Смерть на Невском проспекте - Дэвид Дикинсон

— И вы полагаете, я знаю, кто это сделал?

— Нет, так я не думаю, Ваше Величество, — сказал Пауэрскорт, спрашивая себя, может ли так быть, что царь знает, но не скажет, — но нахожу, что было бы крайне полезно знать, о чем именно Ваше Величество беседовали с мистером Мартином.

— Боюсь, в этом отношении я вам помочь не смогу. Вопрос был сугубо конфиденциальный.

До того конфиденциальный, что человека убили, с горечью подумал Пауэрскорт. Наверно, «конфиденциальный» в Царском Селе значит «смертельный»!

— Я вполне отдаю себе в этом отчет, Ваше Величество, — сказал он вслух, косясь на фотографию трех очень счастливых девочек, солнечным днем прильнувших к отцу на палубе яхты, — но должен поставить вас в известность — по возвращении в Лондон я собираюсь доложить моему правительству относительно вашей беседы с мистером Мартином.

— А почему это должно меня интересовать? — несколько резковато парировал Николай.

— Потому, Ваше Величество, что я расскажу о своей версии того, что произошло между вами и мистером Мартином. А сейчас мне бы хотелось, чтобы ее услышали вы. Даю вам слово, что, если вы сочтете возможным в каком-либо отношении ее, эту мою версию, поправить, ни одна живая душа не узнает, откуда у меня эти сведения. Прошу вас, Ваше Величество, — внезапно оставив серьезность, широко улыбнулся Пауэрскорт, — давайте же совершим это маленькое путешествие! Ненадолго, минут на десять, оставьте государственные заботы. Вступайте в ряды детективов!

Царь закурил папиросу и улыбнулся в ответ.

— Что ж, в таком случае я перевоплощусь в вашего Шерлока Холмса. Или Шерлока Романова? Хорошо, я приму к сведению то, что вы скажете. Приступайте!

Пауэрскорт глубоко вздохнул. Настал его час. От Маркем-сквер до Царского Села, через британское посольство, док Керенкова, имение его супруги, глаза Наташи Бобринской и пыточные подвалы садиста Хватова — путь в царский кабинет был непростой и неблизкий.

— В самом начале, когда я только еще приступил к расследованию смерти мистера Мартина, — начал он, стараясь по возможности быть честным в разговоре с царем, — я думал, что его послало сюда, с тем или иным предложением, правительство Великобритании. Речь могла идти о заключении нового договора, скажем, союза с Францией против Германии. Я полагал, что убить Мартина могли потому, что кому-то не нравилась эта идея или то, как вы, Ваше Величество, на нее отозвались. Все это не выходило за пределы возможного.

— Но вы, похоже, потом передумали. Почему же?

— Пришлось хорошо поломать голову, Ваше Величество, чтобы понять, какие движущие силы стояли за этой встречей, кто кому написал, кто кого пригласил и так далее. Со временем я решил, что события, наиболее вероятно, развивались следующим образом. Первое. Сначала Ваше Величество послали письмо английскому королю, полагаю, с просьбой, которую не следовало обсуждать ни с кем, кроме премьер-министра. Просьба эта имела форму вопроса, и вопрос касался дел скорее семейных, чем государственных. Этим объясняется то, что разговор шел между монархами напрямую, без посредничества министров. И завесой тайны — или строжайшей конфиденциальности, как вам угодно было выразиться, — объясняется то, что посыльный должен был прибыть напрямую из Лондона, без всяческого участия в деле здешнего посольства.

— Хотел спросить вас, как вы пришли к этому выводу, но, пожалуй, приберегу свои расспросы под конец вашего рассуждения, лорд Пауэрскорт. — Шерлок Романов потушил папиросу и немедленно закурил другую. Пауэрскорт заметил, что у царя пожелтелые от табака кончики пальцев.

— Второе. Мистер Мартин прибывает сюда с ответом из Лондона. О том, каков был ответ, я могу только догадываться. И могу лишь предполагать, почему до сих пор не предпринято никаких действий.

— И каков был ответ, лорд Пауэрскорт? — Царь сидел в густом облаке табачного дыма, из которого время от времени появлялась его рука, чтобы стряхнуть пепел.

— Полагаю, Ваше Величество, что вопрос, посланный вами или вашими агентами в Лондон, состоял примерно в следующем. Сочтет ли возможным королевская семья и, шире, британское правительство, принять царскую семью, то есть вашу супругу и детей, на то время, пока в России продолжаются беспорядки? А также, — после неловкой паузы продолжил Пауэрскорт, — имеются ли в Лондоне врачи, имеющие опыт лечения гемофилии.

— Господи милосердный! — выдохнул Николай.

— Ответ же, привезенный мистером Мартином, — теперь Пауэрскорт вещал, как заведенный, — гласил: да, в том случае, если царская семья согласна тихо-мирно жить в провинции, не рассчитывая на резиденцию в Лондоне, церемониальные балы и государственные банкеты. Самым подходящим для этого местом представляется королевское поместье Сандринхем-Хаус в графстве Норфолк.

В глазах царя отразилась боль, а в вопросе, который он теперь задал, прозвучало отчаяние:

— В этой вашей теории не все сходится. Вы понимаете, о чем я?

— Не уверен, что это изъян, Ваше Величество. Полагаю, вы имеете в виду то, что ваша супруга и дети по-прежнему находятся в Царском Селе, а не в Норфолке. Однако я никак не считаю, что сей факт сводит на нет мою теорию в целом. Британский сторожевой корабль уже которую неделю ходит вдоль береговой линии Финского залива. Люди заметили, это вызывает разговоры. На мой взгляд, существует несколько факторов, способных вклиниться в ситуацию. Во-первых, Ее Величество может не разделять идею переезда в Англию. Возможно, императрица предпочитает в час нужды остаться рядом с супругом и помогать ему в его трудной миссии — управлять Россией. Во-вторых, советники Вашего Величества, если им этот план известен, возможно, считают, что отправка царской семьи, включая наследника, из страны не принесет никакой пользы. Враждебные элементы в обществе, и не только бомбисты, могут увидеть в этом трусость, свидетельство того, что царь не доверяет собственной исполнительной власти. И наконец, Ваше Величество, — тут Пауэрскорт подумал, что пора бы ему остановиться, — если дело с обеспечением безопасности в самом деле до того плохо, что в настоящий момент вы не можете позволить себе присутствовать на похоронах близкого родственника, разорванного бомбой у самой Кремлевской стены, столь же безрассудно было бы позволить компании в шесть человек со всей свитой отправиться отсюда на железнодорожный вокзал или на английский фрегат.

Николай Второй положил нога на ногу и погасил окурок.

— Вам будет интересно услышать, лорд Пауэрскорт, что почти все вами сказанное в той или иной степени соответствует действительности. Поздравляю. Однако у меня есть два вопроса. Как вы узнали, что мы думали отослать детей в Англию? И как вы узнали про моего сына?

Пауэрскорт собрался с мыслями. Он знал, что, если укажет на исчезновение игрушек или яиц Фаберже, Наташе не поздоровится. Точно так же он не мог сослаться на ее свидетельство в вопросе о гемофилии. Он решил пойти ва-банк, начав не с первого вопроса, а со второго.

— У меня есть приятель, Ваше Величество, он политик, тесно связанный с королевской семьей. Простите, имени назвать не могу. Я попросил его навести в близких к королевской семье кругах справки, не было ли сделано приготовлений к приезду членов царской семьи. Он навел такие справки и получил положительный ответ. Кроме того, он сказал мне, что были сделаны запросы в медицинской среде Лондона на предмет наличия специалистов, имеющих опыт врачевания некой болезни. Названа болезнь не была, но, судя по описанию, речь шла о гемофилии. К несчастью, эта болезнь слишком хорошо знакома лондонским докторам — благодаря королеве Виктории. — Пока что вроде бы хорошо, подумал Пауэрскорт, следя за выражением царского лица. — Когда я стал размышлять, что именно английская корона могла бы предложить семье русского царя с точки зрения размещения, я решил, что Лондон для этого подойдет вряд ли. Слишком публично, слишком много любопытствующих глаз, особенно газетных писак. Виндзорский замок? Он достаточно велик, конечно, но там мрачновато и трудно найти уединение. Резиденция Сандринхем-Хаус — идеальный выбор. И когда по моей просьбе мой сотрудник съездил в Норфолк, чтобы взглянуть, не заметно ли там каких приготовлений к приему высокопоставленных зарубежных гостей, ответ также был положительным. Национальность не упоминалась, но помимо взрослых самого высокого ранга, там в самом деле ждали прибытия нескольких детей. — Пауэрскорт слабо улыбнулся, словно извиняясь, что знает так много и так глубоко проник в обстоятельства приватной жизни царя.

— Понятно, — пробормотал Николай и повторил: — Понятно. — Похоже было на то, что он тянет время. Пауэрскорт вспомнил слова де Шассирона, говорившего, что у царя много шарма, но умом он не блещет. — Очень интересно, лорд Пауэрскорт, очень интересно, только теперь будьте любезны просветить меня, каким образом все это связано с покойным мистером Мартином.