Семья Буссардель - Филипп Эриа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тактичность не позволила господину Альбаре расспросить сыновей лесника. Но в замке все догадывались, кто виновник происшествия. Фердинанд без труда получил об этом достоверные сведения от Амори, пообещав ему, что старший брат ничего об этом не узнает, - он и так по малейшему поводу колотил младшего. Викторен не признался в проступке, но на допросах вел себя так дерзко с почтенным господином Альбаре и с собственным дедом, что имелось достаточно оснований строго его наказать. На другой день озорника заперли и посадили на хлеб и на воду.
Не видя Викторена за столом, очаровательная госпожа Овиз спросила, что с ним. Пришлось во всеуслышание рассказать эту историю. Госпожа Овиз разохалась, показала себя женщиной сердобольной: "Помилуйте, нет же никаких доказательств, что именно он виноват. Бедненький мальчик!" Она просила привести Викторена к ней в гостиную, села с ним в сторонке, сказав, что хочет поисповедовать его, и в конце концов взяла его под свою защиту, заявив, что отныне он будет ее пажом и она ручается за его непризнанную добродетель.
Викторен смотрел на госпожу Овиз исподлобья, словно искал, какая ловушка скрыта в ее вмешательстве. Он ничего не ответил, ничего не обещал, но с этого дня почти неделю ходил по пятам за своей заступницей, что не только удивляло, но и очень раздражало Фердинанда, поскольку служило помехой его замыслам. Он уже подумывал, нет ли тут уловки со стороны госпожи Овиз, желавшей то ли избавиться от ухаживаний поклонника, то ли подзадорить его.
Прежде чем он успел найти средство удалить сына, возникло другое препятствие: приехали новые гости - супруги Осман. Фердинанду обычно бывало приятно их видеть, но здесь они могли расстроить его планы. Вот уже год муж Луизы Лагарп состоял префектом департамента Сены; между Теодориной и ее родственницей, теперь круглый год жившей в Париже, восстановилась задушевная дружба. Жорж Осман и Фердинанд Буссардель познакомились ближе и оценили друг друга. Префект был всего лишь на семь лет старше молодого маклера, и оба они принадлежали к одному типу людей. У Османа, росло-широкоплечего мужчины с решительной поступью, успехи его чиновничьей карьере сочетались с любовными успехами. Фердинанд, который лишь через родственные связи мог завести друзей вне своего круга, сблизился со свояком, который так быстро пошел в гору. Префект пользовался расположением императора, тем более надежным, что достиг он его еще до государственного переворота; но это не могло служить приманкой для отпрыска Буссарделей: их независимость по отношению к властям основывалась и на складе ума, и на традициях, а еще больше на житейском опыте. Все же это обстоятельство не препятствовало их дружбе, установившейся по естественным законам родства и симпатии.
У обоих кузенов имелась излюбленная тема разговоров, и стоило им встретиться, они тотчас затрагивали ее, как два любителя старины, собирающие одни и те же предметы. Речь шла о том, что у Буссарделей уже на протяжении двух поколений обозначалось словом "участки", которое для них имело всеобъемлющее значение; Фердинанд, еще не получив в наследство купленные отцом земельные владения в Париже, уже унаследовал его взгляды на них и его страсть. А Жорж Осман в свою очередь, лишь только он появился в городской ратуше, приказал доставить туда огромные планы города, испещренные, как это было известно, цветными карандашами императора, но носившие на себе также и печать личной выдумки нового префекта.
Фердинанд рассматривал вопросы градостроительства с точки зрения финансиста и собственника участков - словом, как и подобает Буссарделю, тогда как Жорж Осман глядел на это глазами администратора, пейзажиста и географа. Префект говорил о необходимости рассечь из стратегических соображений мятежные районы проспектами, для того чтобы невозможно было поднимать в них восстания, говорил о пользе широких улиц, об украшении города просто ради украшения и иной раз с увлечением описывал новый Париж, который постепенно выберется на простор из недр древнего города, с западной его стороны. Фердинанда не восхищали столь далекие перспективы, из красочной утопии он схватывал лишь то, что считал наиболее осуществимым. Когда, например, кузен объяснил ему неизбежность расширения города в западную сторону, он решил купить земельный участок, прилегающий к бульвару Этуаль, предпочтя его другому участку.
У подножия Монмартрских холмов пришлось платить за квадратный метр дороже, но зато этот район ожидала большая будущность.
Буссардели чувствовали себя в Буа-Дардо как дома; Альбаре смотрел на их семью, как на свою собственную, просил их приглашать в имение кого угодно. Уже и в прошлое лето Теодорина уговорила свою родственницу, супругу Османа, провести
несколько дней в этом красивом замке, и даже сам Жорж Осман пробыл там сутки, приехав за женой. В Буа-Дардо, в семейном доме, где можно было встретить людей буржуазного круга, с солидным положением и умением держать язык за зубами, супруги Осман отдыхали: он - от своих трудов и борьбы, которую вел в муниципальном совете, она - от утомительных приемов, которыми
На этот раз они собирались приехать вместе на следующий день после публичных увеселений, устраиваемых пятнадцатого августа. Празднество это требовало личного присутствия префекта и больших хлопот с его стороны, тем более что Наполеон III путешествовал тогда по югу, а население Парижа было возбуждено вестями о Крымской войне. Старик Буссардель освободил свою комнату, выходящую на террасу: ее решили предоставить Османам. Но, приехав, они сразу сказали, что могут пробыть в имении только четыре дня. Фердинанд отложил на четыре дня победу над госпожой Овиз.
Недовольство его рассеялось через минуту, ибо приезд его родственников в известном отношении был весьма кстати. Два года тому назад были конфискованы владения дома Орлеанов - на основании указа, который вызвал много шума в печати и привел к отставке графа Морни. Среди этих владений был парк Монсо, отнятый у Орлеанов во время Великой революции и возвращенный им после падения Наполеона I. В 1830 году, на двое суток до вступления на престол, Луи-Филипп передал все свое движимое и недвижимое имущество своим сыновьям, надеясь таким образом избежать его национализации. Декрет от 22 января 1852 года аннулировал эту дарственную. Часть парка была объявлена государственной собственностью, остальная же его часть осталась собственностью принцев, как их наследство со стороны принцессы Аделаиды.
От судьбы этого парка зависела будущность всех соседних земельных владений и, следовательно, земельных участков "Террасы". Но в первый год пребывания на посту парижского префекта Жорж Осман был так занят, что Буссардели не имели возможности побеседовать с ним о таком важном для них деле. Для того чтобы разговор столь личного характера не показался неделикатным и даже бестактным, нужны были благоприятные обстоятельства, подготовительные шаги, дружеская атмосфера. Приезд префекта в Буа-Дардо даже на такой короткий срок был очень кстати при условии, что Буссардели сумеют воспользоваться случаем.
На следующий день после прибытия именитых гостей, пока Луиза Лагарп рассказывала в гостиной о званом обеде, который она давала в ратуше, Буссардели, отец и сын, пригласили своего родственника сыграть пульку втроем и удалились с ним в биллиардную. Оттуда они вышли только через два часа. Остальная компания уже успела прогуляться по парку и, возвратившись, пила чай.
Ночью Фердинанд долго совещался с отцом; после этого старик Буссардель вызвал телеграммой молодого человека, по фамилии Рику, который уже два года служил у него личным секретарем и знал все дела своего патрона. Рику приехал из Парижа и, получив инструкции, уехал обратно. Все произошло очень быстро, префект с супругой еще гостили в имении, а Буссардели могли со спокойной душой посвятить себя Османам в последний день их отдыха в Буа-Дардо.
- У Эмиля Перейра есть виды на долину Монсо, - доверительно сообщил Буссардель старший господину Альбаре, когда Османы уехали.- Он уже два года назад накупил там земельных участков, я это знал. Но, как мне сказали, он хочет еще прикупить земли в этих местах.
- А что это значит?
- Прежде всего это значит, что моя идея хороша. У господ Перейр чутье превосходное, они не стали бы покупать участки в районе, у которого нет будущего. Я никогда не сомневался, что выгодно поместил свои деньги, а уж с позавчерашнего дня никакие сомнения тут просто невозможны... Верно, сынок?
Фердинанд молча, с серьезным лицом кивнул головой. Буссардели отвели своего старого друга в сторону, якобы желая посмотреть на отменные груши, а на деле для того, чтобы поговорить с ним о делах без свидетелей. Они знали, что могут с полной безопасностью доверить ему мнение и советы Жоржа Османа.
- Только вот что неприятно,- заговорил Фердинанд, пройдя немного по дорожке,- раз на сцену выступил Эмиль Перейр, значит, у нас появился соперник.