Призраки истории - Сергей Баймухаметов

Вина церкви безусловна. Ведь не церковный народ сам зашел в «ересь» — туда его завела церковь, в том числе и церковные иерархи во главе с Никоном и царем Алексеем. Более того, вина их неизмерима, несопоставима с виной простых людей, потому как они — пастыри. Но потом вдруг они развернулись на 180 градусов, объявили себя чистеньким и беленькими, а своих же прежних последователей — тупым стадом, которое надо жечь и бить батогами за его темноту и неграмотность. И получается, за свою же вину пастыри стали резать языки пастве и жечь паству!

Наконец, куда и зачем рвались-торопились? Зачем лютовали? Казалось бы, если власть — и церковная, и светская — на вашей стороне, то зачем жечь и казнить?! Подождите. Воспитывайте новых, грамотных попов, рассылайте их по приходам, пусть они проповедуют истинный канон, просвещают заблудшие души. Через век, через два или три века просвещения победа все равно будет за вами.

Но нет! Всех, кто думает не так, надо немедленно заставить думать так, как велено! Насилие как мгновенное решение всех проблем! А они не решаются насилием. Насилие — особенно в вопросах веры — калечит народ и страну, остается и саднит через века.

И это уже не вина, а беда. Беда церкви, общества, государства. Разумеется, насилие — оно всемирно. Как определил классик марксизма-ленинизма: «Насилие — повивальная бабка истории».

Но я говорю и пишу не о мировой истории, а о русской доле и русской судьбе. О том, что насилие и жесткость — заданный зловещий пунктир русской жизни. Как нынче говорят — парадигма.

А теперь я поверну на 180 градусов направление своего очерка!

И заявлю, что старообрядцы были бы еще большей бедой для Руси, России. Безусловно, трудно такое говорить при общем сочувственном отношении к ним. В состоявшейся истории симпатии всегда на стороне мучеников. Тем более — мучеников веры.

Но…

Прошло много времени. И попробуем анализировать спокойно.

Посмотрим, в каком направлении шла Русь под руководством старообрядцев во главе с царями и патриархами.

Филарет в 1627 году специальным указом запретил ряженье, колядованье и обрядовые языческие игры. Патриарх Иосиф в 1628 году велел всем местным попам бороться нещадно со скоморохами. Царь Алексей Михайлович в грамоте 1648 года запретил все игрища, «бесовские песни», увеселения, скоморохов и медвежьих поводырей.

Железной рукой вводилась на Руси полная аскеза!

Это ж были фанатики. Они называли себя «воины Христовы». Скоморохов, художников, танцоров, певцов, поэтов — всех бы сожгли. Пушкина бы не было — уверяю вас!

Выпьем, добрая подружкаБедной юности моей,Выпьем с горя; где же кружка?Сердцу будет веселей.

Как бы не так. Сожгли бы вместе с кружкой и с няней Ариной Родионовной.

Россия превращалась в подобие исламского государства. Вспомним еще раз: арабы в ранние века были самыми передовыми людьми мира. Арабская наука и культура достигли невиданных высот, в то время как Европа прозябала в дикости и варварстве. Но пришел ислам и подавил науку, литературу, живопись — всю светскую культуру. Все остальное — перед нашими глазами…

Видимо, Никон и царь Алексей вовремя поняли, куда они сами же ведут страну. И спохватились. И резко повернули руль.

Да, Никон расправился со старообрядцами с истинно старообрядческой нетерпимостью и жестокостью!

Хотя и были попытки убеждения и переубеждения. Но диспут заранее был обречен на провал при общей нетерпимости с обеих сторон. Особенно — со стороны старообрядцев. Вот пример. Летом 1682 года в Грановитой палате Кремля состоялся диспут при большом стечении народа. Со стороны официальной церкви — Афанасий, епископ Холмогорский. Со стороны старообрядцев — суздальский протопоп Никита Добрынин.

Афанасий, сам некогда старообрядец, искушенный в книжном знании человек, легко разбил все аргументы Никиты, поставил того в тупик. Не найдя слов для достойного ответа, Никита разъярился, прыгнул на Афанасия и… задушил его. На глазах у всех убил человека, священника, слугу Божьего.

И как отреагировали на это старообрядцы?

Криками восторга! Они после этого прошли по Москве торжествующей толпой, поднимая руки с двуперстием и крича: «Тако слагайте! Победихом!»

Переубедить тогдашних старообрядцев было невозможно. Их можно было только пережить. Десятилетиями. А то и веками. Но церковь решила: раз нельзя переубедить — надо заставить или уничтожить.

Началась война на истребление. Официальная церковь и власть совершили преступление, залив кровью и затмив пожарами русскую землю, преследуя, убивая русских людей за их веру.

В то же время нельзя не думать (а об этом как раз мы и не думаем), что в случае победы старообрядцев крови, жестокости и насилия было бы многократно больше. Вот что писал Аввакум: «Всех что собак перепластал бы в один день. Сперва Никона — собаку рассек бы начетверо, а потом и никониан…»

То есть не только предал бы врагов лютой смерти, но и не видел бы в том греха. Какое уж тут христианское смирение и благолепие. Да, можно сказать, что это писал человек, доведенный до крайности, в состоянии ожесточения всех человеческих сил. И это правда. Но общий настрой старообрядцев был именно таким — уничтожать никониан как собак!

При власти официальной церкви старообрядцы все-таки остались, уйдя в Сибирь, на Алтай. За ними уже не гнались, не уничтожали. А победи старообрядцы — они бы не дали послабления. До края света преследовали бы никониан и уничтожали. Такие были люди.

Вот почему я считаю, что кровавая(!) победа никонианской, государственной церкви была в те времена наименьшим злом. Никонианская церковь была все-таки компромиссна, снисходительна к слабостям человеческим. С ней можно было жить. И можно жить и поныне. А старообрядцы превратили бы Русь в подобие исламского государства.

Глава 22

Открытие

Почему мы не видим древнерусские города?

С детства я мечтал о лодке. И когда подрос, на чем только не ходил: и на смоленых плоскодонках-дощаниках, и на плотах, и на резиновых надувных, и на байдарках, конечно, и на катамаранах…

Когда идешь по реке, остановиться невозможно — так и тянет увидеть поскорее, а что же там, за поворотом.

Одно время даже в одиночку пускался в путь. Ведь пока компанию сколотишь, тем более экспедицию на серьезный или долгий маршрут, — хлопот не оберешься. А тут — прицепил надувную лодку к рюкзаку, весла в руки и — в дорогу, сам себе хозяин.

Так однажды, решив пройти по Протве, добрался я на перекладных до Боровска уже глухой ночью. На окраине, на какой-то стройке, раздобыл досок, развел костерок, подогрел еды, завернулся в спальный мешок да и уснул на сухом пригорочке у трансформаторной будки. Утром огляделся, собрался, спустился к реке. Как оказалось, подъехал я к Боровску не ниже по течению реки, а выше. Значит, придется мне идти через город. В походах никто не любит населенку, как говорят водники, но что поделаешь — это ведь не Сибирь и не Казахстан, а Подмосковье, тут на каждом шагу городки да села…

Наладив лодку, отчалил. Пока укладку вещей утрясал и весла пробовал — уже и к Боровску подошел. Огляделся — и дыхание пресеклось.

Течение на Протве быстрое, река петляет, да еще я весла бросил, так что лодку плавно вращало в водоворотах-завихрениях — и как в медленной круговой панораме проплывали передо мной купола и шпили бесчисленных храмов, ничем не загороженные, не заслоненные, как в городе, безобразными корпусами, а открытые взгляду на высоких берегах.

Так вот в чем дело! — ахнул я. — Вот ведь в чем дело, Господи!..

Ведь любой дом ставится лицом к дороге. Украшается резными наличниками, резным крыльцом, показывает себя миру. И города строились точно так же! Лицом к дороге.

А дорога древних — река. Река. Других дорог в те времена просто не было. И города и веси, дворцы и храмы ставились древними зодчими так, чтобы открывались они с реки — с главных ворот города, со въездных путей! Без взгляда с реки нельзя постичь замысел древних архитекторов, невозможно понять и увидеть древнерусские города! Здесь все сходится: и польза, и красота…

И я — случайный счастливец. Не броди я по рекам, так бы и не узнал, не увидел. Как не видят и не знают наших городов почти все люди. Обычное ведь дело: въезжаете вы в Суздаль или Новгород по шоссе или железной дороге — и что видите? Да ничего особенного — склады, пакгаузы, свалки, заводские и еще неведомо какие корпуса. Что Суздаль, что недавно построенные Набережные Челны — никакого отличия. И только тот, кто идет по реке, входит в древний город по реке, видит его настоящим, таким, каким он задуман был древними архитекторами, каким он создавался, каким открывался он нашим предкам и пять, и десять веков назад.