой войной правительство затеяло строительство железнодорожной ветки и моста через Волхов. Но тут восстала новгородская интеллигенция. Ветка должна была пройти мимо церкви Спаса Преображения на Нередице. А там — бесценные фрески XII века. Что с ними будет от беспрерывной вибрации?!
И правительство России вынуждено было прекратить строительство. Миллион золотых рублей пропал втуне…
Я не уточнял, так ли это было на самом деле, да и не хочу, честно говоря, уточнять. Если это красивая легенда, то пусть останется.
Но судьба все равно не пощадила Спас на Нередице. В годы уже Второй мировой войны на него обрушились немецкие снаряды. А то, что не доделали они, разрушается от десятилетий нашего преступного небрежения.
Кружным путем, через Новгород, добираемся до Нередицы. Двери нам открывает промерзшая девочка Карина Гулидова, с кафедры искусствоведения Петербургского университета. Она здесь работает. Заодно и поддерживает «температурный режим» при помощи бытового электрокамина…
Из бокового придела на нас смотрят пронзительные глаза Петра Александрийского — единственная полностью сохранившаяся фреска XII века. Над ней все эти годы, как над зеницей ока своего, хлопочет Татьяна Ромашкевич, ведущий специалист «Росреставрации». Там, за фреской, в стене обнаружены пустоты. Как они повлияют на сохранность фрески? Что будет, если эти пустоты залить? Да ведь и не до сложностей, когда на простые реактивы денег не хватает…
Кстати, к вопросу о том, что таких людей, как Александр Греков и Зинаида Шулякуже не будет. Почему не будет. Они уже есть. И те девочки, что расписывали купол Георгиевского собора за триста рублей зарплаты, и Татьяна Ромашкевич, ученица Шуляк, и вот эта промерзшая девочка Карина… Они уже есть. Другое дело — что они могут сделать, когда вокруг — мы. Вместе с нашими правителями. Нас миллионы и миллионы. И нам — все до лампочки.
В годы Советской власти мы со смешком рассуждали о том, что несколько «изделий» какого-нибудь военного завода по деньгам составляют бюджет областного города. Сейчас мы равнодушно смотрим на неслыханные траты сильных мира сего то на празднества и банкеты, то на помпезные сооружения и на войну в собственной же стране. А ведь все эти десятилетия в храмах того же Новгорода, под ногами, в горах мусора, валялись, к примеру, фрагменты фресок Феофана Грека…
А теперь представьте себе, обвалились бы, вот так валялись под ногами, вот так хранились бы в полузаброшенном неотапливаемом помещении фрески Сикстинской капеллы! Которые, кстати, на два-четыре века позднее новгородских… Да Европа бы со стыда сгорела, сквозь землю провалилась! Или, как в Софийском соборе — прошла бы трещина по фронтону Кёльнского собора. А ее бы замазали с фасада и сделали вид, что все в порядке. Наверно, в Германии скандал бы разразился всенародный… А мы — ничего, даже и не узнали… А когда и узнали — тоже ничего…
Да, правители наши — люди темные. Для них хрен с редькой ценнее Спаса на Нередице. Потому как закуска. Но ведь они из нас вышли. Из нас. Вот и спросим себя: что ж мы за люди такие?
Постскриптум. Кажется, году в 2003-м специальным решением президента России были выделены деньги из резервного фонда для восстановления памятников истории и культуры в Пскове и Великом Новгороде. Не мне судить, велика ли сумма и намного ли ее хватит. Реставраторы говорят, что это капля в море. И действительно, если даже в Великом Новгороде все 147 церквей под угрозой полного разрушения, то страшно представить, в каком же они состоянии в других, менее известных краях. И сам принцип ведь все тот же: «специальное решение», «резервный фонд»… Сегодня кому-то что-то дали, завтра кому-то не дадут… Как будто из милости…
Никто не думает о том, что уходит на дно русская Атлантида. А если и уйдет, мало кто заметит и заплачет.
То есть никто не задумывается над тем же проклятым вопросом: что ж мы за люди такие?
Другого народа у нас нет
Для иллюстраций к этой книге искал я икону одного русского святого, преподобного Петра. Человека своеобразной, но и не такой уж необычной, по тем временам, судьбы. На мой взгляд. Во всяком случае, в письменных источниках нет никаких свидетельств, что современники воспринимали его как нечто исключительное. А по нынешним представлениям, конечно, его судьба кажется фантастической. Достаточно сказать, что этот русский православный святой был правнуком… Чингисхана! Подробно о нем я рассказал в главе «Как Русь жила под игом». А сейчас о поиске. И, понятное дело, не только о поиске…
Обращался я во все церковные учреждения, университеты и институты. И ни в одном из них мне не могли помочь.
Да, есть «Жития…», изданные еще до революции и переизданные сейчас. Есть там краткое жизнеописание святого Петра. Нашел я и «Сказание…» о нем в «Православном сборнике» 1851 или 1861 года, вышедшем в Казани. Но вот где найти икону, изображение его — никто не мог мне подсказать. Как мне говорили, там нет даже каталога иконографии святых. То есть какой-либо поиск вообще невозможен. Разве что по памяти, по наитию…
Конечно, святых много, и, наверно, не все иконы сохранились. Жил Петр в далеком XIII веке, причислен клику святых в XVI веке. Не успели его канонизировать, иконы написать и распространить, как началась опричнина, мор, а там — Смутное время, войны и пожарища.
Все понятно и объяснимо.
Если бы… Если бы две большие фрески с его изображением находились не где-нибудь, а в Кремле! В Архангельском соборе.
Нынче о самом-то Петре можно и не знать. Говорю же, святых много… Но как можно было не знать о фресках Архангельского собора?
Тут я и смутился. Не знал, что и подумать о сотрудниках тех церковных учреждений, институтов, куда обращался за помощью. Так и не понял, то ли не захотели они себе лишних хлопот, то ли действительно не знали, где искать. Тем более, каталога у них нет…
(После выхода реплики в «Литгазете» в редакцию прислал письмо читатель Александр Горфункель из Бостона, США. Он сообщил, что в 1998 году в Санкт-Петербурге, в издательстве «Дмитрий Булавин», вышла двухтомная фундаментальная монография научного сотрудника Института русской литературы Глеба Маркелова «Святые Древней Руси: материалы по иконографии (прориси и переводы, иконописные подлинники».) Спасибо. Я как раз о том и пишу, что сотрудники духовных академий и институтов ничего этого не знают, и каталога у них нет.
И вспомнил историю давнюю, 1988 года. Тогда я случайно столкнулся с молодым человеком, который исподтишка распродавал рукописные старообрядческие книги XVII века! Ему досталась в наследство библиотека его умершего деда, старосты старообрядческой общины. И он ее сплавлял по отдельным томам всяким разным жучкам в букинистических магазинах. А поскольку я имел на него некоторое влияние, то накричал, обвинил в растрате национального достояния и велел больше не прикасаться к нашим сокровищам! А сам стал названивать во все известные мне церковные институты. И в патриархию, и в Лавру, и повсюду… И везде мне отвечали, что выкупить эту библиотеку не могут. И приводили разные причины. В первую очередь — отсутствие денег. А когда я удивился тому, что у могучей церкви нет небольших средств для приобретения небольшой библиотеки, мне сказали, что все средства ушли на празднование тысячелетия крещения Руси…
Ну, про светские организации я говорить не буду. Например, в МГУ мне сказали: «Да что вы! У нас свои книги гниют, хранить негде…»
К счастью, недели через две-три связался я с Сибирским отделением Академии наук СССР, с видным историком, членом-корреспондентом АН Николаем Николаевичем Покровским, крупнейшим специалистом по археографии. Он тотчас вылетел в Москву, осмотрел оставленные у меня две-три книги и мгновенно распорядился выкупить всю библиотеку и вывезти ее в Новосибирск. И вот за чаем я спросил Покровского: как же так, только-только началось у нас возрождение церкви и веры, как же понять такое равнодушие церкви к священным, редким книгам?
А Николай Николаевич ответил: «Надо было обращаться сразу к высоким церковным иерархам. А чиновники… они везде чиновники. Такие же, как и наши. Как мы. Откуда ж им взяться, другим?..»